Адгезийская комедия

? Мама! А ты-то как?

? Нормально я. Но из дома не выйти. Электрик звонил, всё готово. Посмотри, как там, и я деньги ему переведу.

? Тогда поеду проверю, да?

? Ты нерешительная какая-то, что-то не так? Беги, Мальва! Ты не высидишь две недели.

Я хотела сказать, что естественно я нерешительная, если папа заклинал не ехать. Но мама, кажется, забыла, что-то с памятью её стало после болезни.

? Ты сама на себя не похожа. Сама не своя. Запах-вкус чувствуешь?

? Да всё я чувствую, мама! Что мне будет-то? Что в аптеке купить-то?

? Вот эпикриз, ? мама протянула бумаги, дашь их в аптеке, там всё написано.

Я притащила сумки с продуктами, остальное мама обещала заказывать на дом, чтобы не нарваться на штраф. После я вернулась с лекарствами, мама спросила:

? Сеня в Веретенец приезжал?

? Мама! Ну причём тут Сеня?

? Ему теперь нельзя будет к тебе. Нельзя, чтобы ты его заразила.

? Тётя Света на связи. Я ей фоты шлю. Она поможет советом. Я поехала тогда, да?

Мы обнялись с мамой и попрощались.

В эти дни в Москве произошло что-то новенькое. Впервые мне стало скучно бегать, носиться по оврагу и лесопарку как лань или кабан, не важно. Силовую я прибегала делать на территорию бассейна. Там вовсю жужжал ремонт. Поэтому на площадке никого не было. Силовые мне всё-таки нравились, они напоминали о работе в Веретенце. На третий день во время заминки, а может разминки, а может и основной нагрузки, меня осенила мысль: а ведь Сеня в чём-то прав – ради чего я так напрягаюсь? В сборную как Улыбиной мне попасть не светит. Я трезво оцениваю свои способности. Те две десятых, которые я теряю на повороте-маятнике – они не пустят меня никуда, я, вон, даже мастера со скрипом выполняю, то есть не выполнила. И ради чего все эти тренировки, соревы? Скучно. Неинтересно. Есть же другие занятия. Даже маме помогать кроить интереснее, чем плавать. Шить – нет, шить – я пас, у меня всё криво шьётся, а кроить, ножницами портновскими щёлкать ? это моё. ( При воспоминании о ножницах меня перекосило, я сорвалась с турника.) У меня появилась новая цель, даже можно сказать отчасти спортивная – завершить ремонт в квартире, тем более бабушка, оказывается, продала душу дьяволу и кто-то действительно нажился на её драгоценностях… В эти три дня я соскучилась по Веретенцу, по тому, что дом крутился как избуха на куриных нОгах, а два дебила-пожирателя и их полоумные собаки давали передо мной представление – меня стало тянуть обратно. Да и мама с иронией передала слова папы. Папа… Раз он говорит «нет», так я докажу ему – «да». Ясно, что в Веретенце его напугали так же, как и меня, вот зуб даю. Но мужчины вообще нытики. У мамы дома он чувствовал себя вольготно… Стала приезжать бабушка, он почувствовал себя не безопасно и здесь – тролль-то стал являться мне именно в Москве.

Папа начинал с вольной борьбы в классе седьмом – так бабушка рассказывала. Был положительный тихий мальчик, случайно за компанию пошёл в секцию, через год победил по области, в моём возрасте стал чемпионом чуть ли не страны. Служил в каком-то элитном подразделении, позже, после армии, увлёкся боями без правил. Интересно: что там припоминали папе в смысле происшествий, и кто его бил? И чем: палкой, шваброй или просто кулаком?

