САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. 310 лет Центральному военно-морскому музею

Корчагин, несмотря на заслуги и авторитет, увольняется из ЦВММ, его просьба оставить его в ЦВММ на должности рядового научного сотрудника не удовлетворяется. Но и «те» «сильные морские ветры» не смогли загнать на мель столь значимую для истории ЦВММ фигуру, как Евгений Николаевич Корчагин, и его в качестве «поощрительного приза» пристраивают директором музея «Исаакиевский собор».

Дата смерти Евгения Николаевича нам неизвестна. В ЦВММ не принято почитать прошлых выдающихся музейных деятелей. Где доска почета в ЦВММ? Мы ее, как и большинство посетителей музея, тоже не видели. Нет в музее и традиции посещать могилы сотрудников, внесших значительный вклад в развитие музея, а ведь традиция такая была… Ведь после интенсивных зарубежных «гастролей» времен Корчагина музей в «зарубежные экспозиции» выезжал не более пяти раз. Может быть достоин Евгений Николаевич, чтобы мы проведали его место захоронения.

Вопрос: почему доска почета ЦВММ не размещена на видном, для всех посетителей музея обозримом месте? Почему и Красное Знамя, которым награжден ЦВММ, не хранится по армейским традициям на виду у сотрудников и посетителей под стеклянным колпаком, и где оно хранится?

За ограниченностью места в нашем альманахе скажем об Огородникове, что он скрупулезно пересчитал для нас все что осталось в музее к моменту его вторичного воссоздания в 1867 году после разорения, как тогда говорили, раскассирования музея в 1827-м. Мы только благодаря Степану Фёдоровичу знаем, что из всех реликвий в Адмиралтейских верфях сохранился «запыленный штандарт Петра Великого за шкафом и модель, собственноручно изготовленная Петром Великим, простоявшая почти сорок лет забвения Россией своего Морского музея на подоконнике без футляра /по памяти/ до 1866 года». И распоряжение, отданное Адмиралтейским Департаментом – сыскать еще моделей кораблей и старых чертежей по верфям разных городов Российской империи – ни к чему не привело. Обнаружилось, что моделей и старых чертежей нет ни в Соломбальских верфях (Архангельск), ни в Астраханских, ни во всех других.

Далее Огородников скрупулезно не поленился пересчитать для нас – нынешних его потомков – два «пополнения» музея с момента его возрождения в 1867 г. и наглядно демонстрирует «прилив поступления предметов в музей», приводя для нынешнего и всех предыдущих читателей «… перечень предметов в порядке поступления по годам». Таким образом, читая «Огородникова», мы узнаем, какие предметы поступают в музей с момента его второго возрождения в 1867 году, а затем в 1868-м. И так по порядку до 1908 года включительно. Огородников назвал для нас (!) каждый из пяти тысяч поступивших предметов, описал происхождение каждого предмета – кто подарил или из какого учреждения предмет поступил, или «приобретено покупкою» и у кого…

И места, оказывается, в книге журнального размера для этого надобно немного, а именно – сорок шесть листов.

Такого отношения к предметам, их происхождению, к дарителям и проч. уже с тех пор не было. С 1917 года все было «идеологизировано», с 1991 года «деидеологизировано», путеводители выходили и выходят, а «Огородников» остается «единственной» толковой книгой. Что мы потеряли? Когда это произошло? И почему «это» не вернулось даже к временам постперестроечным, по-нашему в этой книге – «временам Е. Н. Корчагина»?

По поводу размышлений на этот счет мы отсылаем читателя к статье Рупасова П. Г., опубликованной в 4-й части нашего альманаха «Книги о ЧФ. Попытка антологии…» [Рупасов, 2008].

