Болельщик на солнцепёке. Рассказы о любви и спорте

Ориентир на валторну

Филипп – нервный ребёнок, но хороший спортсмен. На соревнованиях по спортивному ориентированию он сомневается: куда бежать? Кто-то лесной, сказочный, потусторонний помогает Филиппу.

Когда Филипп родился, невропатолог, пожилая, знающая дама в черепашьих очках-лупах, сказала:

? На срочный массаж назначаю.

Мама Филиппа, Лена, стала благодарить: на массаж в поликлинике очередь на полгода, а тут – срочно назначают. В ответ на радостное мам-ленино «спасибо-спасибо» невропатолог сняла очки, очень пристально, сочувственно, с грустью и тоской в маленьких черепашьих глазках посмотрела на маму Лену, на грудничка Филиппа, вздохнула и добавила:

? И, мамочка, дорогая, забудьте о работе на ближайшее десятилетие, занимайтесь только ребёнком, исключительно малышом. Больше гуляйте. Поселитесь на свежем воздухе.

Мама Лена любила гулять, это её всегда успокаивало. Теперь же гулять в парке стала с утра до вечера, на прогулке она отдыхала от истошного визга долгожданного мальчика, первенца, наследника, продолжателя рода – на улице Филипп спал как убитый; дома же Филипп вообще не спал: ёрзал, дрыгался, бесился, пинетки стягивал и носки, пелёнки жевал, плевался, хрюкал, скалился. Визжал, как стадо рождественских поросят перед бойней. Маму Лену все вокруг уверяли, что скоро эти «фокусы» грудничка пройдут:

? Подрастёт и поумнеет, станет как все.

Но не тут-то было. Филипп рос нервным, временами психованным и очень недобрым, злым. Он любил доводить всех. Это ему доставляло необъяснимую радость. Если девочка– ровесница собирала по весне лютики в букет, то Филипп моментально оказывался рядом, собирал три букета, вырывая цветы с корнем прямо у девочки из-под ног, то есть из-под рук. Девочка обижалась, плакала, хлестала своим букетом Филиппа, Филипп демонически хохотал, отбирал у девочки и её лысый букет, кричал: «Ещё цвет!», убегал, только его и видели – догнать трёхлетку, худенького, не по годам высокого, юркого и стремительного, не мог никто. Спустя час Филипп обычно «находился», в случае с лютиками нашёлся раньше, с рёвом стал жаловаться маме на нестерпимый кожный зуд, потому что лютики очень агрессивные, агрессивнее даже Филиппа. Лютики аллергичны. Ещё три дня Филипп ходил весь в зелёнке – расчесывал раздражение до крови, а мама Лена объясняла многочисленным знакомым:

? С горки упал.

Детский сад Филипп посещал недолго. Другие родители подписали бумагу против Филиппа, и его из сада отчислили. Надо сказать, что было за что. Филипп ломал игрушки. Игрушки сейчас такие, китайской всё национальности, долго не живут, ломаются без посторонней помощи сами по себе; при Филиппе игротеку в саду приходилось обновлять полностью раз в неделю. Краны, колёса, разные винтики и пластмассовые шестерёнки от машин воспитатели находили в самых неожиданных местах, например у себя в тарелке с супом. На творческих занятиях Филипп пил воду из баночек-непроливаек, в которых полоскали кисточки, а ещё ? ел пластилин. И многие дети, вслед за Филиппом, пили из баночек и глотали пластилин, особенно красный и зелёный цвета пользовались у группы популярностью. Филипп всем объяснил, что красная и зелёная вода – это клюква-кола или гранат-кола, а пластилин ? это такой шоколад и его скоро рекламировать начнут, и тогда уже в наборы с пластилином ни за что не положат.

? Просто у них обёртки ещё не готовы, ? говорил Филипп, откусывая пластилин маленькими кусочками, чтобы растянуть удовольствие, – как будет готова упаковка, так и появится новый шоколад в магазе.

Согруппники говорили Филиппу: почему красная вода – клюква, понятно, но почему зелёная вода ? гранат, непонятно. Тут Филипп вёл себя как-то странно: он спрашивал: где зелёный, а где красный.

? Ты что сам не видишь?

Филипп молчал глубокомысленно, запивал «шоколад» «колой», а потом воспитательница всё портила: громко крича, отнимала «шоколад» и запирала его в шкаф.

– Видите, как воспа накинулась, ? зло ухмылялся Филипп.

Все видели, как жадничает воспитательница, и ещё больше начинали доверять Филиппу, и ещё долго рассказывали родителям о новом шоколаде, который вот-вот появится в продаже. Но родители только делали вид, что слушали. Родители кивали, а думали о своём, пока одна бабушка, самая интеллигентная и профессорская, не прислушалась к шепелявой внучкиной речи. На занятиях по лепке за Филиппом стала следить нянечка. Пришлось Филиппу перестать питаться пластилином, зато он потихоньку стал пластилин подворовывать.

