САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. 310 лет Центральному военно-морскому музею

Доброго сердца у музея нет («у него гранитный камушек в груди») эти книги принимать, благодарность старушке писать, и потом эти книги торжественно в школьные библиотеки передавать с «наградным листом»: «Книги из личной библиотеки такого-то и растакого-то».

«Добрые сердца» в ЦВММ есть, и школьные и другие библиотеки есть, и морские детские технические и патриотические клубы такие библиотечки торжественно примут и с гордостью будут хранить как великие реликвии.

Всё есть! Нехая нет! У Нехая другие представления о массовой воспитательной работе среди населения и молодого поколения. И ничьих других мнений /кроме собственных/ Нехай не слушает, и советов «дурацких» ничьих не воспринимает, и ни с кем не советуется, и «такой ерундой» не занимается… Отработанный пар? В пухто!

Оставим эту грустную тему и пойдем дальше в своем бесконечном плавании по милям «утрат» в работе ЦВММ, как выразился наш соавтор Н. В. Скрицкий о первой и второй части нашего альманаха: «Не книга у вас получилась о ЦВММ, а бесконечный фельетон»…

Но мы сильно отвлеклись. Снова вспомним книгу Е. Н. Корчагина «Морской музей России» 2004 г.

Материалы о «современной жизни музея» с названием «Девять десятилетий Морского музея России», опубликованные Е. Н. Корчагиным в 2004 году под одной обложкой с репринтным изданием книги Огородникова, на удивление представляют совсем небольшую – восемь страниц – и к чести авторов Г. М. Рогачева, А. Л. Ларионова, С. Ю. Курносова, весьма толковую статью о современной жизни музея (за «отчетный период» 1909—2004 гг.). Это восемь страниц, где три автора «прошлись» и кратко охарактеризовали все последовавшие за Огородниковым времена – советской власти, всех великих войн, потерь и свершений, через сильный флот, флот слабеющий, развал Союза и девять прошедших после развала лет…. Публикация небольшая, 8 страниц, но сказать в ней коллективу авторов во главе с Корчагиным пришлось обо всем перечисленном и еще много о чем из жизни нашей страны и ее главного морского музея. И сказали об этом авторы так вразумительно, что статья эта «встала для нас в один ряд с Огородниковым».

Последний наш «визави» и впередсмотрящий Руслан Шамсудинович Нехай

Генерал-майор в запасе, имеет большой опыт службы в советской и российской армии, участник боевых действий, кандидат политических наук, доцент кафедры гуманитарных и социально-экономических дисциплин Михайловской военной артиллерийской академии. Родился 30.07.1956 года в республике Адыгея (практически в один день с автором этих строк, но с разницей в один месяц и два года). С октября 2013 года по настоящее время директор ЦВММ. Обладая выдающимися волевыми и организационными качествами, построил новейший музей. Имеем мощное государственное образование с невиданным за всю его историю расцветом в тех областях, которые он (Нехай Р. Ш.) знает и понимает – политико-воспитательная, массовая и издательская работа – и совершенным небрежением к другим областям музейного дела (которые никогда не знал и сегодня не знает): музейному, ветеранскому, клубному, «морскому» (в том смысле что морского дела армейский офицер Нехай не знает и знать не стремится), исследовательскому, экспедиционному, закупочному, собирательскому, выставочному…

С «непобедимой» твердостью, устоявшейся и отработанной во время службы в рядах Вооруженных Сил Российской Федерации, в иных – боевых военных – условиях, где Руслану Шамсудиновичу приходилось служить и дослужиться до звания генерал-майора, «там», на военной службе, у генерал-майора Руслана Шамсудиновича выработалась собственная «наука побеждать», собственные представления о кадровой политике (способах подбора персонала в Центральный военно-морской музей России) и еще ко многим и многим другим «делам», которые он не знает и не понимает в силу возраста, отсутствующего опыта и бескомпромиссности, характерной для настоящего лидера во вверенной ему организации. Так целые области быстро хирели «без полива», забывались, не изучались и не умножались, за современными задачами становились не видны и не нужны.