В «Попытке антологии книг о Черноморском флоте…» на примере 9 книг о ЧФ со времен Веселаго Феодосия Фёдоровича [Веселаго, 1875] до изданий вплоть до 2008 года [Российский…, 2008] приводится много наблюдений о том, как менялся характер статей в книгах о ЧФ: как уменьшалась доля схем с разборами боев и сражений (большое их количество было характерно для «сталинских времен») и как «пропорционально» с уменьшением доли карт и схем боев увеличивалось количество описаний «героев» и их подвигов в Гражданскую, потом в Великую Отечественную войны. Затем прослеживается, как «герои» (по видимому, по мере ухода их в мир иной) постепенно замещались описаниями видов вооружений Черноморского флота с фотографиями кораблей, пушек и ракет; как затем «доля текстов и фотографий «пушек и ракет» уменьшается и вместо них на «сцену выходят «новые герои»» – портреты начальников целыми галереями «по родам войск»: начальники тыла, затем начальники политуправления… и тому подобными рядами.

Эта статья об эволюции книг о ЧФ сродни эволюции книг о ЦВММ: книгу Огородникова сменяют один за другим все новые и новые путеводители, в которых нет уже тех смыслов, которые есть у Огородникова, затем, так и не начавшись, промелькнут «времена Корчагина» и через девять лет после ухода Корчагина наступает «эра Нехая» – эра парадных альбомов о ЦВММ. В парадных альбомах, как нам объяснили, нет места «командирским размышлениям» – согласно флотской мудрости «командир сидит лежа в кресле и думает, как сделать так, чтоб всему его экипажу было бы хорошо». В парадных альбомах этой «ерундой» (размышлять) не занимаются, парадные альбомы – это флаг! Флаг наших достижений, успехов и побед. «Эра Огородникова» – размышлять, «считать цыплят по осени», как это сделали в Морском музеуме к его 200-летию. «Правда о музеуме» на парадной открытке не нужна. На конференциях и коллегиях «правда» тоже, как мы позже покажем, не нужна… Эра парадных и красочных альбомов на дорогой бумаге самой высокой и качественной печатью заменила сейчас «методу» Огородникова – таковы «приметы времени». Вместе с парадными альбомами наступила так же «эра» красочных каталогов и буклетов о выставках музея, эра отдельных изданий о каждом из шести филиалов ЦВММ, наконец это «эра» музейной газеты, издаваемой /по памяти/ с 2014 года, и с 2018 года – альманаха ЦВММ (который, к слову сказать, так и не попал в «свободный доступ» к читателям вплоть до конца декабря 2018 года).

И, конечно же, «эра Нехая» – это «эра», когда прошлые названия трудов ЦВММ, которые так и назывались «Сборники научных трудов сотрудников ЦВММ» или «Материалы военно-морских исторических чтений в Центральном военно-морском музее» замещаются новыми названиями: «Материалы коллегий музеев военно-морской направленности» и «Материалы научно-практических конференций».

Устоявшиеся во времени названия «Труды ЦВММ» и «Чтения в ЦВММ» уходят, о них более не вспоминают. С новыми названиями – «Коллегии морских музеев», «Ассоциация музеев морской направленности» – появляются новые «смыслы», о которых разговор у нас еще впереди, но так и не возвращаются «смыслы» Огородникова. И, как-то неловко за наших предшественников… Возникает подспудная мысль – «все старые названия убрать и более их не только не применять, но и не вспоминать. Преемственность с названиями трудов нынешних с трудами предыдущих поколений мешает смотреть вперед? В светлое будущее?

Музейным работникам должно быть известно, что даже старинные названия улиц в наших городах являются частью истории этих самых городов. И переименовывая улицы, мы стираем эту историю. Историю надо беречь, Руслан Шамсудинович, а не стирать… История не есть пыль музейная. Историю собственного музея и каждую из его маленьких историй надобно бережно сохранять.

А как это делается в музее (вернее сказать, как впредь не надо бы делать), мы расскажем в другом месте на примере судьбы книги В. Б. Морозовой.

А здесь кратко: одна из старейших сотрудниц, около четырех десятков лет трудившаяся в ЦВММ и последние десятилетия бывшая начальником изобразительного фонда, ныне здравствующая Вера Борисовна Морозова написала книгу воспоминаний о музейных работниках (начиная с 1930 и заканчивая 2015 годом). Свою книгу Вера Борисовна издала на собственные средства /по памяти в 2016 году/, в твердом переплете, тиражом пятьдесят, а фактически сорок (!) экземпляров, без получения какой-либо помощи от ЦВММ.

