Сказаниада

– Где ты живешь?

– Вторые Погорелки, крайний дом. Недалеко отсюда.

Проезжий мужик тоже был из Вторых Погорелок. Зря Георгий о нем плохо думал. Простой крестьянин, а увидел девчонку из своей деревни – и с одним ножом на экипированного витязя кинулся. Можно сказать, герой. Не того человека назвали Храбрым.

– Мать у тебя есть?

– Она меня с пирожками к бабушке послала.

– А пирожки, значит, делал отец? – Георгий обдумал полученную информацию. – Идти уже можешь?

Улька вновь побелела, будто еще один пирожок съела.

– Куда? – Взгляд у нее стал жалобным, как у собаки, которую из родной конуры выгоняют.

– Домой отведу. И с отцом поговорю.

– Домой я ни за что не вернусь. Мне и раньше несладко было, а теперь… Лучше я к бабушке пойду. – Энтузиазм в глазах Ульки угас так же быстро, как и появился. – Туда тоже нельзя. И жива ли она? Я не вернулась, теперь он к бабушке сам пойдет – захочет узнать, что случилось.

– Решай быстрее, куда тебя вести – к маме или к бабушке? Думаешь, только у тебя проблемы? У меня невесту украли, а чтобы ее вернуть, мне придется одолеть колдовство и сразиться чуть ли не с целым миром. Короче, тороплюсь я. Ну, куда идем?

Улька схватилась за живот и опять склонилась над ручьем.

Глава 6. От обмана до бабы Яги

Уже смеркалось, а ей по-прежнему было плохо. Эти долгие часы Георгий выполнял роль сиделки – нянчился, успокаивал, поил водичкой и протирал лоб. Сюда бы врача…

Похоже, отрава подействовала сильнее, чем казалось. Нужно повторять промывания и давать больше воды. Пусть лопнет, но пьет, другого лечения в такой ситуации нет.

Вернулась мысль о клизме. Бурдюк маловат, полноценной процедуры не получится. И встает другой вопрос, более серьезный, чем объем имевшейся емкости. Вопрос очень деликатный: как подступиться с таким предложением? Поймет ли малявка, что все для ее же блага?

Георгий решил не рисковать. Оставил на крайний случай.

Ночевать пришлось здесь же, в лесу. Улька с завистью глядела на сыр, лепешку и сухофрукты, которыми подкрепился перед сном Георгий, но ей он не предложил ни крошки. При отравлении нужно пить, а не есть. Спать легли под той же березой. Хотелось накрыть девочку чем-нибудь, Георгий готов был отдать свою рубаху, но условия не позволяли. Он даже доспехов на ночь не снял. Лес – не постоялый двор, чтобы расслабляться, и лучше немного подмерзнуть, чем быть зарезанным в тепле и уюте.

Разбудили птицы. На востоке разгоралась заря, зябкая свежесть овевала лицо, а место рядом пустовало.

Обманула, негодница. И ведь какая актриса – Георгий готов был последним пожертвовать, чтобы ей чуточку полегчало. Кроме талантливой малолетки отсутствовали кинжал и котомка с продуктами, включая бурдюк с водой. Знать бы заранее, что так получится, поставил бы клизму, невзирая на протесты и сопротивление. После такого, может, и мыслей дурных у паршивки поубавилось бы.

Хорошо, что он догадался деньги припрятать. Продукты – дело наживное. С водой проблем тоже нет, места богаты ручьями, а в любой деревеньке хватает колодцев. Из всего похищенного только кинжал жалко, хороший был – нетяжелый, с удобной рукоятью.

Можно попробовать догнать. Следопыт из Георгия никудышный, но вариантов, куда девчонке идти, всего два. К матери или к бабушке. Первое она вчера категорически исключила – значит, искать следует у бабушки. Но сначала придется искать бабушку.

Георгий начал подниматься и застыл от внезапного озарения: Улька взяла кинжал неспроста.

Решила отомстить. А притворялась, что ей по-прежнему плохо, поскольку не хотела, чтобы ей помешали. Теперь нужно соображать быстрее. Если она…

Не соображать, а бежать надо, причем быстро. Спасать ее от самой себя, пока не натворила глупостей.

