Кваздапил. История одной любви. Начало

Я попытался сменить тему:

– Кто будет вытирать?

Уловка не сработала, Тимоха бросился на помощь Фильке:

– Помоем по-человечески!

– Там не… – полез я с возражениями, что никакие пачкающие работы над этой частью тела не проводились, и мыть там, соответственно, ничего не требуется.

Поздно. Перехваченный у Фильки душевой рожок ударил струей в грудь Мадины.

Еще когда мы пили чай на кухне, я видел, как выделялась и насильно лезла в глаза яркая родинка на чуточку влажной футболке. Всего лишь на влажной.

Белый бюстик намок мгновенно. Мадина хотела вскинуть руки вверх в призыве помощи, но пришлось срочно прикрываться и отворачиваться. Тимоха полез на нее со шлангом. Игорь с Артуром пытались сдержать меня, и все, на что хватило моей фантазии, это крикнуть другу:

– Помогай! Я давал слово! Я обещал девушке безопасность!

У Гаруна словно пелена с глаз упала. Только что он со всеми пялился на девичьи прелести и мечтал о максимально большем, что могло наступить лишь в обход меня, теперь его корпус технично оттеснил сокомнатников, кулаки грозно сжались.

Поняв, что времени нет ни на что, и я доберусь до него через миг, Тимоха схватился за блондинистый парик. Дернуть он не успел – из ванны на него с воплем кинулся Филька:

– Зачем?! Зачем ты все испортил?! Когда еще…

Поскользнувшись, он ударился о Тимоху, и оба рухнули на подоспевшего меня. Дрожавшая Мадина с плачем держалась одной рукой за оставшуюся на месте маску, сгибом второй – за бюстик, из которого лилось, как в ливень с дерева. Она присела и скрючилась, прячась от начавшийся свалки.

– Ну, дура-а-ак… – Тимоха отдирал от себя Фильку и пытался высвободиться из моих тисков. – Она же не против, чего бы тогда заявилась к стольким мужикам?! А Кваздик не дает ей развернуться в полную силу!

Гарун удостоверился, что Игорь с Артуром не вмешаются, и вдвоем мы утихомирили Тимоху. Тот еще что-то бурчал под нос, когда, облитого с ног до головы, его вытолкали на кухню, где он вроде бы успокоился.

Мокрая Мадина заперлась в ванной, я собирал по комнате и поочередно передавал ей одежду, Гарун присматривал за руинами праздника. Настроение упало в ноль. Сумочку сестры брат мог узнать, пришлось запихнуть ее в пакет, на дне которого оставались какие-то тряпки. Когда Мадина, наконец, собралась, я провел ее в прихожую и кивнул Гаруну:

– Оставайся, моя кровать в твоем распоряжении.

– Я тоже провожу, вдвоем безопасней.

– Гм. Я хочу проводить один, понимаешь?

Гарун вскинул направленные вперед открытые ладони:

– Понял, умолкаю. До утра не ждать?

– Если вернусь, лягу на Валькино место.

Гарун с удовольствием плюхнулся на кровать, Тимоха так и не вышел с кухни, Артур с Игорем огорченно переглядывались. Филька лежал на своей кровати ничком, уткнувшись лицом в подушку.

Глава 15

– Еще одно такое приключение, и мне потребуется краска от седины, – сказал я, как только дом с веселой квартирой остался позади.

До тех пор мы молчали. Пульс по-прежнему напоминал работу отбойного молотка, в одной руке были вещи, вторая поддерживала спутницу, которая все время норовила споткнуться или за что-нибудь зацепиться. Ее мысли и чувства тоже находились не здесь.

Что-то часто я стал гулять по ночам. И всегда ведь получается по делу. Откуда у меня взялись дела по ночам? Раньше их почему-то не было.

В столь поздний час обычные прохожие встречались редко и, большей частью, обходили нас стороной, а от необычных, вроде пьяных на кураже и незаконопослушных, судьба хранила. Но назвать улицы безлюдными было бы неверно. Собственно, ночь в большом городе – это не ночь в прямом смысле. Большой город, к которому я относил наш областной центр, не спит ни днем, ни ночью. Дорожники при свете фар чинили прореженный за зиму асфальт, молодежь спешила в клубы или из клубов, гуляли влюбленные, возвращались с работы или из гостей компании и отдельные личности всех видов и характеристик. Уличные фонари показывали дорогу и зорко следили, чтобы с ночными работниками и гуляками ничего не случилось. И все же, по сравнению с днем людей было меньше в разы. Накрывшая город тьма ограничивала видимость, визуально это уменьшало количество странствующих в ночи до считанных единиц.