Не поленимся еще и еще раз заметить, что при Руслане Шамсудиновиче произошел огромный прилив в издательской работе музея. Благодаря энергии и волевым качествам Руслану Шамсудиновичу удается год от года осуществлять невиданный ранее за все 310 лет существования музея ежегодный прирост и даже взлет издательской деятельности.

Но «смыслы воспоминаний» о старых сотрудниках музея, которые собрала Вера Борисовна, в издательские музейные планы Руслана Шамсудиновича не вписывались. Видимо, все планы у Руслана Шамсудиновича были «парадные» – о том, как музей «монолитно, торжественным маршем, поротно… парадным маршем» прошагал все свои 100 последовавших за «Огородниковым» победоносных лет.

Воспоминания же Веры Борисовны интонационно другие: о былых временах, о тех трудностях, которые переживал музей за период, охватываемый памятью Веры Борисовны (1930—2015 гг.), о людях, которые все трудности побороли, и как они это сделали, и как их вознаградила Родина или, наоборот, «не вознаградила» и даже наказала, и как потом все это «быльем поросло», было предано забвению и почти сравнялось в памяти людской – «ни холмика, ни кочки». А Вера Борисовна вот не к месту зачем-то все это вспоминает.

Не совпадали цели Руслана Шамсудиновича с целями Веры Борисовны – «вспоминать о тех, кого уж нет…» И ЦВММ помощь Вере Борисовне в издании ее книги воспоминаний не оказывает…

Почему, Руслан Шамсудинович, книга Веры Борисовны Морозовой не показалась Вам достойной поддержки и изданию силами ЦВММ? Вам что, сотрудники музея с воспоминаниями своими так надоели? Несут и несут Вам свои воспоминания о жизни ЦВММ?

Нет, господа и товарищи читатели, причина другая: книга Морозовой (всего около ста страниц) не попадает в «концепцию Нехая» о том, что надо печатать и издавать музею. И это самое «что же музей печатает-издает» будет нами внимательно рассмотрено в соответствующем месте настоящей (второй) части нашего альманаха.

Взгляните еще только на один смысл книги Огородникова: «что и кем было подарено музею». В наше время этот «смысл» возвращается в виде демонстрации на итоговых практических конференциях 4—5 особо высоко оцененных музеем подаренных за год музею предметов. В сравнении со 120 перечисляемыми Огородниковым ежегодными дарениями «Морскому музеуму» предметов это падение минимум в десять раз. Не дарят герои свои предметы в музей… Что в России – закончились герои? Закончились моря? Мореплавание, как древнейшая деятельность человечества, исчерпалось в России?

А сколько в книге Огородникова гордости за того человека или ту организацию! Гордость такого порядка имеет для автора этих строк особенную ценность, ценность человеческую, воспитательную, патриотическую – качества, которые так, казалось бы, ищет и стяжает ЦВММ во главе в Русланом Шамсудиновичем: расставание с реликвиями и передача их в Морской музей событие более значимое, чем то, как о нем рассказывает музей! Нет пиетета у музея к дарителям. Мелькнет заметка – «подарили». И хватит. Хватит одной короткой заметки о дарителе, и о предмете на двух строчках – достаточно. Подарили и забыли. Музей ведет себя как ребенок, не понимающий ценности происходящего? Или это Руслан Шамсудинович ведет себя как неблагодарный подросток, которому «все должны»?

В 2008 году, к 225-летию ЧФ РФ в 2008 году вышла капитальная книга «Российский Черноморский флот» (исторический очерк), написанная в жанре популярно-исторического очерка. Авторский коллектив из девяти офицеров, под редакцией командующего КЧФ РФ вице-адмирала А. Д. Клецкова. 725 страниц, тираж 4000 экз., цена не указана, издана в Симферополе. Период охватываемой в очерке истории – все 225 лет существования Черноморского флота, по 2007 год включительно. В анонсе к чести авторского коллектива сказано, что эта «…книга… дополняет и развивает ранее изданные книги «Краснознаменный Черноморский флот» и «Черноморский флот России» 2002 года. В этой фразе достаточно и благодарности перед авторами-предшественниками, и она указывает на преемственность авторов 2007 года с работой авторов 2002 года. Ничего подобного в стиле работы Руслана Шамсудиновича вы не найдете. До него «здесь» была площадка «ровная и сухая», пришел Нехай и здесь «развел сады и построил город и дал счастье людям своим талантом, упорством и гением своим…»

А где, Руслан Шамсудинович, в музее «памятная доска» о погибших в блокаду с восемью сотрудниками ЦВММ? Нам удалось узнать только две фамилии из восьми погибших блокадников. А Вы, господин директор, сколько фамилий знаете?