Хорошо, думала я, пусть папа так выражается иносказательно, метафоричненько, как сказал однажды Сеня, насчёт души и её продажи. Но папа явно боится за меня. Нет, не рискну там больше появляться, пережду дома недельку, там, глядишь, соседний бассейн откроют. Сдам тест, и буду себе плавать летом, а потом лагерь, после Кирилл… С такими мыслями я заснула. Утром загуглила: что значит «продать душу». Различные версии, примеры из книг. А книга что – выдумка писателя, фантазия, ей верить вообще нельзя. Вот этот, кто забрал сапоги, он человек? Он – недосягаемая мечта. Не бывает таких людей. Но он не как Воланд из книжки. Я рассмотрела его глаза – серые спокойные. Помню точно, что оба глаза были живыми, не было там чёрного и бездонного. Наткнулась на группы сатанистов – эти только праздник в июне отметили, постили фото из заброшек и дремучих лесов. Много обсуждалось фильмов про изгоняющих дьявола. Попались и какие-то древние трактаты, скучно читать такое. Да и какие исследования – сглазы, гадания, спиритические сеансы. Так это всё ерунда, как и мои карты ? развеяться или людей на деньги развести. Но я поняла одно: если бабушка продала душу дьяволу, то как тогда могли пропасть её драгоценности, в краже которых она обвинила Зину, и как этот дьявол допустил кражу, и то, что она умерла ещё не совсем старой? Нет. Если бы она душу продала, то она была жила долго, богатая и молодая, и она бы крала драгоценности, а не у неё, и уходила от наказания, и всех доводила до смерти, а не наоборот. Ну если допустить, что весь этот дьявол, которому бабушка продала душу, есть? И если допустить, что Зина не из кошмара, то почему бы не прийти и бабушке? И Кирилл… Вот из-за него ещё я решила вернуться. Я, честно, переживала, что мы так поговорили. Пусть это было не по-настоящему, пусть бред. Он был прав – Сеня мне вдруг тоже понравился. Но больше жизни хотелось снова увидеть и Кирилла, очень хотелось. И бабушку тоже я надеялась не просто увидеть, а поговорить: что всё-таки происходит? Ну и что теперь: прибьют, что ль, меня тёмные силы, умерщвят? Я всё-таки рассудила, что вряд ли меня убьют, просто надо быть поосторожней. Папу же не убили. Это страшно, без вопросов, у меня даже руки похолодели, когда я вспомнила все кошмары. И странные мужики с собачками, и левый электрик, который совсем не электрик, и мой тролль, артист погорелого театра, – всё это указывает на то, что меня контролируют. В квартире творятся странные дела ? забрали карты, и вторую колоду тоже! Тролль пообещал, что и все остальные пропадут, какие-то злыдни-воспиталки, так ещё и с бумерангом по самое не горюй. А что новая колода? Пока ещё она правду начнёт «говорить». С новой колодой возни столько же, сколько с необъезженной лошадью – инфа-сотка, карты сверхъестественны, но по мозгам дают будь здоров, в ментальном, понятно, смысле, ну и в физическом до кучи – устаёшь после гаданий. Не пугаться раньше времени! Ножи в квартире есть, запасные лезвия есть. Всегда можно, если кто-то реально придёт (с ключей-то могли сделать слепок, пока они ночь висели), порезать ножиком, а можно и молотком двинуть. А если нереальный кто-то?.. Но я надеялась, что до этого не дойдёт. Ради чего мне угрожать, на меня нападать? Ради стен и пола? В квартире ничего нет. Вообще ничего. Шкаф, диван, немного мебели, которую надо выбросить. Уже звонили по объявлению, пусть приезжают и вытаскивают ненужные стеллажи.

Глава шестая. Чума и бондари

Я решила вернуться в Веретенец не назло папе и не чтобы себе что-то доказать. Выбор мне не оставил… коронавирус. Когда мы прощались с мамой, ей пикнул соцмониторинг. Сколько раз ещё он пропикает за две недели страшно подумать – это похлеще собачников под окнами, они хотя бы не пикают, всё делают молча, не раздражая, не хочешь – не смотри. Сидеть летом дома взаперти… Нет уж. В Веретенце я хоть и сидела безвылазно, но в любое время, когда захочу!, могла выйти и погулять. Когда я выходила из подъезда, Любовь Петровна смотрела на меня с нескрываемым осуждением, Дмитрий шарахнулся, пытаясь оттащить натянутый поводок ? Пальмочку-дочка норовила полизать мои ладони. Роза не сидела на лавке – может тоже заболела? Лишь пьяница Шлыков пошёл рядом со мной, узнавая, куда я направляюсь, я ответила, что в больницу, поэтому на всякий случай с чемоданом (я надеялась, что Шлыков раструбит всем инфу и никто не станет жаловаться, что я, скорее всего носитель вируса, скрываюсь – с другой стороны мне же просто звонили и спрашивали, как я себя чувствую, а тест делать больше не приходили). Шлыков пожелал здоровья, заметив, что лучше всего быть сейчас курильщиком и алкашом – из его друзей-собутыльников вирус не тронул никого.