На прогулке Филипп не сразу, но убегал с детсадовской веранды к подвалу здания садика, там жили кошки. Кошек кормили объедками из столовой. Филипп насыпал в бумажные тарелки с едой пластилиновые колбаски. Скоро все кошки подвала стали бегать с кусочками пластилина в шерсти и истошно орать. Это было очень некрасиво, неэстетично и чрезвычайно громко. Пластилин в кошачьей шерсти заведующая перенести не смогла, у неё, выдержанной и спокойной, вдруг скакнуло давление. Филиппа направили на обследование. Врачи не нашли у Филиппа ни один из страшных психических диагнозов. Тогда заведующая подключила родителей, и Филиппа отчислили с доморощенной характеристикой «некоммутативный гиперактивный расторможенный ребёнок в пограничном состоянии» ? профессорская бабушка составила петицию, а родительский комитет подписал.

Во дворе и на детской площадке у Филиппа редко, но появлялись друзья. Если же на друга нападали недруги, Филипп вместе с недругами начинал своего друга бить. Мама Лена старалась Филиппа останавливать, делала ему замечания, старалась найти ему занятие, устраивала на детской площадке игры в вышибалы и футбол, в салки и в «собачку» – чтобы Филипп учился общаться без драк. В салках Филипп всегда хотел быть водой, он выбирал себе жертву, кого-нибудь поменьше ростом, помладше, и гнался, но не салил, гонял и гонял кругами, как борзая зайца, пока несчастный мальчик не ложился без сил на землю и не начинал выть, часто вдыхая и выдыхая.

Филипп был не только очень быстрый, но и очень ловкий. На все железные турники-конструкции он залезал первым, занимал самое удобное место и дразнил сверху не самых удачливых и ловких: строил презрительные, пренебрежительные, уничижительные рожи – такие рожи он видел на лицах воспитательниц и родителей в садике, и у соседей по подъезду. Ещё скалился Филипп страшно до ужаса. Это у них с мамой называлось «улыбкой Арлекина». Дети обижались, пугались – Филипп торжествовал. Торжество, когда другому плохо, было главной чертой в характере Филиппа.

В первой школе Филипп «протянул» почти два года, дальше школу пришлось сменить. Мама Лена объясняла: Филипп поссорился с учительницей английского и с «физкультурой».

? С физкультурой? – удивлялись собеседники. – Он же у вас такой спортивный мальчик, такой быстрый и бегает как Электроник.

Тогда мама Лена краснела и говорила, что она уже сама забыла, с кем ссорился Филипп, легче перечислить, с кем он не ссорился.

На детской площадке была хоккейная коробка. Коробка подчинялась центру досуга. На ней зимой в хоккей играли, просто катались на коньках, или бегали без коньков с клюшками, летом гоняли в футбол. На хоккейной коробке проводились праздники двора. Отвечал за хоккейную коробку Владимир Игоревич. Он за эту коробку зарплату получал. Он и лёд заливал, и ребят неприкаянных организовывал, записывал в центр досуга и тренировал.

У Владимира Игоревича была очень хорошая память на лица. И он Филиппа с маленького возраста запомнил, и гонял его нещадно с крыш раздевалок, пристроек, с только что залитого и ещё не застывшего льда, останавливал, если Филипп кого-то загонял.

? Ты чего, фокусник? На сердце же нагрузка! Ребёнок помрёт, а твою мать посадят. Я на суде засвидетельствую, что это ты загнал.

Филипп зло ухмылялся, он ненавидел Владимира Игоревича. Когда на площадке был этот тренер, все дети бежали к нему, а Филиппу бегать становилось не с кем. Как-то Владимир Игоревич и Филипп сцепились из-за снега. Снега около коробки была целая гора: маленькая плюющаяся машинка чистила каток, перекидывая за ограду рассыпчатый белый шлейф. Трактор освобождал хоккейную коробку снаружи: счищал снег возле ограды в одну большую кучу ? так появилась снежная гора. Филипп восседал на этой горе час, восседал два… Пришёл Владимир Игоревич и приказал Филиппу слезть.

? Слушай, фокусник. Слезай давай. Сейчас придёт изо-студия, будет лепить из этого снега скульптуры и расписывать, а внутри лабиринт прокопают.

? Я вам всё сломаю, все ваши скульптуры, и крышу лабиринту проломлю! ? окрысился Филипп и со снежной горы не слез.

Тогда Владимир Игоревич пошёл в раздевалку, взял лопату, которой каток чистят, подцепил лопатой Филиппа, как Иванушка Бабу-Ягу, и перенёс его на землю-матушку.

Мама Лена уже неслась к своему сыну (она давно уже из спокойной и доброжелательной превратилась в нервно-психованную защитницу сына).

? Вы вот что, ? сказал Владимир Игоревич разъярённой маме-Лене. – Хватит уже фокусничать. Пусть, что ли, бегает он у вас. У нас в центре досуга «спортивное ориентирование» есть.

? Нас оттуда после первого занятия отчислили, ? сказала мама Лена, она вдруг успокоилась, стала прежней, как когда-то, и густо покраснела.

? Обратно примут, я договорюсь, постараюсь договориться. Там фокусники такие быстро фокусничать перестают. А пока у меня, что ли, бегайте, в ОФП-группе. На кроссах. Дайте ваш телефон.

