Спартак

– О, спасите меня!.. Жизнь… я вас умоляю о жизни!..

– Так иди же в ад, трус! – вскричал Брезовир, вонзив свой короткий меч в грудь отпущенника.

– И пусть погибнут с тобой вместе все подлые, бесчестные рабы, – прибавил самнит Торкват, дважды ударяя упавшего.

Гладиаторы, сомкнувшись вокруг умирающего, стояли неподвижно с мрачными и задумчивыми лицами и молча следили за последними судорогами отпущенника.

Брезовир и Торкват несколько раз воткнули свои мечи в землю, чтобы стереть с них кровь раньше, чем она свернется, и затем вложили их обратно в ножны.

А потом все двадцать гладиаторов, серьезные и молчаливые, вышли через пустынный переулок на более оживленные улицы Рима.

Восемь дней спустя после только что рассказанных событий, вечером, в час первого факела, со стороны Аппиевой дороги въехал через Капуанские ворота в Рим человек верхом на лошади, весь закутанный в плащ, чтобы хоть как-то укрыться от проливного дождя, который уже несколько часов заливал улицы города. Всадник и его породистый конь вспотели, задыхались от продолжительной езды и были покрыты грязью с головы до ног.

Вскоре лошадь доскакала до Священной улицы и остановилась перед домом, где жила Эвтибида. Всадник соскочил с коня и, схватив бронзовый молоток у двери, пару раз сильно ударил им. В ответ тотчас же послышался лай сторожевой собаки, непременной принадлежности римского дома.

Через несколько минут всадник услышал шаги привратника: тот торопился открыть двери и громко приказывал собаке замолчать.

– Да благословят тебя боги, добрый Гермоген. Я Метробий, приехал из Кум.

– С благополучным приездом!..

– Я мокр, как рыба… Юпитер, властитель дождей, пожелал позабавиться, показав мне, как хорошо работают его шлюзы… Позови кого-нибудь из слуг и прикажи ему отвести это бедное животное в конюшню соседней харчевни, чтобы его там приютили и дали овса.

Привратник, приставив средний палец правой руки к большому, щелкнул о ладонь – это был знак, которым вызывали рабов, – и, взяв лошадь за уздечку, сказал:

– Входи же, Метробий! Ты знаешь расположение дома: возле галереи ты найдешь Аспазию, горничную госпожи. Она доложит о твоем прибытии. О лошади я позабочусь, и все, что ты приказал, будет исполнено.

Метробий переступил порог входной двери, стараясь не поскользнуться, что было бы самым дурным предзнаменованием. Он вошел в переднюю, на мозаичном полу которой при свете бронзовой лампы, висящей на потолке, виднелась обычная надпись: salve[11 -

лат.).], это слово при первых же шагах гостя начинал повторять попугай в клетке, висящей на стене (таков был обычай того времени).

Минуя переднюю и атриум, Метробий вошел в коридор галереи и приказал служанке доложить Эвтибиде о своем приходе.

В это время куртизанка находилась в своей зимней приемной, благоухающей духами, украшенной драгоценной мебелью. Она была занята выслушиванием признаний в любви, которые расточал ей юноша, сидевший у ее ног. Она теребила дерзкой рукой его мягкие черные волосы, а он с пылающим страстью взглядом говорил ей о своих нежных чувствах. То был Тит Лукреций Кар.

С самого детства проникнутый учением Эпикура, он применял в жизни наставления своего учителя и не желал серьезной и глубокой любви, когда

…Возвращаются вновь и безумье, и ярость все та же,
Лишь начинает опять устремляться к предмету желанье.

И поэтому он искал любовь легкую и кратковременную,

…чтобы стрелами новой любви прежнюю быстро прогнать.

Но это ему не помешало кончить жизнь самоубийством в сорок четыре года и, как все заставляет предполагать, именно от безнадежной и неразделенной любви.

Лукреций – юноша привлекательный, очень талантливый, был богат и не скупился на траты для своих удовольствий. Он часто приходил провести несколько часов в доме Эвтибиды. Его, остроумного и приятного собеседника, она встречала с большей любезностью, чем других.

– Итак, ты меня любишь? – кокетливо говорила куртизанка юноше, продолжая играть его локонами. – Я тебе не надоела?

– Нет, я тебя люблю все сильнее и сильнее, так как любовь – это единственная вещь, которая по мере обладания ею не насыщает, но только разжигает желание в груди.

В эту минуту раздался легкий стук пальцем в дверь.

– Кто там? – спросила Эвтибида.

Послышался негромкий голос Аспазии:

– Прибыл Метробий из Кум…

– Ах! – радостно воскликнула Эвтибида, стремительно встав с кушетки и заливаясь краской. – Он приехал?.. Проводи его в экседру… Я сейчас приду.

И обращаясь к Лукрецию, она торопливо заговорила прерывающимся, но очень ласковым голосом:

– Подожди меня… Я сейчас вернусь… и если известия, принесенные этим человеком, будут те, которых я страстно жду уже в течение восьми дней, если я утолю сегодня вечером ненависть желанной местью… мне будет весело, и часть этого веселья перепадет тебе.

С этими словами она вышла из приемной в сильном возбуждении, оставив Лукреция в состоянии изумления, недовольства и любопытства.

Покачав головой, он стал в глубоком раздумье ходить взад и вперед по комнате.

Буря бушевала, и частые молнии наполняли приемную мрачным сиянием, мощные раскаты грома потрясали дом; шум града и дождя слышался с необыкновенной силой между раскатами грома, а северный ветер, яростно бушуя, дул с пронзительным свистом в двери, окна, во все щели.

– Юпитер, бог толпы, развлекается, показывая образцы своего разрушительного могущества, – прошептал юноша с легкой иронической улыбкой.

Походив еще некоторое время по комнате, Лукреций сел на кушетку и, как бы отдавшись во власть ощущений, вызванных в нем этой борьбой стихий, взял одну из навощенных дощечек, лежавших на маленьком изящном шкафчике, и стал быстро писать серебряной палочкой с железным наконечником.

Тем временем Эвтибида прошла в экседру; там уже находился Метробий, который, сняв плащ, печально осматривал его прорехи. Куртизанка крикнула рабыне, собиравшейся выйти:

– Ну-ка, разожги сильнее огонь в камине, приготовь одежду, чтобы наш Метробий мог переодеться, и накрой в триклинии ужин получше.

И тотчас же, повернувшись к Метробию, она спросила:

– Ну как?.. Хорошие ты привез известия, мой славный Метробий?

– Хорошие из Кум, но самые скверные с дороги.

– Вижу, вижу, бедный мой Метробий. Садись сюда, ближе к огню, – с этими словами она придвинула скамейку к камину, – и скажи мне поскорее, добыл ты желанные доказательства?

– Золото, прекраснейшая Эвтибида, как ты знаешь, открыло Юпитеру бронзовые ворота башни Данаи…

– Оставь болтовню!.. Неужели ванна, которую ты принял, не отбила у тебя охоты разглагольствовать?

– Я подкупил одну рабыню и через маленькое отверстие, сделанное в двери, видел несколько раз, как Спартак в час крика петухов входил в комнату Валерии.

– О боги ада, помогите мне! – воскликнула Эвтибида с выражением дикой радости.

И с искаженным лицом теребя Метробия, похожая на разъяренную тигрицу, она стала спрашивать прерывистым и задыхающимся голосом: