Историйки с 41-го года

Леша уже танцевал один, лихо выделывая ногами странные кренделя, притом молча, язык у него с трудом повиновался. Люся уже догадалась, что случилось, – она не раз видела здесь таких кривляющихся парней. Когда танец закончился, к Леше подошли его товарищи.

– А-a завтра мы встретимся? – едва двигая языком и не понимая, что с ним происходит, спросил он Люсю.

– Да! – ответила она. – И, пожалуйста, будь с друзьями. А вы, – обратилась Люся к ребятам, – проследите за Лешей. Кто-то дал ему наркотик.

– Мы его найдем и башку намылим, – зашумели товарищи.

Провожая Лешу домой, они долго рассуждали, как они могли проморгать случившееся с их приятелем. Родители в его поведении ничего подозрительного не заметили, как всегда, им было не до него. А Леше таблетка понравилась.

На следующий день, взглянув на пустынный двор, он взял деньги из маминой шкатулки и пошел на танцплощадку. Посетители там уже собирались, кто парами, кто поодиночке, и неожиданно появился прежний незнакомец:

– Ну что, как тебе? – хитро прищурив глаза, ухмыльнулся он. – Я знал, что тебе понравится и ты придешь снова.

– Дай мне целую таблетку, – сказал Леша и сунул ему в руки деньги, полученную дозу он сразу положил себе в рот.

Незнакомец, крадучись, скрылся. Леша стал ждать прихода Люси, желая с ней потанцевать. И тут его голову, как прежде, стало нежно распирать, казалось, она стала пустая и легкая, а сам он превратился в невесомого, словно перышко, и полетел все выше и выше, пока не столкнулся с облачком… Последнее, что он услышал, был голос Люси:

– Леша! Лешенька, очнись!

Привели его в сознание в больнице. Два дня он в тумане видел врачей и только на третьи сутки заметил возле себя заплаканную маму и испуганного отца.

– Сынок, не тем ты делом увлекся, – всхлипывала мать.

Отец молча сидел рядом, не говоря ни слова.

И тут до Леши дошло: «Что я натворил, как я виноват перед родителями!» – и он затвердил:

– Папа, мама! Извините, извините меня!

Прибыв домой, он увидел на диване гитару – точно такую же, как у Люси: коричневую, блестящую, лакированную.

– Это мы вместе с Люсей выбрали тебе в музыкальном магазине, – вздохнул отец, видно, немножко отойдя от пережитого.

Леша, счастливый, взял ее в руки, провел пальцами по струнам, она зазвучала знакомыми аккордами. Тут кто-то постучал в дверь, это была Люся. Леша кинулся ей навстречу, ухватил за руку и, как это было раньше, почувствовал ее теплоту. В открытую дверь вошел Сережа-заводила, а за ним стояли ребята со всего двора.

Леша! – отчеканил он. – Команда собрана. Хочешь обрадую тебя? Над нами взял шефство спортивный клуб. Пойдем играть в футбол!

– Сегодня не могу! – ответил счастливый Леша. – Встретимся завтра, а сейчас у меня дела.

Мама Лида

Васин приехал рано утром, еще до восхода солнца. Воздух был влажный, терпко пахло хвоей и мхом. Он поднялся на пригорок. Туман низко стелился по земле, словно гигантское озеро, и на этой глади виднелись зеленые, чуть покачивающиеся макушки деревьев.

Васин закрепил мольберт, разложил краски и сделал несколько набросков. Быстро поднималось солнце, ярко заливая землю красным пламенем. Туман нехотя уходил вниз. Постепенно открывался овраг с редкими елочками. Стали видны домики, окруженные садами, а неподалеку – большое каменное здание и перед ним две березки.

«Где-то я это уже видел? – подумал Васин. – Неужели я тут был?!.. Нет! Не может быть!» – и вдруг его как обожгло…

Да ведь точно в таком же кирпичном доме прошло его детство, и березки растут как раз на том же месте. Васин даже вспомнил, как вырезал на березке свое имя, а потом воспитательница детдома заставила его обмотать деревце тряпочкой.

«Воспитательница… Лидия Ивановна, – Васин задумался. – Как она там?» Воспоминания вдруг разом нахлынули на него, возникая без всякой связи и вытесняя друг друга. Работать больше не хотелось.

«Как я мог забыть», – волновался он.

Последнее письмо от воспитательницы он получил шесть лет назад. Она писала, что очень хотела бы повидаться с ним, что следит за его успехами. Но он в то время сдавал экзамены в художественное училище и на письмо так и не ответил. Потом поступил в институт. Жизнь со своими большими и маленькими заботами, огорчениями и радостями отодвигала прошлое все дальше и дальше. Изредка, вспоминая воспитательницу, собирался непременно написать и порадовать ее, но так и не написал…

И вдруг ему до боли захотелось увидеть ее, побыть в том доме, где прошло его детство, дотронуться до тех березок.