? Ой, ну что вы! ? зарделась мама Лена.

? Да-да, рост у вас хороший, комплекция худосочная, очень хорошие данные для длинных дистанций. А голову спорт вылечит быстро. И не таких фокусников видывали.

И Филипп в этот день не разбил скульптуры, которые налепили ребята изо-студии, и вместе с ребятами-хоккеистами сидел тихо в узких холодных тупиках лабиринта, смеялся и в шутку показывал «улыбку Арлекина», но никто не пугался: святки же на дворе. Скульптуры были замечательные: киты (спина – горка для малявок), гигантские дымковские красавицы в кокошниках, и бараны с рогами-завитушками. Владимир Игоревич после того как скульптуры расписали красками облил их из шланга. Ночью скульптуры заледенели и всю зиму, до первой оттепели, радовали детей и взрослых. Филиппа скульптуры по-прежнему не радовали, но и разрушать Филиппу расхотелось. Снежные напоминали ему о добре Владимира Игоревича, Филипп стал ждать, считать дни и часы до тренировок. Ему казалось, что не станет снежных – прекратятся и тренировки, и с каким-то священным архаичным ужасом боялся, что кто-нибудь другой разрушить лабиринт, или бабу, или барана… китов-то малышня давно сломала, но не нарочно, постепенно, в процессе скатываний с китовых спин.

Кросс, – объяснил Владимир Игоревич, когда снег растаял, ? это когда долго бежать. Если долго – это супер, он всех загонит, решил Филипп. Но на первом же весеннем кроссе оказалось, что загнали его, Филиппа. Филипп чуть отдышавшись, захлёбываясь в утреннем морозном воздухе, держась за правый бок, рассказал маме, как его толкнули на дистанции, как сделали подножку.

? Ну! Поплатится у меня кто-то! – грозил Филипп луже на асфальте и зло разбивал тонкую ледовую корочку.

Мама Филиппа соглашалась: поплатится, обязательно поплатится, хотя прекрасно видела, что споткнулся Филипп сам, когда отстал от группы, когда бежал один. Впервые Филипп не пошёл в этот день на площадку – ему было стыдно перед тренером, он же с треском проиграл кросс.

? Ноги что-то фокусничают, ? простонал Филипп, лёг раскорякой в кровать и закрыл глаза.

Но на следующем кроссе Филипп выступил удачнее. А после третьего безумно длинного июньского бега Филипп занял четвёртое место.

? Ну вот видишь, Филиппчик, ? радовалась мама Лена. – Всего-то надо было послушаться Владимира Игоревича и быстро не начинать!

? Эт точно. Главное в длинном беге ? на старте не загнаться! Владимир Игоревич говорит: стратегия бега! – Филипп вспомнил, как на финише обошёл двух ровесников и впервые почувствовал спокойствие. Не от того, что кого-то обидел, обхитрил, ударил, а от того, что «сделал» соперника в честном поединке, в поединке на равных.

? А ещё Владимир Игоревич говорит: главное – не умереть на финише! – нервничала мама Лена.

? Да ну тебя, ? отозвался Филипп. – Это для слабаков прибаутка.

Осенью тренер по спортивному ориентированию согласился принять «фокусника» обратно в клуб – ведь Филипп обогнал на июньском кроссе всех ориентировщиков.

В октябре опять проводили кросс. Крупный пробег, международный, по лесным тропинкам. На старте Филиппа поразил духовой оркестр. Оркестр «трубадуров» расположился недалеко от стартовых ворот. На музыкантов, на их инструменты, на газон пикировали листья, ветер мотал их, укачивал, обещал мягкую посадку. Дети бросались за красными осиновыми и нежно-жёлтыми кленовыми листьями. Ветер шумел, приговаривая Филиппу на ухо: быстрого старта, быстрого финиша. Филипп раздражённо достал из кармана шапочку, стал отмахиваться от листьев, как персонажи его любимой книжки о Человеке-Невидимке. Филипп забыл, что надо настраиваться на бег, собираться с силами, концентрироваться, он не разминался, как его злейшие соперники, стопу не крутил, вышагивания не делал, на многоскоки тоже забил, и на все остальные беговые упражнения. Филипп стоял и смотрел на оркестр. Именно смотрел, звуки Филиппа не очень трогали. Музыканты были в одинаковых куртках. Лица их были немолоды, неспортивны, серы, помяты, с мешками под глазами-щёлочками, толстыми обвислыми щеками и тремя подбородками. Но Филипп этого не замечал. Ему казалось, что произошло волшебство. Ярко-голубое небо, жёлтые липы, коричневые осины, оранжевые клёны, куртки-беж настоящих воинов-красавцев; оркестр на жёлто-коричневом ковролине из листьев, золото солнца отражается в трубах, а в трубе-улитке, золотой поток прячется, бежит по улитке как по лабиринту и исчезает. Труба, похожая на улитку, Филиппа заворожила. Ещё был большой барабан. Барабан Филиппу тоже понравился.

? Что это? – спросил Филипп у мамы.

? Барабан! Ты что, Филиппчик? Слово забыл? – испуганно как на логопедических занятиях засуетилась мама.