Все мои дороги ведут к тебе. Книга вторая

Тошнота снова подступила к горлу. Хотелось броситься вниз по лестнице, выскочить на улицу, бежать, куда глаза глядят. Саша вцепилась в перила, уже намереваясь броситься вниз, как вдруг Андрей произнес, строго взглянув на сына:

– Витя, тебе стоит больше заботиться о супруге, тем более, сейчас, когда она в щекотливом положении… Прошу вас, Саша…

Она подняла на него глаза, заметив, как покраснели его щеки. На Сашу он взглянуть не решался, очевидно, понимая, как жалко и неубедительно он выглядел в этот момент.

Тем временем Виктор с готовностью кивнул несколько раз и сделал шаг к ней.

Следя глазами за Андреем, видя его сконфуженный вид и горечь в глазах, но еще больше не желая, чтобы Виктор прикасался к ней, она подалась в сторону стены и медленно поднялась, обходя мужа стороной. Она ощущала, как он торжествующе следил за ней глазами. Сердце бешено колотилось в груди, гадая в панике, что ее могло ждать, когда двери спальни за ним закроются, и они снова останутся вдвоем. И с горечью снова поймала быстрый жалкий взгляд Андрея на себе.

Войдя в комнату и прислушиваясь к шагам мужа за спиной, Саша почувствовала страшную слабость и головокружение, кровь сильно пульсировала в висках, все поплыло перед глазами. Невыносимо заболело внизу живота. Согнувшись вдвое, Саша тяжело опустилась на край кровати, ощущая, как стремительно похолодели ее пальцы, сжимавшие живот. Сильный озноб охватил тело; губы и щеки побелели, и что-то теплое побежало по ногам. С ужасом Саша бросилась в проем ванной комнаты, но ноги подкосились от накатившей слабости, и она повалилась на пол, теряя сознание.

4.5.

Наутро Саша украдкой наблюдала за тем, как тихо Виктор встал с постели и еще в полутьме быстро собрался и вышел из спальни. Выглядел он неважно, даже не взглянул в ее сторону то ли все еще злясь, то ли чувствуя свою вину. Саша снова и снова обхватывала свой живот руками, вспоминая вчерашнюю ссору. Как потеряла сознание, не помнила, зато помнила, как посреди ночи приехал доктор Андрей Николаевич Эбель. Она с тревогой ловила его взгляд, наблюдая за тем, как он долго фонендоскопом слушал ее живот, сдержанно улыбнувшись ее смущению, задирая рубашку. И облегченно выдохнула, когда доктор заверил, что с малышом все в порядке. Правда, он предупредил, что новые переживания или даже легкая простуда может снова поставить ее под угрозу. Поэтому, заключил он, от уроков стоило отказаться. Обхватив с трепетом живот руками, Саша видела, как доктор отвел Виктора в угол спальни и тихо сказал мужу:

– Ну, что же вы, Виктор Андреевич? Барыня слаба, повремените до родов. Иначе не доходит.

И видела, как Виктор пунцово покраснел, суетливо кивнул несколько раз и, бросив на Сашу быстрый виноватый взгляд, вылетел из комнаты, как ошпаренный.

Несмотря на то, что все обошлось, Саша не могла простить ему грубость за ужином и насилие над собой. И все-таки решила, что не будет больше провоцировать его гнев. От уроков можно было отказаться, тем более что и сама она сильно испугалась, едва не потеряв малыша. Но Ирина Маниловна и ее дети всегда к ней хорошо относились, а значит, их нужно было поставить в известность. И хотя Саша понимала, что Виктор мог об этом и сам позаботиться, ей все же хотелось это сделать самой. Тем более, так у нее был повод выйти на улицу и тайком от мужа встретиться с Олей. Начинать с ним об этом разговор Саша не решалась, понимая, что все опять может закончиться скандалом. А встретиться с ней в ее номерах, пока Виктор был на работе, она вполне могла, оставшись незамеченной. Да, говорила она себе, снова ей приходилось изворачиваться и обманывать его. Но что делать, если он и слышать не хотел об Ольге?

Решившись, Саша спустилась вниз, в столовую, с тревогой ощущая еще противные болезненные ощущения от вчерашней схватки с Виктором. Слава богу, эти мгновения остались в прошлом. Она больше ни на шаг к себе его не подпустит.