У музея за годы советской власти были разные директора и начальники. По рассказам людей, проработавших в музее 10, 20, 30 и 40 и более лет, редко бывали директора «из размышляющих историческими категориями» или имеющих сколь-нибудь подходящее академическое образование, концептуальное мышление, редко они бывали и людьми пишущими (научных статей директора прошлых времен – советской власти – не писали совсем или писали в редких случаях). Но по большому жизненному опыту они, будучи хорошими хозяйственниками, имеющими крестьянскую хватку, как, например, послевоенный директор Кобыльских Сергей Максимович (1946—1947 гг.) или Кровяков Николай Сергеевич (1947—1951 гг.), которых вспоминает В. Б. Морозова, отличались «понятливостью». Они – фронтовики, воевавшие в Великую Отечественную войну, понимали нужды простых людей, уважали «ученость» сотрудников, не имели высокомерия и заносчивости, вскоре бурно расцветшие среди чиновничьего сословия, фронтовики-директора не имели тенденций перестроить «здание музея» по своему пониманию. Наоборот, они всячески учились у сотрудников так мало им знакомому музейному делу, в начале своего начальствования поменьше командовали, свои «суперценные» мысли вслух не высказывали, побольше молчали и слушали. И, нужно отдать им должное, через несколько лет представляли собой уже довольно опытных специалистов в музейном деле, продолжая понимать, что границы их музейного опыта остаются достаточно узко-административными, и указывать в фондах, как здесь нужно правильно работать они себе не позволяли… Директора-фронтовики впитывали от окружающих знатоков-историков – сотрудников музея – общее знание и уважение к морскому делу. К службе морской и дружбе мужской. Это воевавшее поколение «из ниоткуда возникнув» – все сплошь сыны крестьян и рабочих, через одного воевавшие в окопах Второй мировой войны – дало стране плеяду людей, выработавших в себе академическое мышление и составивших славу русской науки, академиков и теоретиков молодого советского государства. Государства рабочих и крестьян, победившего фашизм…

Куда делись они со временем, после 1974—1975 года, нам не удалось понять, но их постепенно сменили «нехаи». Причины тому называют всякие, но одна из них понятна – шапкозакидательство: «мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем», и «покажем Кузькину мать». Наши корабли, наша советская техника всегда стремилась к повышению боевой мощи за счет всего остального, поэтому вопросы обитаемости на кораблях были на одном из последних мест. Коммунизм строили за счет человека и не считаясь с нуждами человека, поспешая «догнать и перегнать» капиталистические страны. Все люди хотят человеческих условий жизни. Если человеческие условия десятилетиями «нечеловеческие» и «обитаемость кораблей» не улучшается, население в конце концов устает, и энтузиазм строить великое будущее угасает. Это, наверное, только одна из причин, почему великая страна Союз нерушимых республик – пала.

Нас, возгласивших «мир ради простого человека», нас, увлекшихся на крестовый поход в портянках и «хоть с молотом и серпом, но победим гидру империализма», нас, забывших в борьбе, что простой человек хочет счастья в обозримом будущем, в течение своей жизни… Нас и тех, кому мы верили – долго ведь верили в социальное счастье… Долго хватало простым людям счастья от понимания, что они вовлечены в великий социальный процесс – строительство вечной мечты всех бедных и угнетенных, строительство прогресса и светлого будущего для всех…

Нас, у которых никак не получалось ни будущее здесь и сейчас, ни будущее «потом». Нас – во всем мире, нас в отдельно взятой стране постепенно «выкупили» все те маленькие удобства, которое напридумывал для простых людей мир капитала: все эти джинсы, жвачки, щеточки и пилочки, все эти отдушки и лаки для волос и ниже… Они суммарно – дающие гаджеты «счастья» – они подрубили нас, мы устали спать в снегу, жить в бараках, погибать за идею…

И мы впустили их к себе. Твердыня пала, врата открылись, и сюда хлынула орда зарабатывающих на техническом прогрессе, удобствах и лаке для волос. Мы теперь тоже живем в этом всем.

Зачем мы вспоминаем эти «банальные вещи»? А нет идейной библиотеки – нет и идейного музея.