В связи со сказанным выше (о собирательской работе, дарениях и дарителях), мы читаем в документе из четырех страниц, названном «Концепция развития Военно-морского музея на период с 2000 по 2009 гг.»: «В настоящий момент собирательская работа, как основа комплектования фондов, носит неплановый характер. Общие высокие показатели поступлений музейных предметов не дают объективной оценки пополнения коллекции.

Среди тысяч поступающих ежегодно в фонды единиц хранения более половины относится к фотонегативному сектору, а среди второй половины большинство принимается в научно-вспомогательный фонд».

Таким образом, в ЦВММ ежегодно в 2000 году поступали тысячи (!) единиц хранения (это при том, что практика отправки сотрудников музея в войсковые части и на корабли флотов для сбора материалов для ЦВММ, по-видимому, после восьмидесятых годов 20 века угасает совершенно и сходит на нет).

Поступающие в музей тысячи (!) единиц хранения – определенно не результат закупочной деятельности музея. Это дарения населения и организаций. И по сравнению с гораздо более скромным «ручейком дарений» при Нехае мы можем говорить о более низком уровне популярности флота и флотских профессий в наше время по сравнению с «двухтысячными годами».

Но судя по словам из «Концепции … 2000—2009 гг.», из поступающих ежегодно тысяч! /имеется в виду, видимо, около одной тысячи/ дарений более половины относятся к фотонегативному сектору, а среди второй половины большинство принимается в научно-вспомогательный фонд», то есть такой фонд, куда не входят предметы, являющиеся памятником истории и культуры. Вывод: дарители ныне – это «простые» люди, и они дарят музею «простые вещи», предметы и документы своих героических предков, дедушек и бабушек… То есть среди дарителей редки люди «большие» или большие организации – времена подъема русского морского патриотизма времен Огородникова, когда музею дарили «большие люди» и «большие» предметы, канули в лету. А «увидеть», что это так, мы вам предлагаем простым методом: за 41 год (с 1867 по 1908 гг.) музей получил «прилив поступлений» – 5000 (пять тысяч) предметов, названных Огородниковым поименно, с гордостью и за державу и за дарителей. То есть музей в течение 41 года получал по 120 предметов, в глазах Огородникова значимых для музея или от лиц значимых. В современных терминах это «предметы основного фонда», являющиеся памятниками истории и культуры.

Кто «такое» определяет? Памятник истории или «неистории» подарен, памятник культуры или «некультуры» попал в ЦВММ – а комиссионно определяют!

Сегодня мы имеем в десять раз меньше значимых дарений (предметов основного фонда) и в десять раз меньше значительных дарителей. И это не значит, что такие предметы в человеческом обществе «закончились»… Просто политики соответствующей у музея нет, нет у музея и должности собирателя (а была), и мы обо всей этой утраченной собирательской «политике» музея и о собирателях обязательно расскажем еще, и Вера Борисовна Морозова в своей книге рассказала…

Имеем и вторую тенденцию: люди, в том числе специалисты музея, избегают передавать в ЦВММ предметы (и архивы) на «вечное хранение». Объяснением может послужить сложившаяся внутримузейная вульгарная присказка: «В музее больше кортиков, чем офицеров на флоте».