Позавтракав вчерашним зур-белишем, Саша быстро собралась и уехала из дома в нанятом фаэтоне, ничего не сказав Глаше. Она знала, что экономка начнет ее отговаривать, причитать, пытаясь вызвать в ней чувство вины. Саша не была настроена на очередной спор, больше всего она боялась, что муж ей не позволит встретиться с сестрой. Надо было торопиться.

Как и стоило ожидать, Ирины Маниловны не было дома, которая привычно с утра хлопотала на фабрике. Поэтому Саша пылко обняла Володю и Динару и, поочередно целуя их в головы, мягко говорила:

– Милые мои ученики, я вас никогда не забуду! Может, даст бог, я смогу вам преподавать на следующий год, но сейчас мне доктор велел прекратить. Мне очень жаль, вы очень способные дети, вам обязательно нужно учиться. Особенно вам, Володя.

Володя держался, как мог, стоя немного в стороне. А вот Динара плакала навзрыд, прижимаясь к Саше и оттирая пухлыми пальчиками слезы. Обхватив Сашу за шею, Динара с жалостью прошептала:

– Володя сказал, что у вас будет свой ребенок, и поэтому мы вам больше не нужны, – с этими словами она тихо заплакала, прижав мокрую щечку к Сашиному плечу.

Саша строго посмотрела на Володю, который под ее взглядом уныло опустил глаза и сдержанно произнес:

– Простите меня, сударыня. Но нам очень горько с вами расставаться.

– И мне, – с тоской прошептала Саша, потянув в его сторону руку, пытаясь прижать его к себе. Володя неуверенно сделал к ней шаг и, едва поймав ее руку, быстро заморгал глазами, стараясь справиться со слезами, но они потекли из мальчишеских глаз неудержимо. Володя смущенно отворачивал лицо, сильнее склоняя голову к груди, чтобы никто не увидел его слез, но справиться с собой уже не мог. Прижавшись к Саше, он тихо заплакал, обнимая сестренку и стыдливо краснея вблизи Саши.

Она вышла стремительно, прикрыв за собой тяжелую дубовую дверь с кованными элементами и красивым вензелем «П» – Пашиевы, ощущая тяжесть в сердце. Перед уходом оставила на столе в гостиной письмо для Ирины Маниловны, в котором благодарила за опыт и доверие и сожалела о вынужденном прекращении своих обязанностей. Тронув пальцами в темных перчатках красивую скатерть стола, Саша почему-то подумала, что в этот дом она уже никогда не вернется.

Где еще могла остановиться Ольга Пурталес? Конечно, в лучших меблированных номерах гостиницы «Франция». Добираясь до Воскресенской улицы в трамвайном вагоне, Саша напряженно вглядывалась в дома и людей, боясь встретить хоть кого-то из знакомых, кто мог бы доложить мужу о том, что видели ее. Этот противный страх, что Виктор узнает о ее поездке к сестре, заставил Сашу отказаться сегодня от посещения лекций. Она хотела увидеться с Ольгой и вернуться до приезда мужа, надеясь избежать скандала. Что с ним происходило? Почему из тихого и неуверенного в себе юноши он вдруг превратился в настоящего деспота, желая полностью подчинить ее себе? Эта перемена в нем страшила и пугала ее. Но, беспокоясь за свое здоровье, а самое главное, за своего малыша, Саше хотелось поступить мудро: встретиться с сестрой, но и не провоцировать мужа. Ей очень хотелось поговорить с Олей о вчерашнем, а самое главное, успокоить. Да, все не так радужно, как Оле казалось поначалу, она не любит своего мужа, и он бывает просто невыносим, но разве это что-то особенное? Тысячи женщин так живут, Оля так живет. А у нее на это были свои причины. Тем более теперь, когда она носила под сердцем ребенка. Саша опустила руки на живот, вновь мыслями погрузившись в материнство. Под теплым темно-зеленым платьем и новой, купленной в качестве подарка Олей бархатной тужурке с подкладом, явственно ощущалось тепло округлившегося животика. Слава богу, после вчерашнего больше не было никаких дурных симптомов. Так хотелось поверить доктору, что ей и малышу ничто больше не угрожает.

С этими мыслями Саша вошла в парадный подъезд помпезного доходного дома в классическом стиле на Воскресенской. Номера Ольги располагались на втором этаже, объединив две большие меблированные комнаты. Массивная парадная лестница наверх впечатляла своей отделкой и мягким персидским ковром, покрывавшим все ступени и полы. Саша невольно засматривалась на высокие окна и фантастический растительный орнамент лепнины, украшавший коридорные светильники. Здесь пахло роскошью и дорогими духами, возвещая о состоятельности жильцов. Саша с удивлением поняла, что эта кричащая роскошь в ней вызывала не более чем удивление. Выросшая среди шикарных вилл Мардакаяна и богатства Майского, она прекрасно научилась обходиться без этого здесь, в Казани.

Постучав в тяжелую дубовую дверь, Саша прислушалась. Снова постучала. Спустя время за дверью послышались шаги, затем дверь распахнулась. В дверях стояла Ольга в тонком, почти прозрачном пеньюаре, едва прикрывавшем ее пышные красивые формы. Волосы ее были распущены, словно она только проснулась, а глаза красны. Это удивило Сашу. Сестра как-то странно улыбнулась и молча ушла вглубь комнаты, оставив дверь открытой. Саша сконфужено вошла, чувствуя, что пришла, по-видимому, не вовремя, заметив, что Ольга была явно чем-то расстроена. Сестра тяжело легла на мягкую, обитую розовым велюром кушетку, подложив под спину подушку в виде валика, и подняла с маленького кофейного столика мундштук. Закурив, она молча показала Саше сесть.

Изящная мебель комнаты была выполнена в розовых оттенках. Высокие окна, которые пропускали много весеннего света в первую залу, были задернуты светлыми шторами. На круглом столе у окна стояла ваза с крупными желтыми розами. Саша невольно осмотрелась, прислушиваясь и стараясь понять: Григорий в номере или нет?

– Сядь уже. Я одна, – раздраженно бросила Ольга, выпуская дым в сторону и стряхивая пепел прямо на пол. Она сама на себя не походила. Обычно такая жизнерадостная и приветливая, сейчас даже не пыталась скрыть своего раздражения.

Саша села подальше от табачного дыма в изящное кресло, обитое велюровой тканью с округлыми подлокотниками.

– Ты чем-то расстроена?

Ольга повела бровями и после паузы произнесла:

– Не бери в голову. Так, бывает, – ее голос дрогнул, а уже через секунду Ольга поднялась с кушетки, нервно встала и прошлась по комнате, обхватив пальцами локоть второй руки и продолжая курить. И заговорила: – Гриша ушел вчера после того, как мы вернулись от вас. И до сих пор его нет. Я просто схожу с ума! – она развернулась к Саше, глаза ее блестели. – Понимаешь, у него бывает, он может исчезнуть на день, два. Самое большое было на неделю, потом появиться. Но мы вчера сильно повздорили. Сильно. И мне страшно, – Ольга подошла к Саше, которая взяла ее за руку и тихо спросила:

– Надеюсь, вы поссорились не из-за меня?

Ольга вздохнула, снова опускаясь на кушетку, выпуская дым и глядя на Сашу.

– Из-за всего. Он не хотел ехать к вам. Я его уговорила. Сама не знаю, зачем. Он и ехать-то в Казань не хотел. Может, мне хотелось, чтобы ты с ним познакомилась, может, мне просто страшно оставлять его одного, – она вдруг тяжело закрыла глаза, а потом тревожно произнесла: – Понимаешь, я безумно боюсь его потерять. Я боюсь, что он может кого-то себе найти. Будь моя воля, я бы никуда его не отпускала, – она грустно усмехнулась Саше, стряхивая пепел в изящную белую пепельницу на кофейном столике. – Совсем как твой муж. А Гришу это бесит. Он очень серьезно относится к своей свободе. Он не готов подчиняться, ну, ты сама вчера все слышала. В общем, он вчера довел меня до номера и сказал, что ему надо пройтись. А я, дура, вцепилась в него и потребовала остаться. Он терпеть этого не может, – она уронила голову в ладони и тихо заплакала. Дым от сигареты тревожно поднимался кверху.

Саша подсела к ней на кушетку и обняла.

– Оленька, прошу тебя, успокойся. Все будет хорошо. Он придет, вот увидишь, придет. Ну, повздорили, с кем не бывает…

– Ты не понимаешь, – Ольга отняла руки и сдавленно прошептала: – Я не могу себя контролировать. Я панически боюсь остаться одна. А когда у меня начинаются эти истерики, он… будто бы ненавидит меня! Он считает, что я предала его идеи, раз хочу привязать к себе. Думает, что я его не уважаю, отношусь к нему, как богачка к своему пажу. Но ведь это не так, Саша! Я люблю его больше жизни! А разве можно по-другому, если любишь? Разве не понятно, что мне он нужен как воздух, а раз так, то он должен быть всегда рядом? – она в отчаянии бросила мундштук на столик и всплеснула руками, снова вставая и нервно пройдясь из стороны в сторону. – Я ведь со всем соглашаюсь. Не лезу к нему с расспросами, не допытываюсь, с кем он был и верен ли мне. Но вот так сутки напролет ждать его и сходить с ума, вернется ли, это выше моих сил! – она металась по комнате, говоря все это надломленным, дрожащим голосом. От гордой и сводящей с ума женщины не осталось и следа. Оля казалась слабой, беззащитной, напуганной и очень несчастной.