«Завтра же возьму билет и поеду!» – решил он.

На следующий день он был уже в поезде. Глухо стучали колеса.

…Все началось с той осени сорок первого года.

В их родное село, где он жил тогда с матерью, пришла война. Как-то враз все вдруг почернело, как бы состарилось. Эшелон машин, в которых их эвакуировали, попал под бомбежку. Машины остановились. Ничего невозможно было разобрать в страшном грохоте. Люди бросались в сторону от машин. Мать с лицом, которое он никогда не забудет, отчаянно закричала: «Беги, сынок! Скорее! Скорее!» – и тут совсем над головой раздался свист падающей бомбы. Взрывом его подбросило вверх и сильно ударило о землю.

В детдоме он долго и тяжело болел. Голова кружилась, ноги совсем не слушались. Целыми днями лежал с закрытыми глазами. Когда удавалось их открыть, он видел перед собой маленькую женщину, склонившуюся над ним с тревожным вниманием. Лицо у нее было смуглое, доброе. Глаза огромные и блестящие.

– Напугал ты меня… Напугал, – быстро говорила она, прикоснувшись губами к его лбу, проверяя температуру, – а ты вон какой, оказывается, – сильный! Жить будешь долго.

– Хватит тебе на постели лежать, проказник, – шутила она, ласково улыбаясь. – Пора с ребятами во дворе играть, – и теребила его волосы.

Мальчику было хорошо от этой ласковой руки и доброго голоса, чем-то напоминавшего мамин, и он попытался улыбнуться.

Она еще долго сидела рядом, пока он не заснул. Позже он узнал, что это его воспитательница Лидия Ивановна. Каждый день с утра до самого вечера слышался ее звонкий веселый голос: «Ребятки, умываться! Ребятки, обедать! А ну-ка, заниматься!»

Только однажды после ухода почтальона она куда-то исчезла и долго не появлялась. Васин нашел ее в маленькой коптерке, куда они сваливали разбитые стулья и столы. Она сидела за столом, уронив голову на руки, и беззвучно плакала. Рядом лежала маленькая серая бумажка с фронта, извещавшая о смерти ее сына. После того дня она как-то сжалась, кожа на лице стала совсем прозрачной, щеки провалились. Огромные глаза, казалось, стали еще больше. Черные блестящие волосы за одну ночь стали белыми. Судьба годами дарила ей радость, а унесла все в один миг.

О своем горе она никому не говорила. Видно, не хотела тревожить и без того израненные детские души. Всю свою неистраченную материнскую любовь она перенесла на обездоленных детей. Дети были разные, но для всех у нее находилось теплое, ласковое слово, и детдомовцы называли ее Мама Лида.

Удивительно хорошо она умела распознавать у ребят их склонности и таланты. Рыжего Афанасия, например, она отвела в музыкальную школу. Сначала он учился хорошо, потом стал прогуливать.

«И как он, интересно, ухитрялся гулять с контрабасом? – шутил Васин. – Контрабас-то ростом был выше его».

Лидия Ивановна об этом узнала. Что она сказала Афоньке, осталось тайной. Но с тех пор он, сияющий, отчего веснушки на его лице становились еще рыжее, прижав к себе контрабас, мчался на занятия. А сейчас играет в театре в оркестре.

И у Васина Лидия Ивановна тоже нашла способности. Любил он рисовать, а краски в ту пору были редкостью. И вот как-то раз он обнаружил в своей тумбочке коробочку с красками – ох, и радости было тогда! Позже ребята рассказывали, что видели Маму Лиду на толкучке. Она поменяла свою белую с бахромой праздничную скатерть на коробочку красок.

Она всегда была в курсе всех ребячьих дел, в гуще всех детдомовских событий. Когда вязали носки и варежки «Для фронта», Лидия Ивановна незаметно помогала отстающим. А когда ездили в подшефный колхоз, она разметит всем делянки, а потом сама не только у каждого успеет поработать, а еще и свою долю сделает. И все с прибаутками и со смехом.

А дни рождения, которые ребята порою сами забывали, – она всегда напомнит и оделит самым сладким кусочком.

Васин вспомнил и тот день, когда уезжал из детдома. Утром он подошел к двери Лидии Ивановны и услышал ее голос:

– Сережа, заходи.

Просто удивительно, как это она узнавала ребят по походке.

– Дай-ка я погляжу на тебя, – он послушно остановился перед ней.