Кваздапил. История одной любви. Начало

– Мне нравится для тебя готовить.

Она отвернулась. Виден был только затылок, к нему я и обратился:

– Нравится – готовь. Только одно пожелание: делай порции меньше.

После еды я попросил телефон, пальцы застучали по экрану, создавая новый аккаунт.

– У многих твоих земляков есть странички, следи за ними, можешь узнать что-то полезное. Ах, да. Иди сюда.

В приказном порядке я усадил Хадю рядом на кровать, поскольку разместиться с удобством больше негде, а без удобства нельзя, времени на обучение уйдет немало.

– Интернет. Урок первый.

Это были счастливейшие часы моей жизни. Я обучал Хадю, на кухне ждал отменный ужин, в кармане лежали заработанные собственным трудом деньги. Робкий взгляд Хади постепенно превращался в заинтересованный, она забывала о прошлом и настоящем, уходя в открывшийся новый мир, иногда мы даже касались друг друга руками или бедрами. Хотелось, чтобы это длилось вечно.

В одном свертке, который я ногой задвинул подальше, лежали купленные для Хади вещи: пара футболок, халат, носки и, главное, три комплекта женского белья разного стиля. В магазине с ними пришлось помучиться:

– Примерно вот такое, девушка. – Мои пятерни показывали продавщице требуемый объем, а она лукаво улыбалась. Я готов был сквозь землю провалиться. Однако, бюстгальтеры в конце концов заняли место в пакете, дело дошло до второй части. Хорошо, что Хадя надевала мои джинсы. Мои лишние килограммы почти совпали с объемом женственности маленькой красавицы, и новый взрыв хохота сотряс магазин, когда я попросил женских трусов размером как для себя.

В пакет Хадя все-таки заглянула. На меня метнулся взгляд, сразу убежавший в сторону. О содержимом пакета мы ни разу не заговаривали, будто его не было, но покупками Хадя пользовалась. Чаще всего она ходила по квартире в моем спортивном костюме, где пришлось закатывать штанины и рукава, иногда его сменял набор джинсы-рубашка. Ножницы и иголка ничего не тронули: зачем перешивать, если можно не портить вещь, а просто подвернуть?

Халат применялся только после ванны, когда вымывшаяся Хадя выходила ко мне, сидевшему в интернете. Будучи женским, только до колен, халат казался ей вызывающим: «Из-под него торчат ноги». С моей точки зрения ноги не торчали, а чуть-чуть и весьма красиво виднелись, но показавшись в нем впервые, Хадя едва не сгорела со стыда. Мне удалось заверить, что с современной точки зрения ее наряд более чем скромный, из интернета были приведены примеры, и неловкость немного сгладилась. Зато возникла другая. После того, что выдал поисковик, Хадя долго не могла поднять на меня взгляд.

Побежали чудесные дни. Уроки, трапезы, иногда поочередное мытье, стирка, вечером – прощальное чаепитие, и я отбывал на побывку в казарму-общежитие. Какие еще слова подобрать для пристанища, которое я недавно называл домом, после того как обрел новый? Именно дом, в исконном смысле. Место, где счастлив, куда стремишься, откуда не хочется уходить – что это, если не дом?

От заказов я нос не воротил, брался за все. От разбоя и аварий судьба хранила, иногда попадались щедрые клиенты, достаток плавно рос – работе, как-никак, отдавалась основная часть суток. И она себя оправдывала, денег хватало на все: на продукты, на кое-какие презенты и кое-что даже откладывалось.

Хадя по-прежнему стеснялась меня. Находиться с ней рядом было приятно, но о легкости и беззаботности оставалось мечтать. В карих глазах неизбывно присутствовали боль и страх. Несколько раз я предпринимал попытки как-то порадовать свою подопечную, хотелось отвлечь ее, сделать приятное. Увы. Принесенные цветы вызвали нездоровую дрожь:

– Зачем?! Что мне теперь с ними делать? Хорошо, на этот раз я поставлю их на кухне, потому что вернуть нельзя, а выбросить – жалко и неблагодарно, но больше так не делай. В следующий раз выброшу. Домработницам цветы не дарят, твоей девушкой я быть не могу, а сестер цветами балуют разве что на восьмое марта.

Насчет «моей девушки» резануло по живому. Такая мысль подспудно закрадывалась, как логичное завершение вынужденного сожительства. И разве я был против? Это же больше, чем в самых сокровенных мечтах! Сколько раз я сравнивал других девушек именно с Хадей, как с образцом, к которому стремилась душа, как с эталоном и недостижимым другими идеалом. И сейчас он, идеал и эталон, был рядом.

