Веселый Роджер

– Я должен сам посмотреть. Покажи, – говорит он мне на кухне, прикрыв дверь, чтобы Вера не услышала и не бросилась меня защищать.

Вздыхаю. Вот в кого Вера такая бестактная – само и выяснилось.

Стараюсь угодить, что еще остается. Как могу. Задираю футболку, показывая полоску кожи на животе на несколько секунд. Верин отец опускается на стул, задумчиво качает головой. Мой папа в таких случаях сразу бежит к морозильнику за водкой. А этот ничего, держится. Покраснел только слегка.

Беседуем с ним. Я сообщаю, что Вера ждет моего ребенка, что буду жениться и так далее. Уточняю, что люблю ее. И буду из кожи вон лезть. Студия в прошлом. Александр Павлович понимающе кивает, но, кажется, надеется, что, пожив дома, Вера одумается, а ребенка они уж как-нибудь без меня воспитают, прокормят. Это заметно по выражению лица и уклончивым ответам, тяжелому вздоху. Пусть думает, что хочет. Пока мне все равно. Лишь бы он Веру увез в безопасное место, дав мне выиграть время. Нужно будет съездить к Марату Эльдаровичу и обсудить один важный вопрос. С Анатолием Петровичем мы не договорили, и это меня беспокоит. Благо, спасибо Артёму, появилась возможность улучшить условия встречи.

Примерно в тот самый момент, когда я заверяю, что продаю свой сайт и больше не собираюсь работать с обнаженными моделями, на почту падает поздравление с тем, что Верина фотография вышла в финал Фестиваля. Шесть конкурсных работ отныне борются за призовые места. Кабздец. Зная это, я умудряюсь смотреть в глаза сидящему напротив будущему тестю и уверять, что позабочусь о его дочери лучше, чем кто-либо другой. Ситуация, однако.

Вера снова плачет, когда обнимает меня на прощание. Целует, пихая язык мне в рот. Без шуток, чертовски неудобно перед папой, что на нее нашло?

– Мы скоро увидимся, – шепчу ей.

Она быстро кивает, но будто не верит. Слезы так и текут без остановки. Тем не менее все же удается затолкать ее в поезд вслед за отцом, который быстро жмет мне руку и желает удачи. Уверен, он не сомневается, что больше никогда меня не увидит. Хех. Со стороны выглядит, будто я ребеночка девке сделал и быстренько сплавил ее родителям. Но мнение Вериного отца – меньшая из моих проблем на данный момент.

Заниматься делами уже поздно, нужно хорошенько выспаться. Автопилот, конечно, вывозит, но всему же есть предел. А мне предстоит один из сложнейших разговоров в жизни. И я действительно собираюсь добровольно сдаться врагам. Надеюсь, когда проснусь завтра утром, – передумаю.

* * *

В кровати одному тоскливо. Может, на диван уйти, где ночевал весь последний месяц, кроме предыдущей ночи? Прошлая ночь… я плохо ее помню. Она обрушилась на нас с Верой внезапной нежностью и желанием – не отвертеться было. Соскучились. Потираю жестковатые подушечки пальцев друг об друга, а вчера ведь гладил ими Веру, пока любил. Острая, болезненная тоска тогда связала нас. Я еще не собирался отпускать от себя Веру, но уже будто предчувствовал неизбежность разлуки. Так медленно все происходило, долго, с длительными жадными поцелуями, обсасыванием кожи партнера, толчками сильными, редкими и глубокими, сопровождающимися ее стонами, что вырывались из приоткрытого рта. Так мы тоже любим, оказывается – вчера выяснилось.

Это лето по праву может считаться самым сумасшедшим в моей жизни, оно будто вознамерилось искупить оплошности предыдущих жарких сезонов, чувствуя вину за проколы собратьев. Я соскакиваю с кровати, иду на балкон, где хранятся сигареты. Курю, хотя не хочется. Могу, вот и курю. Размышляю. Этим летом досталось всем, кто находился рядом, но мне впервые за много лет удалось сорваться с привычной орбиты.

Так и не позвонил сегодня Артёму. Повода не нашел, да и желания не возникло после всего, что он наговорил мне. Даже в лифте не удалось заткнуть поток тошнотворных слов. Хотя один момент оказался забавным…

* * *

– Надеюсь, тебе полегчало после драки. – Кустов нажал кнопку моего этажа. – Давно мечтал мне двинуть? Все еще ревнуешь, что ли?

– Не-а, – Я прислонился к стенке, стараясь держаться невозмутимо.

– Зная тебя, думал, что не выдержишь морального прессинга и сбежишь от Верки, что было бы мне на руку. Только я не могу понять, почему тогда, на концерте, вы смеялись?

– Когда это? – Я прищурился.

– Ну, на твоей «Нежити» любимой. Я ж видел, что вы меня тоже заметили. И рассмеялись. Это, кстати, больше всего взбесило. Даже погром в квартире устроил. Впервые. Как вы вообще могли радоваться, когда мне так хреново было?