Английское джентльменство «за идею», так похожее по движителю, по мотивирующему «бензину» на «идею коммунистов», ушло из массового сознания и осталось доступным только «аристократам духа», которым никогда никакие «нехаи» помешать не могли. Аристократы духа здесь – люди идейные, они в любых неблагоприятных условиях будут либо продолжать изучать «жизненный путь адмирала Геллера», либо писать историю Ржевского полигона, либо изучать вопросы чая и чайной торговли в конце 19 века или «подготавливать» Российско-американские научно-технические и производственные связи в области кораблестроения в 19 – начале 20 века… Остальные специалисты будут «молча сетовать» на то, что Руслан Шамсудинович железной рукой ведет их и их музей «в никуда». Между людьми неравнодушными, а таких в музее очень много, и Русланом Шамсудиновичем сложились вполне «симбиотические» отношения: Руслан Шамсудинович не мешает их инициативам. То есть не помогает работе с детьми или перечисленным выше научным работам, но и не мешает. Он, как бы не видит, что эта работа вокруг него производится (лояльно нейтрален, как и положено льву). А идейные не мешают Руслану Шамсудиновичу носиться со своими грандиозными планами, так, по-видимому, нужными и ему и его начальству, чтобы показывать «интенсивные темпы развития музея». Так музей и существует в некоем «двоевластии», одновременно творится жизнь и «нехаевская» – внешняя и начальству необходимая, и течет «своим руслом» жизнь музейная – исследовательская, описательная и вся та, для чего существуют музеи.

«Достоевские» со «львами толстыми», рассказывающие миру свои футурологические прогнозы и предостережения, оттеснены и не слышны обществом. Реклама владеет «большим количеством цифр». Мы общество где и человек – «цифра». Я – цифра, меня тоже, как и всех, скоро счислят и «расфасуют».

Или аттестуют, или уволят при неблагонадежности.

Мне и потом найдут применение – от блокгауза до «бломбомжа», сконцентрированного существования или (неважно как это будет называться) – нас применят…

Я буду сочтен, подсчитан и использован во благо.

Все будут распределены в «космосе клубенькового существования».

«Нехаи» это спинным мозгом предчувствуют, как чувствовали все дворяне, короли и фараоны – осознавали приближение своих «апокалипсисов».

Нехаи не читали их воспоминаний и дневников их не читали. Но чутье – крестьянское чутье!

По этой причине должны быть сняты претензии к Нехаю. Только дурак будет восстанавливать «логику процессов» и «как оно было» у предков. Было и не получилось… Ни у царских, ни у ленино-сталинских. Восстанавливать «то, что не получилось» глупо.

Уже «всё» ушло далеко вперед.

Уже и Путин не имеет стратегии, уже все решается «ситуационно» – по мере поступления проблем… Ни одна страна мира не имеет возможности планировать свое развитие более чем на год. Мир (в части технического прогресса) стремительно меняется. «Все» завидуют утраченной социалистической возможности планирования на пять лет…

Уже никто не знает кто враг. Только мусульмане еще знают «кто враг». Гибридная война. Нет линии фронта, нет врага или союзника – то есть они есть, но они «быстротекущи» и «быстросменяемы».

У России только два друга – армия и флот. Нет армии и флота, когда нет линии фронта. И все играют не в шахматы (на ход белых черные не отвечают своим ходом), – «белые» играют в «покер» или «поддавки».

Мы очень быстро несемся. И даже программисты мало понимают – куда.

Но есть музейные предметы и история…

И если будут победившие в этой разноголосице и вакханалии, выжившие «нехаи» станут уважать музеи.

А Нехай Р. Ш. пока еще не уважает.

Потому что он не в музее работает – он выживает, борется, мимикрирует и приспосабливается в той среде, в которой «ситуационно» оказался.

Как и все мы…

Соответственно тому, что уловил.

От курса доллара, рейтинга Путина и статуса МО РФ, который, как и каждый из нас сегодня, «то ли есть», то ли завтра его уже нет.

Так устроен мир.

Но мир так был устроен всегда. Время лишь подстраивалось под нас медленных. Ну а мы побежали, и время «побежало» с той же скоростью…

Никто в этом не виноват: ни Путин, ни Нехай с Шойгу или американцы.

Просто время ускоряется.

Почему мы так быстро закрутили педали?

Папуасы на островах еще живут медленно, а нам неймется.

