Болельщик на солнцепёке. Рассказы о любви и спорте

? Приходи.

Она не пришла.

На следующий день, когда загремела на весь лагерь музыка, Сашок выловил её у корпуса, взял за руку и сказал:

? Кристина! Не пойму. У тебя парень есть или не есть?

? Не есть!

? Тогда идём на дискач.

Он обнял её. Рука его дрожала у неё на плече. Она всегда носила объёмные футболки. В одежде у неё горба не видно, просто кажется, что сутулость. А когда Филькин положил ей на плечо руку, она поняла, что теперь незаметно даже сутулости. Рука окутывала её спину, её кифоз грудного отдела позвоночника. Необыкновенное нежное чувство возникало от его прикосновения. И гордость, и испуг. Парень, такой популярный в их бассейне, такой надёжный, прямой и честный, обнял её.

0? Я давно хотел с тобой… Ещё в прошлом году, – сказал Сашок, и она уловила, что он сейчас как Лёшик растягивает слова. – Но как-то знаешь, всё тренировки, тренировки… Ну, в курсах…

Она молчала.

? Так. Хорошо… ? продолжил Сашок. – Молчание – знак согласия. Да эти тренировки, достало всё уже. Надо же и отдохнуть хотя бы вечером. Да Кристин?

Она молчала. Она боялась опять ляпнуть что-то не то, поэтому предпочла молчать.

? Понятно. Молчание – знак согласия… ? он замялся. Может, тебе неудобно так идти?

? Нет! – тихо сказала она.

? Неудобно или удобно?

? Удобно, ? ещё тише сказала она. Фууу… от испуга чуть не вырвалось, что неудобно.

? И мне удобно. Продолжаем разговор. Учти, Кристин, я твоего Серафимыча не потерплю. Он в школе, что ли, вместе с тобой?

? Нет! Саша! Я наврала тогда. Долго объяснять.

? Да ладно, мне всё равно, всё равно. Ты – моя девушка, если не возражаешь.

Она молчала.

? Так не возражаешь?

Она молчала.

? Молчание – знак согласия. Согласна?

Она молчала: ведь, молчание – знак согласия.

Они пришли на набережную, гремела отвратительная модная музыка, звук волнами разбегался, забивался во все тёмные закутки корпусов, врезался в лёгкие барашки набегающих волн, пропадал растворялся в море. Они так и стояли в обнимку. Дожидались медляка. Её ноги, сильные, изогнутые в икрах как и у всех пловчих, буквально подкашивались. Он приблизился, обнял её за талию, опутал спину теперь двумя руками. И её горб пропал, она впервые почувствовала себя с необыкновенно прямой, даже перегибистой спиной

? Кристина! – сказал он ей в ухо.

?Что? ? Шепнула она ему, тоже в ухо, подумала: говорить в ухо и не видеть лица намного легче, чем говорить просто в лицо.

? Кристина! Извини за повтор. Ты моя девушка навсегда, договорились?

? Договорились.

? Я что-то… нервничаю, ? вдруг сказал он.

? А ты не нервничай, ? шепнула она. – Ты, пожалуйста, не бросай меня.

? Никогда.

? Ты не можешь этого знать. Вон, Вишневская дружила со мной, а потом перестала.

? Сравнила: Вишневская… ? он рассмеялся.

Вторая половина смены пронеслась незаметно. Она чувствовала себя новой, заново рождённой. Нет и не было никаких проблем, не было никаких ортопедических больниц, никаких жёстких кроватей, никаких корсетов, в которых она спала дома вот уже шестнадцать лет, тоже не было. Это всё в прошлом. Это всё – не она!

На лагерных соревнованиях она улучшила свой личник[21 - Личник – личный рекорд]. И стояла на третьей ступени пьедестала. Но это было не главное. Главное было то, что она выполнила норматив кандидата в мастера. Впервые за три года проплыла лучше. Правда, звание ещё надо подтвердить. Но теперь она была уверена, что непременно подтвердит!

Сашок подал ей руку, когда она сходила с пьедестала, обнял её и поцеловал в щёку. При всех!

Когда летели обратно в самолёте, она сидела с Филькиными. Лешок говорил:

? Ну, Сашок, всё. Ты теперь семейный.

И ей было так приятно. Так спокойно. И так хорошо на душе от этих простых даже прямолинейных шуток. Она решила, что когда приедет домой, пошлёт Саше личное сообщение. И напишет, как она его сильно любит.

Болельщик на солнцепёке

Мальчик-толстяк, случайно оказавшись на соревнованиях как зритель, тоскует. Болельщика замечает известный спортсмен. Он говорит толстяку всего несколько слов, но это очень важно для героя рассказа.