Саша встала и, подойдя, взяла ее ладони в свои руки. Глядя ей в глаза, она произнесла, стараясь подбодрить сестру:

– Ты ему тоже нужна. Поверь, он смотрит на тебя не менее взволнованным взглядом. А если бы захотел, то давно бы уже ушел от тебя. Не терзай себя. Если он придет прямо сейчас, кого он увидит? Не красавицу Ольгу Пурталес, от которой нельзя глаз отвести, а заплаканную и напуганную женщину. Разве ты этого хочешь?

Ольга слабо усмехнулась, присаживаясь в кресло, ссутулившись и обхватив себя руками. С тоской произнесла:

– Все в моей жизни не так, Сашка. Ты не представляешь, как мне осточертело всегда быть красивой и выглядеть, как богиня. Мне просто хочется тихого женского счастья. Быть слабой и любимой, чтобы мой мужчина позволил мне быть такой. Я люблю его, безумно, страстно, но я так боюсь его потерять, что всегда стараюсь быть веселой, манкой, разряженной, словно шутиха в цирке! Стоит же мне показать, что у меня на душе, как все рушится. Вот вчера дала волю слезам, и что? Он тут же ушел! – она снова затряслась в рыданиях, уткнувшись в Сашино плечо. Несколько минут просто сидели молча.

Саша обнимала сестру, радуясь тому, что приехала наперекор мужу и смогла поддержать Олю в этот момент.

Вдруг Ольга подняла заплаканное лицо и несколько раз быстро поцеловала Сашу в лоб, в щеку, шепча надломленным голосом:

– Я знаю, в чем моя беда. Знаю. Мне не надо было тащить его сюда за собой! Но мне так хотелось познакомить тебя с ним. И я так боюсь оставлять его одного! Я ведь, и, правда, веду себя, как будто он – моя собачка. Конечно, его это бесит! Беда в том, что я не хочу себя так вести, а веду. Но ведь я и не умею по-другому! – она снова заплакала, оттирая слезы. – Ты права. Мне не надо ехать с ним в Баку. Но не потому, что родители меня не поймут, а потому что я не хочу, чтобы с ним обращались как с безродным дерьмом. Ты не представляешь, какой он! Как мне хорошо с ним, Саша! Я умру, если он не вернется! – она прижалась лбом к коленям и снова тихо заплакала.

Саша крепче обняла ее, поглаживая по спине, и тихо сказала, невольно вспомнив все, что произошло вчера:

– Меня, конечно, задели вчера его слова. Но в чем-то он, бесспорно, прав. Мы все чего-то боимся. Этот страх толкает нас подчиняться или подчинять. Представь, как ему тяжело быть с тобой на равных? Конечно, он хочет быть не просто твоим подчиненным или любовником. Наверняка, он хочет, чтобы ты уважала в нем свободного человека. Да и разве можно по-настоящему любить, если не уважаешь?

Ольга подняла голову и обернулась к Саше, заглядывая в глаза. И вдруг глаза ее округлились. Она быстро оттерла слезы, несколько раз судорожно кивнув, и с горечью проговорила:

– Господи, прости меня! Прости за эти слезы! Как ты?.. Тебе-то, я поняла, совсем не сладко, а тут я со своими проблемами… Что было вчера, когда мы ушли? Повздорили? Мне было ужасно больно за тебя, Саша!

Саша крепче обняла ее, поглаживая по спине.

– У меня все в порядке, не переживай, – проговорила она заученно.

– В порядке?! – Оля отстранилась от нее и полностью развернулась, в упор глядя на Сашу. – Зачем ты обманываешь? Я же вижу, что он тебя ломает, пытается подчинить. Мне вчера так было обидно за тебя, Саша!.. Признайся, ты ведь совсем… не любишь его? – почему-то шепотом произнесла Ольга, с ужасом глядя на сестру.