Нервная дрожь и злой смешок вырвались из груди, когда Саша вспомнила слова Олиного любовника про комнатную собачку. Горько было признаваться, но именно так она ощущала теперь себя в этом доме, лишний раз боясь пикнуть в присутствии мужа. А потом она с возмущением вспомнила слова Виктора «есть же приличия, в конце концов.» Да как он смел? Что неприличного она делала, всеми силами пытаясь быть хорошей женой и невесткой? Щеки горели от возмущения и от всех тех слов, что были произнесены во время ужина. Вспомнив его красные вздутые щеки и гневные глаза, Саша почувствовала, как страшная тошнота подкатила к горлу. Она едва успела добежать до раковины в углу комнаты, как поток противной склизкой жижи стремительно хлынул из нее. Что-то кислое и неприятное першило в горле. Сильно мутило и вызывало новые позывы. С трудом держась за раковину, Саша чувствовала, как слабеет. Когда в животе не осталось и капли пищи, отпустило. Живот противно свело. Умывшись трясущейся рукой, она слабо легла на кровать, скинув обувь и платье. Кутаясь в одеяло, с ужасом услышала в коридоре шаги Виктора. Только не сейчас!
Он вошел, с грохотом открыв дверь, нимало не беспокоясь, спит она или нет. Скинув пиджак и галстук, а затем рубаху и обувь, тяжело сел на кровать в темноте. Затем снял брюки и, швырнув их на стоявшее рядом кресло, обернулся в сторону Саши.
– Вас опять тошнило?
Саша молчала, притворившись спящей. Только не сегодня! Но Виктор явно был настроен решительно. Он тронул ее довольно требовательно и после того, как она не отозвалась, зло стащил с нее одеяло и принялся стягивать с нее панталоны. Саша начала вырываться, пытаясь отползти на край кровати. Он тяжело дышал, быстро покрываясь липким, резко пахнувшим потом. Его короткие толстые пальцы настырно шарили по ее грудям и ягодицам. Саша сильно брыкалась, отстраняя от себя его руки, вырываясь и пытаясь соскочить с постели. После всего того, что он наговорил, после того унижения в столовой она бешеными злыми глазами смотрела на него, не желая допускать его до себя, чувствуя сильную неприязнь и обиду.
– Не смейте упираться, – процедил он у самого ее лица, покрывая его липкими противными поцелуями. – Уймитесь! – еще требовательнее произнес он.
Саша с силой оттолкнула его и отскочила к окну, трясущими руками стягивая рубашку на груди и оправляя панталоны. Стоя в темноте у окна с растрепанными волосами, она злыми глазами смотрела на него, пытаясь защититься и дать отпор.
Виктор усмехнулся и встал с кровати, медленно направившись к ней.
– Вы затеяли игру? Думаете, я не справлюсь с вами?
– Не смейте! – голос ее был каким-то чужим, осипшим от страха и злобы, которую он вызывал в ней. – Вы вели себя неуважительно! Я вам ни малейшего повода не дала…
– Ни малейшего повода? – он снова усмехнулся, подходя к ней и пытаясь взять ее за руку.
Саша с силой выдернула руку и снова отскочила в сторону, выставив ладони, пытаясь защититься.
– Вы просто оборотень! – крикнула она ему в лицо, отходя дальше и пытаясь совладать с дрожью и страхом. – Вы только прикидывались добрым и заботливым. Стоило вам заполучить меня, как вы пытаетесь переломать и унизить меня. Причем, не важно, перед кем. Даже перед моей собственной сестрой!
– Вы – моя жена, а значит, должны подчиняться мне! – проревел он, делая за ней тяжелые грузные шаги, краснея от бешенства. – И потом, что вам до мнения этой распутницы? – он приблизился к ней, раскинув руки в стороны, не давая ей выбраться из темного угла комнаты.
– Да как вы смеете?! – Саша всеми силами пыталась вырваться, порываясь проскочить мимо него, но его широкая грудь и большие медвежьи руки не давали ей этого сделать. Выбившись из сил, чувствуя тяжесть в животе и груди, Саша плотно прижалась к стене, пытаясь увернуться от его прикосновений. – Она моя сестра. Не смейте ее оскорблять!