Адрес он запомнил: Вторые Погорелки, крайний дом. Тропа вывела прямо на место. Деревушка выглядела бедно, огороженные заборчиками кургузые домишки-срубы с крытыми соломой двускатными крышами растянулись вдоль дороги, позади домиков уходили к лесу длинные огороды, пахло растопленными дровяными печами, на которых что-то готовили, и домашним скотом. Домишко Улькиных родителей размерами едва превышал славную избушку на болотах, от пыльной дороги его отгораживал покосившийся плетень. Во дворе было пусто, скота нет, как и собак, кошек и прочей живности. В окошке темно. Георгий решил, что сейчас излишняя вежливость навредит. Скрипнула без спросу отворенная калитка, он прошел к сеням, рука легла на меч:

– Хозяева, открывайте! Эй! Есть кто живой?

Шевельнулась занавеска, донесся испуганный голос:

– Что случилось? С Улькой беда? – голос был женский. – А где Данила?

– Их разве нет?

Следующие полчаса Георгий играл с хозяйкой в вопросы и ответы, где каждое следующее слово нервировало и еще больше запутывало ситуацию.

Георгия пригласили внутрь. Хозяйку – статную молодую женщину чуть за тридцать, со спускавшейся из-под кокошника темной косой и живыми, полными боли глазами, звали Ладой. Однажды довелось читать, что в старину косу носили только девушки, а замужние женщины делали другие прически. В реальности оказалось не так. Или надо сказать не «в реальности», а «в сказке»?

В реальности сказки. От заканчивавшихся хеппи-эндами добрых волшебных сказок здесь присутствовали только имена, остальное – настоящая бескомпромиссная реальность.

Немало времени понадобилось, чтобы разобраться в произошедшем с дочкой Лады. Итог не радовал. Домой Улька не вернулась, а отважный герой, что кинулся с ножом на защиту девочки, оказался создателем злополучных пирожков. Георгий понял это по рассказу о его отъезде и быстром возвращении, а вытребованное описание внешности пролило свет на остальное. Теперь муж Лады сбежал, решив, что вместо тещи отравил дочь и дело замять не удастся. Только бы они с Улькой не встретились у бабушки.

Слово за слово, и Лада превратилась в ледяную статую. Закутанная в шаль поверх сарафана, она сидела, глядя в стену, и от остановившегося взгляда хотелось выть.

– Чем я могу помочь? – спросил Георгий.

Он рассказал о себе в начале разговора. Лада в общих чертах представляла его возможности, была наслышана. Воин без дома и денег, а теперь и без коня. Зато где угодно можно постучаться в любой дом, назваться, и примут как родного. Со временем выяснилось, что это важнее денег, но тому, кто не ощутил на себе, не понять.

Лада молчала. Георгий понял, что надо делать.

– Объясняйте, где живет ваша мама, я схожу и все улажу.

Глаза женщины потемнели. Георгий мысленно выругался: она ведь сказала, что прощальными словами Данилы было «Я все улажу».

– Не знаю, как начать… – Лада опустила взор. – Выслушайте, а потом судите, хорошо?

– Со мной можно на ты, – разрешил Георгий, чтобы ей было комфортнее. – Я хоть и витязь, но не дворянин.

– Благодарю. Со мной тем более не церемоньтесь… ся, – Она тоскливо улыбнулась одними уголками губ. – Я даже не знаю, с какой стати вы мне выкать начали.

– Ты, – поправил Георгий.

– Выкать начал, – послушно исправилась Лада. – Но было приятно. Ко мне никто так не обращался. Благодарю еще раз. Понимаешь, Егорий… Я знаю, что дело женщины – ждать. Но чего? Трупов дочери и моей мамы? Рассказа, где и как они погибли? А если им нужна помощь? Раньше я боялась Данилу только нетрезвого, а сейчас понимаю, что он в любом состоянии способен на все. Если Улька с ним пересечется…

– Я сделаю все, что в моих силах. Даже больше. Обещаю.

– Верю, но не в этом дело. Отныне дома мне нечего делать, только изводить себя предчувствиями и на стенку бросаться. У меня к тебе просьба. Возьми меня с собой.

Рот уже открывался, чтобы согласиться, когда Георгий подавил первый позыв и стиснул зубы. Обычное для двадцать первого века дело здесь выглядело кощунством. Витязь не имел права путешествовать с чужой женой. Ее мог сопровождать только родственник, или с ними должны быть еще женщины, одна из которых зависима от мужчины, а остальные как бы составляют ей компанию.

Но оставлять ее дома тоже нельзя, иначе от безысходности руки на себя наложит.

– Что люди скажут?