Болельщик на солнцепёке. Рассказы о любви и спорте

? Лена! Чаще! Чаще! Не пробежка же – ускорение!

Наташа следила внимательно, но не видела больше Лену и Стойко вместе. Но Стойко часто смотрел, когда Лена бегала свои дежурные шесть по двести, десять по сто пятьдесят, и никогда – когда она прыгала в длину. Наташа переживала из-за одного – Стойко страдал. Он хорохорился, делал вид, что всё, как раньше, поливал Лену грязью за глаза, презрительно называя «целкой». Это Наташу беспокоило. Если так будет продолжаться, они и помириться могут. Только в мае, уже весной, на стадионе, когда переодевались на лавке, Лена вдруг сказала Стойко зло:

? Чё уставился? – наверное, она тоже страдала, и эти Стойкины осторожные взгляды, наблюдения в спину выводили её из себя.

? Понравилась, ? с презрением сказал Стойко, он был растерян, Лена застала его врасплох, спалила перед всеми.

Лена покраснела. Рыжий Рома загоготал – он всегда был готов поддержать друга.

? Быстрее! Быстрее! – каждую тренировку слышался голос Севны. – Ускорение же! Не пробежка! Лена! Ты не слышишь? Что с тобой?

После этой перебранки Наташа поняла: у них всё разладилось навсегда. У Стойко дерьмовый характер, он подличать начнёт, мстить, он не привык проигрывать, он – восходящая звезда. Ещё и Рома его поддерживает. Рома – заходящая звезда. Стойко – не Морозов. Тот будет ходить кругами, меньше, меньше, пока вообще на месте вращаться не начнёт. Морозов всё переживает молча…

Наташа поступила в институт, прошла на бюджет. Последняя стояла в списке. Вот это было счастье. Они с мамой до ночи обновляли список поступивших. Баллов-то у Наташи было всего сто семьдесят. Проходной был выше, но, как всегда бывает, кто-то отказался – доки можно закидывать в пять мест. Бюджет – вот оно счастье!

Маркова, счастливая, поехала в лагерь позже всех. Её удивило, что Лены нет, и Марины Куликовой тоже.

? Они опять к Татьяне Николаевне попросились, ? грустно объяснил Возик и странно посмотрел на Маркову: ? Из-за тебя у Ленки со Стойкой всё кончилось. И Маринка от меня ушла.

Наташа хотела крикнуть: да где ж она ушла? Она всегда за тобой бегает и будет бегать! Но вместо этого Наташа недобро, по-новому властно, усмехнулась. Возик продолжал смотреть с угрозой, в упор – она с лёгкостью выдержала его взгляд, и выдавила из себя, дрожа от страха:

? Мало-ой?

Она думала, он её сейчас убьёт, но Возик пнул её кулаком в предплечье, и всё. Наташа сделала безразличный вид. В школе и не такое случалось. В школе ей пацан как-то под грудь бил, подкараулил у туалета и ударил – вот это было больно.

Начался новый учебный год. На первой же тренировке Севна отозвала Лену и долго с ней говорила. Маркова, как могла, старалась уловить, что происходит. Издали она видела, что Лена пыталась что-то доказать, а Севна всё больше краснела и всё громче ругалась. Её, цвета красной вишни, причёска-купол колыхалась, то и дело тренер Тюрина поправляла шпильки: вытаскивала и снова вкалывала, ещё и ещё… Маркова выбежала со стадиона, перелезла через ограждение-заборчик, подошла поближе к месту, где стояли тренер и Лена, встала на травку, притаилась, спряталась, если полуметровый барбарисовый куст можно было называть укрытием, прислушалась:

? Ты пойми, девочка, ? говорила Севна. ? Парень мне в подоле не принесёт, а ты – запросто. И мне с твоими родителями разбираться придётся! Тебе ж ещё шестнадцати нет. Всё! Тренируйся.

Маркова пулей побежала на стадион, подошла к Марине Куликовой.

? Уйди! – сказала Марина, она как раз делала ускорения.

В этот день была «длина» – любимый Севнин вид. Она на нём шестая была на какой-то доисторической олимпиаде. Отмеряли разбег, считали от ямы стопами, на разбеге можно было поболтать[33 - Разбег прыгун в длину отмеряет стопами – обычно разбег насчитывает не меньше ста стоп.].

? Марин! Чё там у вас в лагере случилось?

? Ничё.