Что это всё означает? А это означает, что сначала «огородниковы» гордятся приобретениями музея, затем эти же приобретения объявляются сменившейся властью, политикой или притязаниями моды утратившими «историческую значимость, подлинность, профильность, научность и… культурность» (это опять слова из «Концепции ЦВММ 2000—2009 гг.»). И музей уже в который раз (1827, 1918, 1936, 1964 гг. /по памяти/) снова и снова (комиссионно!) от них избавляется, как избавлялся от многих вещей, принадлежавших «царским фамилиям», потом избавлялся от непрофильных“ предметов революции, затем СССР. И сегодня музей „дошел“ до того, что „непрофильные предметы не берем“, и даритель (если он человек в этих „тенденциях“ сведущий) „дошел“ до того, что „лучше в музей ничего не несем, лучше уже, как-нибудь, среди своих родственников сохранять, чем относить в музей свои архивы и памятные предметы, которые и принимаются-то зачастую музеем (личные библиотеки так точно) «без накладной» и хранятся без учета, и затем уничтожаются как «непрофильные». Так в точности произошло и с архивом писателя Игоря Петровича Чернышева (1919—1994 гг.), во время войны бывшего командиром звена малых «охотников» (класс торпедных катеров) на Балтике, издавшего в 1949 году сделавшую его известным книгу «На морском охотнике», а затем еще шесть книг.

О вкладе Чернышева и его «непрофильных» для ЦВММ архивах более подробно смотрите в части пятой настоящего альманаха в статьях Рупасова «О музее писателей-маринистов (вновь о традициях музея) и «Где мои статьи в журналах?»

Такого же забвения, если не уничтожения, боялся Владимир Иванович Фирсанов, хранивший свой архив с НИРами (научно-исследовательскими работами по крейсеру «Аврора») у сотрудника музея Николая Ивановича Слесаревского, а позже у автора настоящих строк.

Владимир Иванович, проработавший в филиале ЦВММ «Крейсер-музей Аврора» более 41 года, когда ему перевалило за 90 лет, знал, где хранить свой личный «аврорский» архив (10 кг тетрадей с записями): «ни в коем случае не в музее!» – у друга, такого же старейшего сотрудника ЦВММ капитана 1-го ранга в отставке Николая Ивановича Слесаревского. А когда «запахло» увольнением Н. И. Слесаревского «по собственному желанию» из ЦВММ – то у автора настоящих строк Рупасова П. Г. (за сохранение архива у Рупасова имеется благодарность, написанная лично рукой Владимира Ивановича Фирсанова).

Так сохраняют старейшие сотрудники ЦВММ свои архивы, может быть более точным выражением здесь будет «охраняют свои архивы от ЦВММ». А вот Игорь Петрович Чернышев, как и многие другие, не знал, наверное, о «профильности-непрофильности» своего литературного архива. И архив его, «отлежавшись» в музее двадцать лет, был уничтожен путем выбрасывания в мусорный контейнер наряду с другими «ненужными» и незарегистрированными музеем бумагами.

Уже десять страниц мы рассказываем читателю простые и очень понятные даже ученикам средней школы вещи и особенности «функционирования» ЦВММ. Напрашивается простой вопрос: что, Руслан Шамсудинович не видит всего этого? Не знает обо всем «этом»?

Наш ответ: Нехай Руслан Шамсудинович и знает и видит не хуже нас с вами. И он сам бы рад все «это» устранить и «причесать». Но у него нет времени… У Руслана Шамсудиновича до всего этого «руки не доходят». А почему? А потому что у музея есть какие-то очень важные, очень спешные и очень большие задачи. А задачи и недостатки здесь нами перечисленные – они «мелкие» и не важные, их исполнения никакие комиссии не требуют, и еще они «никому не нужные» на фоне той какой-то большой и огромной общеполитической задачи, которую не покладая рук выполняет весь музей (84 выставки в 2018 году /даешь выставку за три дня! … «а пятилетку – за три года»/). Ну, здесь тогда понятно становится: лес рубят – щепки летят, подумаешь, какие-то там мелочи, бабушка книги своего мужа принесла – никому ненужные, да уже давно все книги эти оцифрованы… И детские рисунки и поделки – да сколько уже их можно хранить в главном музее страны? Десять лет что ли? И для чего? В пухто! Накопили тут мусора – всё у вас на «затычках», какой шкаф ни открой, оттуда сыплются старые бумаги. Выкинуть все старье! Музей должен блестеть, как у кота!

Всем всё понятно?!