Нам надо было «быстрее всех и дальше всех», вот теперь «разогнались» и несемся…

Непримиримый и непоколебимый в своих «единственно правильных» мнениях-решениях Руслан Шамсудинович более всех своих сотрудников проживает в описанной выше «среде». Он сидит у министров на планерках и вынужден непосредственно воспринимать эту гонку. И адекватно реагировать.

Тут не до спокойного поступательного развития, не до друзей или любимчиков, Руслан Шамсудинович не имеет любимчиков и быстро меняет сотрудников и помощников, делая приоритет исполнительным и дисциплинированным перед и над знающими историю, или морскую практику, или музейное дело. Целый ряд старейших сотрудников, полных практического, теоретического, мореходного опыта и опыта службы на ВМФ, научного опыта ушли «на обочину истории» (замов по науке за два года поменялось трое), старики по домам сидят, в оппозиции, некоторые строчат жалобы. Нехай не умеет или не желает быть мировым объединителем. Это ведь требует скрупулезного подхода. Всё, что характерно для музейного и историко-исследовательского дела, вся эта «скрупулезность, последовательность и постепенность» ему только мешают. Ему нужны быстрые, наглядные действия и мероприятия. Все то что при малых затратах дает больший эффект – фейерверк, массовость и силу военного оркестра. Вот его методы.

Демократическое управление требует индивидуального подхода к человеку. Каждый знающий специалист – штучный товар – себя ценит. Тогда к черту «штучный товар». Санкт-Петербург большой, специалистов безработных хватает, штучный товар не нужен, других наберем. Норовистые и имеющие свое мнение пусть на мировых основаниях сидят, семь пядей во лбу теребят – не нужны, мешают все более увеличивающейся скорости того производственного победоносного процесса, который так качественно наладил Нехай и вполне заслуженно теперь получает похвалы сверху…

Навыки «начальствующего комсостава» известны с римских времен. В январе 2019 г. на конференции в АО «Адмиралтейские верфи», посвященной 30-летию постройки подводных лодок «Пиранья», вспоминали «этот метод», когда директор верфей с прибытием депутации из Швеции с разрешением Ельцина в руке, стремящейся осмотреть цеха, где строились «Пираньи», – директор кораблестроительного завода «исчез» с территории, а его зам сказал шведам: «Не имею полномочий». И не узнали ничего шведы о «Пираньях».

«Методы» эти улучшались в Российской империи триста лет «романовских» времен дореволюционных и отточены временами «коммунистическими». Вряд ли найдется «оппозиционный» журналист (такой как Золотоносов), которому Р. Нехай дал бы интервью – директор всегда был недоступен «такой» прессе.

Предпочтение понятному ему армейскому единовластию и единоначалию и полное отвержение интеллигентского и интеллектуального «размусоливания» очистило территорию Нехая от мыслящих людей. Так или иначе, совершенно исчезли из музея экскурсоводы с опытом службы на ВМФ в офицерских и мичманских должностях, исчезли они и из филиалов ЦВММ. Только по филиалу «ПЛ (подводная лодка) Д-2 „Доброволец“» отставные офицеры еще водят экскурсии. Исчезли самодеятельные экскурсоводы из бывших офицеров и даже адмиралов и их клуб, и пусть это случилось еще до вступления Нехая в должность, но оно было десятилетиями и, значит, было нужно музею и обществу. Может это значит, что надо возрождать…

Из музея ушли клубы катерников и подводников… Музей не перестал ездить в другие города и показывать себя за рубежом, но эта работа, по сравнению с достижениями Корчагина, стала «единичными событиями». Непонятна политика с друзьями музея. Самое главное – непонятна политика с существующими сотрудниками. Они окружены не теплотой и вниманием к их научным интересам, а совершенно противоположной по качеству субстанцией… С этим же связано то, что Нехай не видит необходимости расширять сферы сотрудничества с другими музеями и зарубежными респондентами. «Межкорпоративная» дружба или заглохла, или переместилась в неведомые нам сферы. Не от этого ли ни одно из конструкторских бюро или кораблестроительных верфей не дает музею модели или чертежи для их постройки? Так связи с ним нет – разорваны или нецелесообразны… с обеих сторон? Музей как «неласковое дитя» – никого не сосет, а есть требует.