Самые лучшие мама и папа были у Славика и Настеньки Белокобыльских. За свои пятнадцать лет Славик видел великое множество родителей и каждый раз радовался: как хорошо, что у него родители не такие как у других ? не грубые: мягкие, но не мягкотелые, тактичные, в трудных ситуациях шутят, всё и всегда спокойно объяснят – воспитанные культурные разносторонние люди, всегда готовы поддержать их с сестрой. Мама и папа Славика могли быть и требовательными, бывали и строги, но, в общем и целом, атмосфера в их семье была необыкновенная. Вся атмосфера вокруг Славика и Насти тоже была благостная: соседи – милые, воспитанные, из московской интеллигенции. Славик жил в прекрасном месте, в прекрасном доме, недалеко от спорткомплекса «Олимпийский», в котором на всех этажах продавались книги. Музеи неподалёку, театры способствовали, да и вся атмосфера старой Москвы настраивала на спокойный воспитанный размеренный лад. Правда, некоторые здания, построенные недавно, эту атмосферу не испортили, нет, но «исказили» ? так сдержанно отзывались родители о новых постройках. Родители обо всём отзывались сдержанно, никогда не давали резких оценок, они говорили детям, что дипломатия – величайшее искусство и в жизни очень помогает.

Славик и его младшая ? тремя годами? сестра учились в хорошей школе, ходили в неё пешком по бульвару до Садового кольца, а там ? Кольцо перейти, и уже рукой подать. Это была длинная прогулка, можно было и на метро подъехать, и на троллейбусе, но родители настаивали, чтобы дети ходили пешком, чтобы двигались.

? Движение – это жизнь, ? глубокомысленно изрекал папа.

И Славик с Настей привыкли к получасовым ежедневным прогулкам с рюкзаками за плечами. Им было иногда неохота идти пешком в школу, особенно зимой, по гололёду, но дети были уверены: родители лучше знают и никогда не жаловались, что им тяжело ходить по утрам.

Славик с Настенькой ходили в бассейн. Бассейн, как и всё, что находилось неподалёку от их дома, был самый лучший: широкий и глубокий, с вышками и мостками. С трибунами, высокими, широкими, глаза рябило от цветных квадратиков кресел. Славик плавал в абонементных группах. Иногда, когда он приходил на занятие, вдруг оказывалось, что занятий по плаванию нет, потому что – соревнования. Тренер не сообщил, а сам Славик бумажки, приплюснутые магнитами к доске объявлений не любил читать. Там, в этих объявлениях, шла сплошная похвальба – всё какие-то фото чемпионов, всё какие-то поздравления «с выполнением норматива мастера спорта»… Не нравился Славику стенд-хвальбушка, сестра же всегда у этого стенда «зависала», до школы, с трудом складывая буквы в слова, водила пальцем по бумажкам, на следующий год – прочитывала объявления быстро, уверенно, ещё через год просто по привычке подбегала узнаь «какие у них тут новости»… Славик не расстраивался, что тренировку отменили, скорее даже радовался. Он шёл, поднимался на трибуны и ждал сорок пять минут, даже иногда час, а потом шёл с сестрой домой – сестра занималась в этом же спорткомплексе, в мелком бассейне, в лягушатнике – там соревнования никогда не проводились.

На трибунах Славику нравилось: высоко, бассейн как на ладони, мостик на вышке колышется от сотрясений воздуха – красота. Он и дома по телевизору, если родителей не было, украдкой смотрел спортивный канал, больше всего любил биатлон. Ему нравилась непредсказуемость гонки ? всё же зависит от стрельбы. Это как в школе – спросят-не спросят. А тут – промах-не промах, штрафной круг, штрафные минуты ? неожиданность щекочет нервы.

Перед каждым заплывом, Славик загадывал, кто приплывёт первым, и сорок пять минут, даже час, пролетали незаметно. Иногда Славика отвлекали от просмотра родители пловцов. Они кричали, болели за своих детей, ругались страшными словами, били в какие-то надувные палки-колотушки. Славик не мог понять: зачем они это делают? Ведь дети их всё равно не слышат. Отплававшие дети поднимались наверх, на трибуны. Славик редко видел, чтобы родители хвалили своих детей. В знак одобрения папы хлопали по плечу. Иногда папы хвалили девочек. Мамы же никогда не хвалили дочек, всегда были чем-то недовольны. Мамы всегда всё записывали на видео, и тут же его включали детям, объясняли ошибки. Дальше спортсмены усаживались рядом со своими родителями или дедушками (бабушек почти не наблюдалось), и как будто и не было заплыва. Спортсмены пили из термоса, смотрели соревнования вместе со всеми, перекидываясь с родителями односложными непонятными ему, Славику, словами.

Однажды в фойе произошёл такой случай. Были какие-то соревнования, самые важные, финал «кубка всех кубков», как шутил Славик про себя. Славик отсидел на трибунах ровно час, спустился в фойе, протянул номерки гардеробщику, забрал пуховики, и стал ждать сестрёнку. Она всё не выходила – мама всегда ругала, если Настя волосы не до конца досушивала, вот Настя и стояла в очереди на фен – свой фен они никогда не брали, родители не разрешали, говорили, что свой фен можно только взрослому в розетки включать, потому что розетки – это опасно, а они, родители, не могут их провожать, у них, у родителей, ? работа до шести вечера. Мама как раз с работы приходила, а они из бассейна – и мама первым делам щупала Настины волосы. Славик думал: как хорошо, что он мальчик и стрижётся коротко. Значит, сидел он, Славик, в фойе, где гардероб, окошечки по продаже абонементов, буфет, злополучная доска объявлений да и много ещё чего. И тут он услышал визг. Администратор выбежала из будки, бросила своё окошечко, побежала куда-то, в направлении буфета.

? Не смейте бить ребёнка! Я на вас в полицию!