– Не помню такого.

– А чего тогда улыбаешься опять? Всё ты помнишь, рассказывай.

– Понятия не имею, о чем ты, – сказал я и рассмеялся. То ли это было нервное после всего пережитого, то ли из-за перекошенного недовольством лица Артёма, то ли и правда от того, что кое-что знал.

– Сейчас будет второй раунд, Белов, если ты не уймешься. Колись.

Расскажешь такое, если бы…

Артём вспомнил пятое августа, день икс, когда в Москву приезжала моя любимая музыкальная группа. В то время я действительно умирал от ревности, детально вспоминая времечко, когда моя девушка была не девушкой мне вовсе, а будущей невесткой. Мы с Верой веселились в баре, на рок-концерте Hollywood Undead, ловя безудержную энергетику отвязных музыкантов, их энтузиазм, страсть к любимому делу. Одетая в белый полупрозрачный топ и обтягивающие легинсы, Вера пританцовывала у нашего столика, изредка подпрыгивая, чтобы лучше рассмотреть, что происходит на сцене. Я наблюдал, откинувшись за спинку стула, – больше за ней, чем за группой. В начале августа Вера еще не прикасалась ко мне, но уже видела раздетым.

– Согласись, что они крутые, – сказал я ей сразу после выступления группы на бис.

В ответ девица, представьте себе, лишь пожала плечами и усмехнулась.

– Давай, признайся, что это лучшая музыка, которую тебе доводилось услышать.

Вера закусила губу и закатила глаза, слишком очевидно строя из себя кокетку, чтобы это пролезло. И хотя я готов спустить ей многое, в тот раз взорвался:

– Ну скажи, что не зря я потратил сто баксов на твой билет в вип-зону!

Ответом снова был вздох и невнятный лепет на тему какого-то магазина, куда нужно заехать, потому что дома закончились продукты, необходимые для сегодняшнего ужина…

– АААА, женщина, я тебе о важном, ты мне о еде!

– Они очень громкие. Но веселые, это да. В следующем году сходим опять, так уж и быть.

– Хей, не гони лошадей. – Приобняв, я повел Веру к выходу. Мы специально дождались, когда большая часть людей покинула зал, чтобы не толкаться в проходе. – Так далеко я обычно не загадываю.

– Я теперь тоже, – парировала она незамедлительно и опустила глаза, тем самым заставив меня вновь почувствовать себя полным кретином, ведь о ее статусе станет известно не раньше, чем через пару недель.

«Вот черт, – подумал я, – испортил настроение. Что я за человек такой?» Посмотрел в ее глаза – они были влажными. Еще немного, и Вера снова начала бы тихонечко, украдкой плакать, заверяя, что все в порядке. Я ненавидел, когда она так делала. Бесился от бессилия. А ведь до этого настроение было потрясающим. Я сжал ее ладонь и повел Веру за собой в темный переулок за зданием. Подошел совсем близко, едва не прижимая ее своим телом к стене.

– Я не о том, ты же поняла?

– Поняла. – Она смотрела на меня снизу вверх доверчиво, но грустно.

– Черт, что ж я вечно не заткнусь вовремя. У тебя все будет хорошо.

Вера кивнула мне, но вряд ли поверила. С ней иногда бывало очень сложно. В тот момент, когда Вера узнала о вероятности наличия вируса в крови, она смирилась со своим будущим. Приняла этот факт как данность и отныне всегда поступала только так, как следует носителям ВИЧ. Будь то беспощадные средства безопасности, которые мы использовали постоянно и которые обламывали мне весь тот слабый кайф, на который я мог рассчитывать. Будь то планы на будущее.

– Я еще тут, ты помнишь? Несмотря на риски.

– И это странно. Прости, но иногда меня пугает твое поведение. И настораживает. С твоей кожей… прости, но с твоей кожей и прочими проблемами после пожара… ВИЧ доконает тебя раньше, чем меня или Артёма.

– Опять про Артёма. – Я тут же отошел от нее на шаг, прижался спиной к стене.

Везде был Артём. Куда ни ткни, с кем ни начни разговаривать – в итоге любая тема сводилась к Кустову. «Интересно, Вера часто его вспоминает? – мелькнула мысль. – А я?»

– Опять паранойя, Вик? – Теперь Вера приблизилась.

Я погладил ее по голове, пропуская волосы сквозь пальцы.

– Твоя ревность меня обижает и ставит в неловкое положение. Он в прошлом. Есть только ты. Единственный.

– Я пытаюсь не ревновать, но, знаешь ли…

– Куда уж мне! – Она всплеснула руками, разнервничавшись. – Вездесущая Алиса ведь не прокалывала тебе в том месяце колеса машины и не оставляла нам письмо на двери красной помадой: «Скучаю».

Я рассмеялся, вспоминая проделки этой настырной дурехи. Но Алиса была в прошлом: после скандала, что я ей устроил прямо на улице, она больше не осмелилась бы лезть. Я на это надеялся.