? А чё Севна тогда на Ленку накинулась?

? Ничё.

Марина разбежалась, прыгнула – неудачно, судя по Севниным жестам. Маркова растолкала остальных в очереди.

? Дайте прыгнуть.

Никто не возражал.

Наташа прыгнула ? заступ, догнала Марину. Марина считала стопы заново, перепроверяла разбег.

? Марин! А у нас в лагере Возик всё по тебе скучал. Так и говорил…

Марина клюнула. Остановилась, как цапля: одна стопа на другой стоит, сбилась, потом опять пошла к доске отталкивания, стала пересчитывать разбег заново. Наташа не отставала:

? Во-от. Ему говорят: «Андрюх! Ты чего?» А он: « Вали! Я думаю о Марине».

Марина засветилась, щёки пошли отвратительными бордовыми пятнами, она выдохнула:

? Сто шесть с половиной, ? поставила на точку разбега кроссовку. – Чё: реал так говорил?

? Ага.

? А у нас – сказала Марина, – такой, Наташ, кошмар в лагере был. Надо мной смеялись, прикинь, обзывали Кукушкиной. Это из-за фильма. В лагере по телеку курутили. Там такая Кукушкина. И правда, на меня похожа. В общем, в карты я тормозила, не понимала, и все ржали: «Я не буду с этой Ку-Ку играть». Приколись?

? И Лена? – осторожно поинтересовалась Маркова.

? Нет. Лена не смеялась. Она всё из-за Паши Стойко переживала. А я из-за Возика. Мы там стали дружить с ребятами из борцов. А Татьяна Николаевна взбесилась на нас. Мы с треньки уходили и шли с ними на татами, ну, или просто сидели и смотрели на их поединки. Ленились. Не тренировались. Ну, настроя не было. Вот Татьяна Николаевна и нажаловалась Севне. Она нам сказала: если бы я знала, что вы такими стали, я бы вас не взяла… Севна со мной не стала говорить, она же знает, что я Возика люблю. А с Ленкой поговорила. Но Ленке по фиг. Ничего же не было. Мы просто с парнями дружили. И знаешь, я после лагеря поняла, как мне умные мужчины нравятся. Как ты думаешь: Возик умный?

Маркова разбежалась, прыгнула – оттолкнулась чисто, без заступа, без недоступа, «прошагала» по воздуху, плюхнулась на попу.

? Пять-сорок! ? Севна похвалила.

Наташа была счастлива. Она ещё никогда так не прыгала. Вот что значит – окрылённая. Вот что значит – на бюджет пробиться, учиться на любимую профессию. Да и плевать на всё остальное. Вот Аляска и Морж, пришли как-то на стадион к Севне, болтали с ней, а к ней, Наташе Марковой, даже не подошли. Потом оказалось, они на свадьбу Севну пригласили. Плевать на это! И на Морозова плевать. Шёл бы он, вообще, лесом. У них в универе такие мальчики-пловцы, все в мышцах, в сто раз красивее легкоатлетов, и все эти мальчишки с ней хорошо.

Морозов тоже Наташу не замечал, а Стойко окликал иногда, и всегда, когда Лена рядом была:

? Наташ! Парить не найдётся?

? Неа.

Маркова не могла понять, шутит Стойко или нет, надеялась, что шутит…

Полторашка заканчивала педколледж, тренироваться приходила от случая к случаю.

? Да кому я нужна, ? говорила Полторашка. – Если человеку восемнадцать и у него третий взрослый, ему в лёгкой атлетике делать нечего.

? Чушь! – запротестовала Наташа. ? У меня в шестнадцать был третий. А сейчас второй, и я на бюджет поступила, и, уверена: результаты будут расти.

? Наташ! – закричала, даже заголосила Полторашка. ? Ты мне сама так говорила про третий взрослый, на мою днюху. Помнишь?

? Я? – испугалась Наташа, потом поняла, что вполне могла такое сморозить, и побыстрее переменила тему, похвалилась: ? Я потом в нашу спортшколу приду тренером, мне Севна уже обещала.

Полторашка посмотрела на Наташу как-то пристально, как и многие в их группе за последний год, тяжело посмотрела, почти презрительно, почти с ненавистью и сказала:

? Мне Косов из армии фотки прислал. Прям по настоящей почте, прикинь, в конверте.

? Обалдеть. Ну ты их сканируй и выложи в сеть, я тоже посмотрю.