За окном автобуса зеленело и кудрявилось лето. Ветер шевелил изумрудную, чуть приглушённую пылью массу у обочины, безуспешно пытался смести запылённость листвы. Ну, ветер! Ты хоть и могуч, но согнать придорожную грязь под силу лишь мощному ливню. В автобусе на удивление много людей. Люди по-прежнему бегут из Москвы. Как хорошо, что автобусная станция недалеко от нас. Как хорошо, что у меня не душная маска, а хлопковая, в цветочек, мама сшила масок больше тысячи, но только с розочками не такие позорные. Я сижу в маске, а люди давно стянули намордники. По салону гуляет сквозняк, открыты все три люка на потолке. Люди попросили открыть «естественные пути воздухообмена». Водитель обиделся и сказал, что впервые за жару попались такие душевнобольные пассажиры-паникёры ? новый кондишн им не нужен, подавай дорожную пыль. А я всеми лапами за люки, я же могу заразить. Пошли разговоры, у кого кто умер от вируса. Я чувствовала себя неловко: мама не сомневалась, что я в будущем заболею.

Ехала я не с чувством неизвестности, как в первый раз, а с чувством борьбы, если хотите. Можно сказать, что я вкусила сладость риска. Я ехала в неизвестность. Но я знала, куда я еду. Я не знала, что меня ждёт. Но я знала, что буду занята. И не этим изнуряющим однообразным бегом, а делом, делом, у которого есть начало и конец, а не бесконечность нагрузок ради призрачных результатов… Солнце не пугало меня странным поведением и нежеланием освещать дорогу впереди. Его просто не было. Небо серело как моя надежда на мс.

? Везём плохую погоду, ? сказал паникёр, из-за которого и открыли люки автобуса. По закону подлости, который никто ещё не отменял, он сел передо мной. Когда входил, он долго и пристально выцеливал место. По всей видимости я со своей розовой маской в голубую розочку, показалась ему наименее опасной из всех пассажиров. Мда…

? Закон подлости, ? тролль возник как всегда из ниоткуда. – Мальве стены заделывать, потолок лапами ровнять, а погода холодает.

? Троллейбусы отменили, а тролли остались, – я не обрадовалась троллю.

? Стены сохнуть будут вечность. Холодает, пасмуреет, хмуреет. Так ещё и дожди. Рамы распухнут, и не закрыть. Ручки новые прокручиваются. Не подходят они к твоим рамам. Не подобрала сама, советов продавца наслушалась, сбежала на три дня, теперь расхлёбывай.

? Здрасьте, – но я не стала в сотый раз доказывать, что кто-то меня на днях сам отговаривал от Веретенца. Несмотря на амплуа борцуна и правдолюбца, тролль был известный враль. Ненавижу таких людей. Сначала сделают пакость или скажут обидное, а потом через какое-то время: я такого не говорил. ? Мне Сеня поможет с ручками.

? То есть ты готова заразить его и всю его семью, как и этот автобус?

? Я не больна.

? Это ты так думаешь. Хочешь, расскажу быль?

? Даже если не захочу, ты расскажешь.

? Ты наверное слышала о человеке в ботфортах? Многие тебе о нём говорили.

? Многие – это бабушка и мама?

? И Арсентий, ? тролль замялся. – Арсентий ещё расскажет.

? Ок.

? Не окай, ты не из Вологды.

? Так и ты не из Вологды.

? Так я и не окаю.

? А откуда ты?

? Я из Адгезии, сообщаю по большому секрету.

Удивительно, тролль ответил на мой вопрос.

? Я вежливый учтивый воспитанный прынц!

? Ну ладно, ладно, вечный ты мой. Так что за быль? Про то, как боярин Веретенец договорился с человеком в ботфортах?

? Барон! Барон Веретенец!

? Ну ок.

? Не ок, а две большие разницы. Быль такова. Есть один город в Европе. Как Веретенец, но столица.

? И что? Там тоже камни из земли лезут?

? Нет. Там всё давным-давно повылезало. И получились Альпы. В этом городе свирепствовала чума. Та, которую переносили крысы.

? И в масках ходили?

? А как же. Ещё в каких! Дель арте! Я сам видел.

? И что?