В ответ мне приводился бездоказательный аргумент, что отношения между нами невозможны. Горянка с суровым воспитанием действительно не годилась в подружки для веселого времяпровождения. Но разве роль подружки для развлечений – единственная в мире?

Копать так глубоко пока не стоило, и Хадя, наверное, права. Время – самый мудрый советчик. Но в присутствии женщины, к которой тянется душа, не быть мужчиной я просто не мог.

– У тебя есть мечта?

Суетившаяся на кухне Хадя моргнула, щеки покраснели, лицо резко опустилось.

– О ней никто никогда не узнает.

– Почему? Вдруг кто-то поможет в воплощении?

– Кто-то – это ты? – Хадя вымученно улыбнулась. – Нет, пусть мечта останется со мной.

– Зря. – Прямую атаку отбили, зайду с другой стороны. – Чего тебе не хватает?

– Меня все устраивает.

– Речь не о том. Например, ты скучаешь по дому? Глупый вопрос, спрошу по-другому. Что напомнило бы тебе о доме?

– Солнце. Горы. Море.

– Ответ принят. – Я вновь погрузился в интернет, словно ничего важнее новостей и фотоприколов не существовало.

– Почему ты спрашивал?

– Забудь, просто к слову пришлось.

– Интриган.

Мы поели, затем Хадя стирала, и когда тема вроде бы забылась, я набрал воздуха для нового подхода.

– Затрону одну скользкую тему, не обижайся. Ты на пляж ходила?

– У нас все когда-нибудь ходили на пляж. Как же иначе, если живешь на побережье? Я и плавать умею. Почему ты назвал этот вопрос скользким?

– В какой одежде ты купалась?

Хадя поняла причину любопытства.

– В купальнике. Не в бикини, конечно, а в обычном закрытом купальнике. Думаешь, если я тихая и незаметная, то всю жизнь в запертой комнате провела? Я современный человек, а если придерживаюсь традиций – значит, они мне комфортны. Ты живешь по одним правилам, я по другим, разве нам от этого плохо?

– Прости. Мне хорошо.

Хадя смутилась.

– Это ты прости. – Порозовевшее лицо вновь спряталось от меня. – Мне тоже хорошо. Поэтому не надо… слишком.

– Постараюсь. Просто не всегда понятно, что уже слишком.

– Я тоже понимаю поздно, когда уже больно, поэтому ты старайся, а если не всегда будет получаться – я пойму. Ты же от всего сердца, я вижу.

– Спасибо, что видишь. Для меня это важно.

Письмо на Кавказ ушло из другого города, куда понадобилось везти клиента. Из-за поездки мной был пропущен обед, но предупрежденная через соцсеть Хадя не протестовала. Отправленное письмо – первый шаг к реабилитации, к возможности без страха гулять по улицам и жить где хочешь. Хадя изо всех сил делала вид, что рада, хотя интуиция мне подсказывала, что не все так просто.

Насчет вызывавшего сомнения второго письма я настоял, что оно тоже сыграет важную роль и затягивать с ним не следует. Адрес получателя на конверте указан не был, но тайны он не составлял и был найден мной без подсказки.

Вначале меня облаяли собаки, когда я прошел мимо коттеджа, где обитал глава диаспоры. Неплохо человек устроился, всем бы так. Ходили слухи, что он бывший бандит, а ныне уважаемый бизнесмен и общественный деятель. Из бывших бандитов мало кто оставался в живых и целым-невредимым достигал высот благополучия. Значит, глава диаспоры – человек много повидавший и мудрый, то есть понимавший, что многое в мире на самом деле обстоит не так, как выглядит, но для прямого разговора с ним время еще не пришло. Честно говоря, я просто боялся. Было страшно разрушить очарование странного сосуществования, которое сложилось между мной и замечательной девушкой с гор. Недавно я даже представить не мог, что такое возможно, но теперь жизнь крутилась исключительно вокруг Хади, мысли были заняты ею, а наша квартирка стала домом, куда хотелось возвращаться и откуда не хотелось уходить.

На соседней улице я попросил местного пацаненка бросить письмо в почтовый ящик коттеджа, мальчишка с удовольствием выполнил задание за шоколадку. Камеры наблюдения коттеджа и соседних зданий засняли облаянного собаками «почтальона», но найти его будет непросто, и даже если чудо случится, то дальнейшие поиски ни к чему не приведут, через мальчика и принесенное им письмо на отправителя не выйти.

Теперь уже в двух местах знают правду. Точнее, в трех, считая нас.

«Нас». Я вздохнул.