– У матросов нет вопросов…

Так вот и уничтожены (спущены в пухто) все 14 кг рукописей Чернышева, изданных и неизданных его книг. Рукопись его несостоявшегося сборника морских рассказов молодых шести авторов уничтожена, как и рукопись книги командира подводной лодки о действиях лодки в ВОВ, которую они вместе с командиром написали, но книга «не прошла» – получила плохую рецензию на 20 страницах и осталась навечно в архиве Чернышева. То есть уже не осталась «навечно», уничтожена в составе 14 килограммов чернышевского архива в 2018 году. Формальной причиной уничтожения «непрофильных» книг и «недокументов» послужило недостаточное количество шкафов. А шкафы такие новые, стандартные, фабричные, серой краской крашеные, очень кому-то понадобившиеся… числом пять или шесть штук! Вот и «выселили» из шкафов скопившиеся там килограмм 100—150 «старых бумаг», среди которых и «Чернышев» и «бог его еще знает кто и что…» в пухто (мусорный ящик размером с кузов грузового автомобиля), имеющий определенное место хранения в ЦВММ.

И учетных каких-либо номеров на уничтоженных архивах капитана 1-го ранга, писателя и сотрудника журнала «Морской сборник» Игоря Петровича Чернышева не было. Архив Чернышева по музею не числился. Значит архива чернышевского в музее как бы никогда и не было. Так что и комиссию никакую по принятию решения об уничтожении этих 14, да и всех 150 килограммов бумаг (и фотографий) собирать не надо было. Что ж собирать-то комиссию? Если это «не документы». Если документы не зарегистрированы и им не присвоены инвентарные номера (читайте Ильфа и Петрова – синие бумажки «слушали-постановили») то это «не документы», это просто старые бумаги, никому не нужные, никем никогда не смотренные, скорее всего оставшиеся от старых уволившихся сотрудников музея, «натолкали» их тут в новые шкафы, и лежит этот «мусор» бумажный, новые шкафы, так нужные музею, занимает. Всё в этих шкафах уже знающими людьми разделено «по-морскому» – «на говно-неговно». Так что не задумывайтесь, это классифицировано давно как «говно» – в пухто!

И вынесли…

Периодически мусор, скапливающийся в пухто, вывозится хозяйственной городской службой на городскую свалку… Раньше-то было «удобно» – в здании Фондовой биржи, где располагался ЦВММ с 1939 по 2013 год, было печное отопление. И «непрофильные предметы» не было необходимости вывозить на городскую свалку, и сердобольные сотрудники по пухто не лазили, пытаясь спасти «непрофильные» предметы.

Особенно ностальгически и, одновременно, просто выглядит и решается проблема с сохранением и дальнейшим (через 2—5 лет) уничтожением детских работ, победивших в разных городах по объявленным юбилейным и праздничным событиям, победивших и присланных как победители (!) в ЦВММ. После проведения выставки-экспозиции детских работ-победителей через пару месяцев выставку снимают, детские работы бережно хранят (например, в бездействующей и неподключенной одной из двух курительных комнат /кабины такие пластмассовые вместимостью, по контейнерным меркам, как «10-тонный контейнер/). И еще через время (2—5 лет) детские работы, «отлежавшись», отправляются всё туда же – в пухто.

По причине того, что не нашлось пока доброго сердца, придумавшего бы дальнейшую жизнь детским работам: хотя бы оцифровыванию их – фотографированию и размещению в оцифрованном виде на детском портале ЦВММ. Нет пока такого «портала», и «дождь смывает все следы», и время, неумолимое время «забирает» не только человеческие жизни, но и предметы, нас окружавшие и бывшие для нас когда-то дорогими реликвиями… или детскими поделками на морские темы.

Беспощадное время… Или бездушные люди?

И с архивом этим чернышевским и во многих случаях, когда родственники приносят в музей книги умерших моряков по морской тематике, как технические, так и популярные, а музей их «не берет». А книги тяжелые, а старушка их до музея с трудом довезла… И куда она теперь с этими десятью—пятнадцатью килограммами книг, которые так берег и так ценил ее покойный муж – конструктор подводных лодок, проработавший в «Адмиралтейских верфях» 35 лет…