– Мне плевать, кто она! – произнес он, пытаясь схватить ее за руку и злясь от того, что она вырывалась. – Она скачет из койки в койку, имея законного мужа! В мой дом притащилась со своим любовником. И вы это поощряете? Может, у вас это семейное? Вы ведь тоже успели понабраться опыта до замужества? И только со мной вечно корчите из себя невинность, – он вплотную приблизился к ней, тяжело придавив ее своим грузным телом к углу, жарким несвежим дыханием дыша ей в лицо, с силой сунул руку между ее ног. Его маленькие бесцветные глаза сверлили ее в темноте, а второй рукой требовательно схватил ее руку, опуская вниз, не давая ей возможности оттолкнуть себя. От его прикосновений выворачивало наружу. И вдруг яростно зашептал: – Я насквозь вижу вашу развратную натуру. Ваша сестра – шлюха, и вы – шлюха! Кому же вы подарили свою невинность? – он зло смотрел на нее, толстыми липкими губами касаясь ее лица. Саша пыталась отпихнуть его руку, которой он шарил под ее рубашкой. А он вдруг схватил ее за руку и потащил к шкафу. Раскрыв его, больно сжимая ее запястье, скинул на пол роскошную шубу из куницы и, прищурившись, в упор уставился на Сашу. – Откуда у вас это? Отец послал? Как бы не так! Ваш отец лишил вас всего, стал бы он отправлять вам это! Это он? Он?! – держа ее за руку, больно сжимая запястье, он принялся ногами топтать дорогой роскошный мех, злобно глядя на Сашу, которая пыталась вырваться из его рук, испуганно глядя на него, видя, как злость и ревность, прорвавшиеся вдруг наружу, совершенно затуманили ему разум. Не помня себя, Виктор яростно толкнул ее к стене и, больно сжав плечи, зло у самого лица прошипел: – Вы любили его? За что же еще можно сделать такой подарок? Наверняка, с ним вы вели себя иначе. Целовали его? Желали его? Отвечайте! – глаза его болезненно сверкали, подбородок слегка подрагивал, а дыхание становилось все тяжелее и тяжелее. – Где же он? Бросил вас? Вот вы и прибежали ко мне! Я спас вас от позора и бесчестия! И теперь вы – моя. Моя! И не смейте упираться!
– Оставьте меня! – процедила она, отворачивая свое лицо от его противного липкого рта.
– Вам не нравятся мои ласки? А выхода у вас нет, – он с ненавистью пнул шубу в угол комнаты и с силой обхватил ее бедра.
– Прошу вас, я не хочу, – прошептала Саша, умоляющими глазами глядя на него, понимая, что справиться с ним не может, пытаясь остановить его и удержать освободившимися руками.
– Вы никогда не хотите. Не слишком-то это правильно для хорошей жены, – процедил он, прижимая ее с силой к стене, не обращая внимания на все попытки вырваться.
– Уйдите! Оставьте меня! Вы противны!
– Противен?! – взревел он и вдруг яростно швырнул ее на кровать. Тянущая боль пронзила ее тело. Саша не успела подняться, как он зверски схватил ее сзади и поставил на четвереньки. Она зажмурилась от боли внизу, пытаясь удержать равновесие, опираясь руками о кровать, чтобы не навредить малышу. Виктор крепко держал ее сзади. Она чувствовала, как он еще сильнее вспотел, сжимая ее плечи, как больно и тяжело входил в нее, от чего ей приходилось сильнее пригибаться к кровати, надеясь обезопасить малыша. Его тяжелое липкое от пота тело яростно двигалось снова и снова, снова и снова, отчего у Саши дико напрягалась спина, болезненно вздрагивали тяжелые набухшие груди. Но кончить не мог, долго и судорожно пыхтел, мучительно хватаясь за ее плечи. Саша с трудом удерживала равновесие, обхватив второй рукой живот, беззвучно рыдая от боли и обиды. Он тяжело дышал, сильнее прижимал ее к кровати, потом пытался пристроиться иначе, грузно перемещая тяжелое тело. Пыхтя и злясь, стискивал толстыми пальцами ее болезненные груди, не обращая внимания на то, как Саша вскрикивала, безнадежно пытаясь отстраниться. И вдруг, обессиленный, злой и недовольный, он в бешенстве отпихнул ее в сторону, а сам обмякшим телом рухнул на кровать, тяжело дыша, будто из последних сил. Саша быстро отползла, поджав к животу колени, ощущая мелкую противную дрожь в руках и ногах. Нещадно отваливалась спина и ныла промежность. Хотелось издохнуть, лишь бы только не видеть его противное бесцветное лицо.
– Я запрещаю вам с ней встречаться. Пусть катится обратно, и все ее подарочки верните, – через некоторое время произнес он, тяжело вставая с постели.
Не поднимая головы, не в силах посмотреть на него, Саша сдавленно прошептала:
– Вы думаете, у вас есть право разлучать меня с семьей?
– Я – ваша семья! – рявкнул он, стаскивая с себя потную рубаху и небрежно бросая ее в угол. – Я принял вас. Вы мне обязаны. А вы… ни на что негодны!
