Адгезийская комедия

? У вас- у них. Ты всё верно поняла. Мотыльки – не мотыльки вовсе.

? А кто?

? Чполы.

? Кто?

? Неважно.

? Вот бесит меня. Скажешь что-то, а переспрошу, ну не поняла я, так ты в отступную.

? Ну ладно тебе. Мотыльки – это мотыльки, просто наши, адгезийские, а чполы – это не мотыльки, но так же адгезийские, они нереальные.

? И как они выглядят?

? Ну в общем чполы – это как зелюки в одной известной книге, она у твоей мамы в ящике лежит под диваном.

? Ну что я зелюков не знаю, знаю. И у мамы не диван, а кровать.

? Вот не приедешь в Веретенец и не увидишь чпол.

? Ты сам меня отговаривал, эй.

? Я и сейчас против, чтоб ты приезжала. Но тебя там ждут.

? Кто ждёт?

? Неважно, то есть важно. Меня прислали за тобой.

? Ты отвечаешь, как в книге.

? Но у нас, Мальва, не книга. И ты, надеюсь, это поняла.

? Что я поняла? Что меня мёртвая Зина чуть не убила? Что я там летала в окно и жива? Что дом крутится и ещё разные собачники пасут, это я поняла?

? И верно. И не приезжай никогда. Но меня к тебе подослали просить об обратном.

? Папа маму предупредил, что бабушка душу продала вашему в сапогах. Так что можешь успокоиться. Я к вам ни ногой.

? А скажи: папы, которые столько лет не папы, они никому случайно душу не продали?

? Не надо о больном.

? Мне до твоего папы дела нет, ясно?

? Ясно, что у вас там царство злобных зин.

? Ну Зина-то скоро отправится куда подальше.

? В смысле?

? На оцинковку. На горячую, замечу, оцинковку!

? В смысле?

? Люди говорят: в чём смысл. Смыслы это для врунов, – мой тролль был очень принципиальный, он был, что называется, активным борцом со всем плохим и несправедливым, но хитрым борцом, можно сказать он был борцуном.

? А у тебя на пальцах камни, как у того, кто сапоги забрал.

? Знаешь, дорогая, ? тролль зашлёпал по комнате, он преображался на глазах, вместо куцего кафтанчика на нём оказался рабочий комбинезон, испачканный краской фартук, такие фартуки носят мясники. Тролль весь засветился и замерцал.

? Я тебя умоляю: без дискотек!

– Мы там в вечности, в полной безнадёге, в вечной непре.

? В чём?

? В непрухе вечной. Это всё неважно. В общем, не приезжай, но тебя ждут.

? Хоть кто-то меня ждёт. А ну кА признавайся: куда вы дели мои карты?

? Себе забрали. Они тебе не нужны.

? Ну я новые привезу.

? Мы и новые заберём. Стой! Ты же не едешь! Ты же сбежала!

? Да! Я не еду. Я сбежала! Уходи! – взбесилась я. Дело в том, что я каким-то непонятным образом соскучилась по Веретенцу. Даже по веткам, тыкающимся в окна. И двери стоят неокрашенные, их же ещё шпатлевать надо… И ручки на рамах надо заменить… Дома оказалось не лучше, то есть лучше, но как-то пусто, сплошная пустота и этот серый голос соцмониторинга. В Веретенце столько дел намечено, столько ещё надо сделать.

? Ну что подруга, – подругой он обращался, когда мне было совсем хреново. Раза три за всё время. ? Сколько дней ты не вспоминала Кирилла?

? Н-не знаю. Вчера вспоминала, вот засыпала, вспомнила.

? А сколько раз ты вспоминала Арсентия?

? Вчера болтала и голосовыми и в переписке.

? Тебе не кажется это странным?

? Мне всё кажется странным. И очень давно.

? Поэтому ни в коем случае ни при каких обстоятельствах не появляйся в Веретенце. Болей! Ведь у тебя кор-ро-она…

Тролль растворялся, меняясь в очертаниях, всё уменьшаясь, наконец он превратился в невнятный еле заметный комок, в субстанцию, летающую по комнате, и я заснула. Конечно тролль не глюк, рассуждала я во сне, я в него верю. Но странный. Всё знает заранее.

Я не поехала на третий день в Веретенец – электрик сообщил, что не успевает. Все не успевают с этим ремонтом: дядя Вася, я, электрик. А мама вечно не успевает сшить в срок…

На четвёртый день в десять утра снова-здорово раздался звонок на городской. Я подумала: может это соцмониторинг звонит, ведь маму должны выписать как раз сегодня. Она сказала, что от больницы её повезёт специальный автобус и высадит на нашей улице, их там много больных в автобусе, и всех постепенно развезут. Так бы я не взяла трубку, я никогда не брала, да нам и редко звонили на городской… Если бы нам звонили чаще, я бы различила, что это международный звонок, но городскую трубку я считала олдовской рухлядью, у бабушки сразу после её смерти, мы отключили телефон, чтобы за него не платить… Я и у нас дома сколько раз собиралась ликвидировать городской, он же не нужен, но мама не разрешила. Она говорила с надеждой в глазах: «Вдруг папа позвонит…» И не верь после этого в материализацию мыслей. Я и предположить не могла, что родители поддерживают связь.