Двумя такими единицами, сведенными обстоятельствами, были мы с Мадиной. Впрочем, для окружающих, если бы кто-то всмотрелся, она оставалась копией американской актрисы – яркой блондинкой в туфлях на высоком каблуке, опасно короткой юбке и легкой куртке, из-под которой виднелась неприлично прозрачная блузка. И только мне, шедшему рядом, было заметно, что лицо и волосы ненастоящие, а блузка и юбка прилипли к телу, так как надеты поверх выжатого, но оставшегося влажным белья.

Вместе с многоэтажками на границе микрорайона кончились и фонари. В районе старой застройки чередовались заброшенные здания, деревянные дома и темные ряды гаражей. Выбрав удаленный от света проулок, Мадина оглянулась по сторонам и юркнула в темноту.

– Ты куда? – Я хвостиком последовал за ней.

Если в ответ раздастся «В туалет», то я буду не только выглядеть, но и чувствовать себя полным придурком. А еще на долгое время останусь поводом для насмешек. Уж кому, как не мне, знать, как прилипают прозвища.

Нет, пронесло, Мадина всего лишь решила привести себя в порядок. Первым делом она освободилась от маски.

– Мерзость. – Резина с париком полетели в пакет. – Лицо сопрело.

– Сопрело – не беда, а что с ним было бы, если б твой брат…

– Не надо, меня до сих пор трясет. Подержи.

Мне в руки упала снятая курточка.

Еще раз удостоверившись, что поблизости никого нет, Мадина содрала с себя все, вплоть до последнего. Меня в понятие «кто-то посторонний, кого следует опасаться или стесняться», спутница не вносила. Вроде бы приятно, а с другой стороны – обидно. Словно не мужчина. Хотя… Вызывающие позы и соблазнительные движения – для кого они, если не для меня? Стриптиз для единственного зрителя, если называть все своими именами.

Вслед за маской в пакет отправилась расстегнутая и стянутая с рук блузка, спущена через ноги узкая юбка, расстегнут лифчик…

В глаза бросилась родинка. Половина сегодняшних бед – из-за нее. Не будь у Мадины злополучной, приковывавшей взор, бесовской родинки, и Гаруну не пришло бы в голову олицетворять с прячущей глаза блондинкой родную сестру. И лучше бы мои сокомнатники любовались остроносой грудью без примет, чем сочными складочками под золотым пушком.

А вот, кстати, и он, тщательно ухоженный, подготовленный к возможным приключениям. Здрасьте вам еще раз. Как поживаете? Что-что? Желаете поздороваться за руку? Нет уж, увольте, мои руки из-за вас едва с чужими лицами не познакомились, а зубы и нос – с посторонними кулаками. Можете кривляться, можете отворачиваться, пока хозяйка запихивает в пакет ваш намордник, но мне вы интересны не более как с эстетической точки зрения. Каким бы вы ни были, внешне вы симпатичны и притягательны, но сегодня не ваш день. Да-да, я уверен. Уверен, говорю. У-ве-рен. Согласен, звучит крайне неуверенно и абсолютно неубедительно, и тем не менее повторяю: я уверен. Если нужно подтверждение, то вот возьму и отвернусь. А-а, испугались, не хотите, чтобы я отворачивался? Честно говоря, и я не хочу, но если вы меня вынудите, у меня хватит сил это сделать. Во всяком случае, я надеюсь на это.

Пока я разбирался в своих ощущениях, пакет с использованными вещами на время был поставлен на землю, из сумки извлечены смятое платье до пят и белье намного более ханжеского вида, чем снятое. Новые вещи на миг замерли в руках Мадины, она выпрямилась. В моем взгляде, что ли, несмотря на темноту, что-то заметила, или женская интуиция сработала?

– Созрел? – Мадина указала на свое тело, затем на меня.

В темноте – он и она, они одни, она обнажена и хочет его. Казалось бы – что тут думать?

Именно, что лишь казалось. Мудрость предков говорит: когда кажется – креститься надо.

– Созрел. Чтобы кое-что понять. Дружба дороже любых приключений. Больше не обращайся с такими предложениями.

Сказать такое вслух оказалось сложно, но я справился.

На душе полегчало.

– А с какими обращаться?

– Помочь или спасти, остальное – не ко мне.