Саша мучительно закрыла глаза, съеживаясь от его слов и звуков его голоса, и сдавленно прошептала:
– Я не могу ее оставить одну в чужом городе…
– Она не одна. С ней ее безбожник и прелюбодей, – он презрительно усмехнулся, налив из графина воды и быстро выпив.
Это было невыносимо. Находиться с ним в одной комнате, слышать его ненавистный голос, чувствовать запах его пота не было сил! Слезы и горечь толкали ее сползти с постели, несмотря на тянущую боль в животе. Тяжело передвигая ноги, держась за кровать, Саша двинулась к двери, говоря на ходу:
– Вы не можете мне запретить. Я вам не бессловесное существо! Моя сестра проделала такой путь, чтобы приехать ко мне. Вы не можете мне запретить!
– Вернитесь в постель! – процедил он недовольно, делая шаг к ней. – Будете упираться, я вас дома запру. Вы никуда не сможете ходить! – с этими словами он быстро подошел и навалился над ней, упершись руками в дверные косяки.
Она держалась рукой за ручку, снизу вверх глядя на него, еще чувствуя противную ноющую боль внизу, надеясь убежать, если он вновь попытается взять ее силой.
– Дайте мне ее проводить! Что мне на колени встать перед вами? Она моя сестра! Прошу вас! – голос ее дрожал.
– Вы в первую очередь моя жена! Извольте слушаться, – он схватил ее за руку, желая оттащить от двери.
Но Саша стремительно вырвала руку и, быстро толкнув дверь, выскочила в темный коридор, пытаясь убежать от него, даже невзирая на нараставшую боль внизу живота.
– Сука! – он бросился за ней, с силой ударив по стене кулаком. – Вернись!
В коридоре было очень темно, так что Саша с трудом на ощупь нашла перила, ведущие вниз, стягивая на груди рубашку и испуганно оборачиваясь на звуки его голоса. Ноги предательски дрожали, быстро проходя по теплому ворсу ковра. Страх, что он нагонит ее, заставлял ее ускоряться, желая спрятаться, уйти, сбежать от него, во что бы то ни стало. Противные мурашки забегали по затылку, когда снова в темноте послышался его приглушенный голос. Он явно боялся разбудить отца.
– Я сказал вам, стойте! Немедленно вернитесь!
Подстегиваемая страхом и гневом, Саша быстро спускалась вниз, придерживая живот, боязливо оборачиваясь на мужа.
Неожиданно вспыхнул свет. Замерев, она обернулась и увидела Андрея, который стоял в проеме своей освещенной электрическим светом спальни и вопросительно смотрел на Виктора. Это было спасение! Она смотрела на него снизу сквозь перила глазами полными слез, надеясь, что Андрей вступится за нее и защитит от Виктора. Муж стоял на краю лестницы в одних кальсонах, зло глядя на Сашу и с досадой оборачиваясь на отца. Андрей быстро взглянул на нее, растрепанную и напуганную, но, столкнувшись с ее взглядом, неловко отвернулся и произнес:
– Что происходит? Уже поздно. Вы разбудите Анисью Викторовну.
Виктор зло сверлил Сашу глазами. На слова отца он обернулся и, делая к нему пару шагов, извиняющимся тоном произнес:
– Папа, извините, мы разбудили вас…
– Я читал… Но вот ваша матушка сильно устала, прошу вас соблюдать приличия. Александра Павловна, вам нужно беречь себя, – с этими словами он снова быстро взглянул на Сашу, неловко и грустно.
– Александра столь упряма. Я предлагал сам сходить за водой, но она захотела сделать это сама, – с трудом сохраняя благопристойный вид, проговорил Виктор, переведя взгляд на Сашу. – Вот видите, что наделали мы с вами? Дорогая, вернитесь, я сам принесу воды, – он смотрел на нее, стараясь говорить мягко, но глаза его все еще были полны злости и ярости.
Саша ждала, что Андрей что-то предпримет. Но он лишь снова бросил на нее быстрый взгляд и, отворачиваясь, произнес, делая шаг в свою спальню:
– На дворе ночь. Добрые люди в это время спят, – с этими словами он замер на пороге, дожидаясь, когда они вернутся в комнату.
Саша была бледна и отчаянно смотрела на Андрея, глазами полными слез взывая спасти ее. Но он больше не смотрел на нее, понуро опустив глаза в пол. По щекам потекли крошечные слезы. До боли в висках не хотелось возвращаться в спальню.
Видя ее настроение, Виктор сделал к ней шаг и мягким, выворачивающим душу своей фальшивостью голосом произнес:
– Милая, идемте, ночь на дворе.