Волшебное дуновение

И Кариша с ними. Ну как тут удержишься?

Только серьга-то из клюва и выпала. И прямо на бродячего пса Шкелета, что пригрелся на солнышке у подножия дуба. Упала, зацепилась дужкой за колтун под левым ухом.

Шкелет вскочил, башкой затряс – а серьга крепко сидит.

Кариша всполошилась, налетела на Шкелета, закаркала.

Старичок Каркыч тоже полаял для порядка – да что уж теперь?

Облаять Шкелет и сам может.

* * *

Стал Шкелет жить-поживать с серьгой под ухом. Вреда от неё никакого – так, звякнет иногда. Зато стильно. Дамы это сразу оценили: и помойная лайка Таська, и ларёчная овчариха Жулька.

И даже Оля, болонка из многоэтажки.

– Какой это вы с серьгой элегантный, – говорит, – тяв! Прямо мастино-неаполитано!

– Да, – отвечает Шкелет, – не гав-гав-говядина, конечно. А тоже – вещь.

Но вредная Олина хозяйка подскочила, зафукала-закышкала, всю куртуазность беседы расстроила.

Потащился Шкелет пропитания искать. На помойки поздновато уже: там бомжи всё повымели. Потрусил к ларькам.

На задворках ларька мужик сидит на ящике, шаверму уплетает. Шкелет носом потянул: вкуснотища! Тихонько слева прошёл, потом – справа протиснулся.

– Э-э, – говорит мужик, – собачатина! Иди, брат Собакин, угощу.

Шкелет осторожно подобрался поближе, замер на безопасном расстоянии: если мужик за шерсть ухватит – выдраться, пожалуй, можно.

Тут мужик серьгу-то и углядел.

– Ого, – говорит, – золото-брильянты! Давай, брат-мохнат, меняться. Ты мне – побрякушку с уха, я тебе – полжратвы.

Пришлось Шкелету рискнуть. А без риска – что ж?

Кто не рискует, тому шавермы не видать.

Зажал мужик серьгу пальцами, а Шкелет шаверму – голодными зубами. Дёрнулись в разные стороны. Остался мужик с серьгой, а Шкелет со жратвой убежал. Никто не в обиде.

Повертел мужик серьгу, поразглядывал. Не брильянты, конечно.

Но дочке подарить можно. Дочка его, Маечка, очень всё блестящее любила. Маленькая ещё такая.

Пошёл мужик к дочке в гости.

* * *

– Явился! – фыркнула бывшая тёща, открывая дверь. – Эй, Анжелка, там твой секондхенд пришёл – га-га-га!

– Руки мыть! – рявкнула бывшая жена Анжела, медицинский работник. – В микробах к ребёнку не допущу!

Мужик скинул куртку, ботинки и в носках прохлюпал в ванную, оставляя на вылизанном до блеска линолеуме мокрые следы.

– Господи, – пыхтела Анжела, глядя на стекающую с его рук мыльную воду, – грязи-то, грязи!

Зато дочка Маечка очень обрадовалась.

– Папуся! – зажурчала она, тычась носом в его колючую небритую щёку. – Ты совсем пришёл? Совсем-совсем-совсем?

Мужик только вздохнул и уронил в дочкину ладошку хрустальную слезинку.

– Ой, капелька! – обрадовалась Маечка. – Капелька-капелька! Твёрдая капелька!

– Спать пора! – прогнусавила в дверную щель вездесущая тёща. – У ребёнка режим! Понимать надо!

Пока она ворчала, в Маечкину комнату прошмыгнул полосатый котишка в красном, против блох, ошейнике – и юркнул под кровать.

Мужик поцеловал дочку, ушёл.

А котишка вылез из-под кровати и призадумался: чего бы здесь такое устроить? Как бы побезобразничать?

– Котя! – обрадовалась Маечка. – Иди сюда, у меня подарок!

Она схватила котишку за бока самым бесцеремонным образом и прицепила к его ошейнику серьгу-капельку. В это время явилась строгая бабушка и стала Маечку укладывать спать.

А котишку из комнаты выдворили – антисанитария!

Тут-то он и обнаружил, что входная дверь приоткрыта. Выглянул любопытный котишка на лестницу, потянул воздух розовым носом – и назад: страшно! Но и интересно же…

Опять просунул котишка голову в щель, потом лапу выставил, потрогал холодный бетонный пол; потом сделал осторожненько шажок-другой-третий…

Внизу что-то застучало, наверху что-то зашумело, по лестнице рвануло сквозняком – и квартирная дверь захлопнулась. Так громко, так страшно!

Котишка подскочил от ужаса – и хвост трубой припустил вниз по ступенькам.

Р-раз! – и он в подъезде. Два! – и уже на улице.

А там – весна. Грязь под ногами чавкает, с крыши капель капает, в синем небе звёздочки мельтешат.

И вороны полоумные каркают.

Ну как тут домашнему котишке не обалдеть?

– Ты хто? – услышал он вдруг сиплый голос. – Не местный?

Котишка вздрогнул, оглянулся. Ободранный дворовый кот Кыша навис над ним чумазой образиной, с подозрением обнюхивая.