Веселый Роджер

– Просто очередной откат, всё в порядке, высплюсь, и нормально будет. Езжайте домой, я позвоню завтра. Мам, хорошо все у меня, не реви опять только. Тошно.

Глава 37

Отчеты непотопляемого пирата. Запись 19

К виску приставляют револьвер, холодное кольцо дула вдавливается в кожу, вычерчивая след-вмятину. Замираешь, зажмуриваешься, а через секунду после сухого щелчка курка открываешь глаза, понимая, что живой. И чувствуешь, спорю, то же, что и пробудившись после срабатывания триггера. Я ведь думал, что горю по-настоящему. Стоило столько месяцев избегать касаний желанной женщины, чтобы потом из-за чьей-то мести оказаться перед ней на полу жалким, потонувшим в болоте надуманных ощущений? Обливший хотел пошутить? Заставить паниковать?

Пусть захлебнется ожиданиями.

Но это ж надо, бензином прямо в лицо! Даже Чердак никогда не трогал голову, а тут дали понять, что церемониться не станут. Хотели бы – подожгли, никто не мешал бросить следом спичку. Значит, цели другие.

Стараюсь рассуждать логически, но в итоге каждый раз оказываюсь в ванне с лейкой душа в обнимку. Не думал, что когда-нибудь кошмар быть сожженным заживо снова перекочует из липких снов в траханую реальность, становясь физически опасным. Но теперь-то я не испуганный до смерти связанный подросток – значит, и шансов выжить значительно больше.

* * *

Следующим утром после моего отката, собравшего на кухне толпу любопытных родственников, в Сочи улетает Джей-Ви. Не хотелось к нему обращаться за помощью, но «Трахельки» находятся на грани, а деньги на банковском счете сами по себе размножаться не умеют. Вот в чем минусы фриланса: если вы не в строю, то никто за это платить не станет.

Для этого отчета у меня припасены сразу две важные новости: плохая и хорошая. Итак, по порядку?

Плохая заключается в том, что Прорывную приходится ловить и глушить по три раза на дню. Торчу, другими словами, как гребаный наркоман. Хей, не спешите меня списывать, не в первый раз.

Хорошая новость: количество Вериных вещей в моей квартире не уменьшается. В данный момент она бегает от шкафа к зеркалу в новых босоножках, юбке и лифчике, пытаясь подобрать подходящую кофту. Критически осматривает свое отражение.

– Вер, ты красивая такая, назло мне наряжаешься, да? – говорю ей, наблюдая, как собирается на работу. – Хочется тебя потискать. Как насчет второго октября? Какие у тебя планы на эту дату?

– Белов, успокойся, с побритой головой ты мне ни капли не нравишься. Вот отрастут волосы, там посмотрим, – подмигивает она. – В октябре вряд ли, но подумаю. Если только в шляпе будешь.

– Пиратской?

– И тельняшке.

– Всегда знал, что есть в тебе нечто такое… развратное, – усмехаюсь.

Вера показывает мне язык и наконец останавливает выбор на одной из алых маек. Натягивает ее на себя.

– Ключи от машины возьми и, как доберешься, напиши, пожалуйста. Может, тебя на парковке кто из коллег встретит и проводит?

Она замирает в проходе, смотрит недоуменно. Я пожимаю плечами:

– Мало ли.

Вера медленно кивает и уходит. Лучше бы ее отвезти, конечно, но я пока не готов к таким подвигам. Попробую настроиться на то, чтобы забрать вечером.

* * *

Марат Эльдарович в телефонном разговоре делает вид, что мы не знакомы, долго и безуспешно пытается вспомнить, кто я такой. Его подручный, напротив, узнает и начинает сочувствовать. Елейным голоском желает скорейшего выздоровления, причем ни с того ни с сего, сам я не жаловался.

Пытаясь найти хоть какой-то выход и чувствуя себя подопытной крысой, с которой можно творить, что хочешь, безнаказанно, – ох, как это злит – решаю связаться с отцом Джей-Ви, Евгением Жоркиным. Мы с Виталиком ходили в одну художественную школу, поэтому его родителей я знаю, можно сказать, с детства.

Встречу назначаем в ближайшем кабаке, путь до которого запоминается с трудом. Всю дорогу смотрю под ноги, стараясь не шататься от львиной дозы успокоительных. Без шуток, двигаюсь на одном энтузиазме. Кожа зудит, хотя перед выходом я все тело намазал толстым слоем специальной мази. Оно как будто на самом деле заживает после ожогов. На последней стадии: когда уже не больно, а жить мешает по-прежнему…

Прохлада и полумрак заведения слегка успокаивают нервы, и хотя я понимаю, что спирт в бутылках на полках горит не хуже бензина, без устали уговариваю себя, что не станут меня поджигать в середине дня у всех на глазах. Заказываю воду со льдом, грызу ледяные кубики. Они противно хрустят на зубах, вызывая неприятные ощущения между лопатками.

– Паршиво выглядишь, Белов. Виталик сказал, ты, как обычно, в *опе.

– Рад вас видеть, Евгений Борисович, – улыбаюсь я.

Этот мужчина – один из немногих, кто восемь лет назад безоговорочно встал на мою сторону, буквально запрещая говорить со следователем, пока не разработаем стратегию спасения. Не поверил Насте. Вы же помните, что меня вдобавок еще и за решетку упечь хотели? Дочка Чердака долго стояла на своем, пока отец жив был, выгораживала его, таких ужасов про меня нарассказывала… Но об этом позже.

– Спасибо, что уделили время.

С этим умным, хитрым, вечно занятым бизнесменом мы почти три часа беседуем на разные темы. Он осторожно, медленно и ненавязчиво, минута за минутой вправляет мне мозги, терпеливо объясняя разницу между трусостью и здравым смыслом. По его словам, необходимо иной раз подумать головой и составить многоходовку, пусть даже первое в ней движение – назад.

– Но не убьют ведь? У меня здесь сестра, мать, девушка – как защитить? Что делать-то посоветуете?

– Не убьют, времена сейчас не те. Но на место поставят. Красиво. В назидание другим. Твой Марат Эльдарович не из тех, для кого все средства хороши, я с ним вел когда-то бизнес. Нормальный он, не психопат. Да и твои брыкания его больше раздражают, чем досаждают. Задел ты его как-то. Не знаю… Понравился, может? Бросил ему вызов, они нашли индивидуальный подход. Признай, что осознал, одумался, готов пойти навстречу. Эй, Белов, посмотри на меня. Нос не вороти, ты не за Родину бьешься, не за женщину и даже не за идею. А за бизнес идиота, который тебя подставил. Где Костиков сейчас? В Англии? В Штатах?

– Конец-то этому будет когда-нибудь? Я им звонил, сам искал встречи – ощущение, что не нужен больше. Но и точку никто не поставил.

– Чему конец? Конфликту вашему? Суд когда? А вообще, подумай-ка о переезде, мой тебе совет. Хотя бы на время.

О переезде? А с Верой что делать? Она согласится уволиться из своего ресторана ради меня? Да даже если и согласится, найти нас будет легко: слишком большая семья. Куда я, блин, денусь? Но как-то нужно на передний план выйти, чтобы близким из-за меня не прилетело. Прятаться – не мой вариант.

* * *

Хожу по квартире, грызу зубочистки – обдумываю, что делать дальше и как выбраться из бредовой ситуации, в которой оказался. Удобный я враг: даже бить не надо, руки марать. Сам себя доведу, вытащи из кармана зажигалку.

Достаю на балконе сигареты, пытаюсь прикурить, чиркаю спичкой. Сука, при виде огня руки трясутся. Не могу к лицу поднести, еще чувствую на нем горючую жидкость – вдруг вспыхнет. Держу в руке долго, настраиваюсь, сердце колотится. Я ощущаю его где-то в горле, без шуток. Повторяю про себя, что не трус, справлюсь, смогу. Будь мужиком, Белов, мать твою, это просто свернутая бумага, забитая табаком. Давай, ну же!

Пальцы жжет, роняю, тушу голой ступней, морщусь от неприятных ощущений и возвращаюсь в комнату.

Пока еще не курю. Рано. Надо ждать еще.

* * *

Мама заявляется в половине пятого. Спорю, умышленно выбрала день, когда Вера на работе. Без предупреждения пришла, как обычно, когда хочет застать меня дома. И хотя я теперь смотрю в глазок каждый раз, прежде чем открыть кому-то, впускаю ее.

Мама и раньше не любила ко мне ходить, потому что повсюду в комнатах висят фотографии обнаженных барышень – ее это смущает, а после того, как в мое отсутствие встретила здесь девицу, с которой я спал пару лет назад и которая поговорила с ней вызывающе грубо, и вовсе перестала, обиделась.

Мама неторопливо проходит на кухню, где долго рассматривает Верину фотографию и осуждающе цокает языком, пока я готовлю бутерброды с мягким сыром, луком и зеленью – новая страсть, рукола осточертела. Параллельно отвечаю на сообщения Джей-Ви, который советуется со мной по каждой мелочи.

– Моя работа, – заявляю с показушной гордостью, ткнув пальцем в Верин левый сосок.

– Да поняла уже. Тебе помочь чем-нибудь, сынок?

Интересно, это она о бутербродах или о моей гребаной, опять катящейся в ад жизни? Пожимаю плечами и на первый, и на второй вариант.

«Соглашайся уже на любые уступки, пусть только деньги перечислят», – пишу я Виталику, затем бросаю несколько раз «да» на уточняющие вопросы. Он занимается закупкой материалов и каждую плитку, кирпич, мешок с цементом фотографирует и шлет мне, прежде чем включить в смету.