Адгезийская комедия

Я видела, как рада Люба, что я бешусь. Но мне было всё равно. Мне нужна была Киргизия. Я не собиралась заражаться вшами.

? Я всё расскажу тренерам. Идите ко врачу, пусть там лекарства, растворы. – Я радовалась, что подставлю Асколову, отомщу, при этом создам вид честной медички и борца за стерильность.

? Успокойся Мальва! – в палату вошла Асколова (кажется, она подслушивала под дверью). – Через два дня отлёт. – Ну успокойся. Не заразишься ты.

? Нет, ? сказала я. – Вы за два дня всё тут перезаражаете, всю гостиницу. Я пойду и сообщу.

? Стучишь? – сказала Асколова презрительно. Ну-ну. Стучи. А я не стала на тебя стучать, когда Надя пропала. Всё же из-за тебя! Она ж из-за тебя пропала.

Лучше бы Асколова этого не говорила. Вы вообще чувствуете масштаб подлости и переворачивания всего с ног на голову. И – самое смешное – кажется, она действительно так считала, верила, что Надя пропала из-за меня!

Я просто потеряла дар речи, стала заикаться и оправдываться от возмущения, чего раньше никогда себе не позволяла. Оправдаться – значит согласиться с обвинением. Всегда надо молчать, быть выше подстав и возмутительных обвинений!

? Я… я… я лежала и отдыхала, ты подослала Белокоптильскую. Я оказала любезность, что пошла, а теперь ты меня крайней сделала. Ну-ну. Поэтому у тебя в плавании ничего и не вышло, там нельзя лицемерить и врать. А в волейболе своём ты на своём месте: там все обманывают и в котёл скидывают.

? Да-да, в котёл скидывают. Зато не топят разных Горбуш, не придумывают романтические истории, чтобы на пологе собачку нарисовали и не издеваются над Неживыми насчёт отношений.

? Болтай-болтай, ? я отдувалась и хрипела, меня трясло. – Я всё равно расскажу. После июня дала себе слово: всегда всё рассказывать тренерам, если опасность. А то после ещё я крайней окажусь как с Надей, что не сообщила.

? Мальва! Пожалуйста! – Улыбина встала передо мной на колени. – Не надо жаловаться.

Дело в том, что Улыбина тоже была со вшами.

? Отстань, Наташ! – я брезгливо отпихнула её ногой. – Знаю я вас всех. Все завшивели из-за своих волейболистов, гуляли с ними, хвостом крутили, глазки строили. Шлюхи! Вы шлялись, я потом крайней окажусь – я ж тренерам не сообщила, так Асколова ещё первая меня обвинит и скажет, что это я всех перезаражала, я ж к тому времени, когда всё выяснится, завшивлю вместе с вами!

? Не факт, Мальва, ? тихо сказала Улыбина.

? Да откуда ты-то знаешь?

? У меня вши в третий раз, ? ещё тише сказала Улыбина.

Я не стала слушать историю Улыбиной. Хорошо, что все подумали, что меня трясло от брезгливости, а не от возмущения, что Асколова так наглела со мной. Да как она смела. Гниль! Кудрявая гниль. Хоть бы ей её кудри отчикали, хоть бы её наголо. Будет с тренером в одной команде лысых.

И я пошла в тренерскую, и всё рассказала. Мне было на всех наплевать. Я делала вид, что мне нужно было быть в Киргизии, что я не собираюсь лечиться от вшей и стричься коротко – у меня плечи широкие и волосы мне обязательны. Я сыграла на этом. На самом деле, цель моя одна – Асколова! Вслух я ещё сказала перед тем как хлопнуть дверью: мол, я не могу, как Катя Лобанова, мне не идёт такая стрижка от слова «совсем».

Прибежали врачи, медсёстры. Всех проверили. Три часа копались в наших волосах! Отсортировали вшивых. Все пацаны согласились побриться под ноль – наш тренер Гнев всегда возил с собой машинку, он пацанов и остриг. Все девочки согласились на «покороче». Их отселили в отдельный «бокс» ? на самом деле на последний двенадцатый этаж, а нас – меня и Алису-водомерку, поселили вместе в малюсенький номер на пятом этаже и я вздохнула спокойно. Последние два дня я тренилась с Алисой-водомеркой среди пацанов. Все, и наши, и волейболисты, резко стали носить бейсболки и банданы, а мы с Пузырём прикалывалась над ними. Пузырь – гений постоянства, оставался пузыристым, невысоким, на него никто не смотрел из девчонок. Он всё спрашивал у пацанов, почему они плавают не синхронно, не шеренгой, ну не так как солдаты – они ж бритые.

Алиса никогда меня не любила, но в эти два дня мы сдружились – мы единственные оказались не заражённые, и дружим до сих пор.

Самое позорище началось в аэропорту. Всех вшивых девочек заставили надеть не свои головные, а раздали пропитанные какой-то фигнёй косынки, в самолёте посадили их назад, рядом с туалетом, бортпроводник обслуживал их в перчатках ? тогда это казалось диким.

Нетрудно догадаться, что после этого случая со мной в бассейне никто, кроме Улыбиной и Алисы, не общался от слова «вообще» – отличный повод полного игнора. Все злорадствовали, когда я не выполнила норматив мастера, зло и торжествующе зыркали на меня – типа карма, ответочка прилетела. И пацаны, и девчонки. Я не могу сказать, что тренеры стали ко мне относиться лучше. Им тоже молчание было на руку. Так бы по-тихому все вернулись, а пришлось шухер развести на всю гостиницу, а гостиница обязана была сообщить в аэропорт и другие организации, тоже им наверное лениво было, наверное, на них наложили штраф. Кто-то из наших тренеров сказал: хорошо, что смена без бассейна, а то пришлось бы за чистку и дезинфекцию платить немеряно…

Глава десятая. Паразиты

? Шагаем в ногу, Мальвина, шагаем же! – подбадривал красный – вспышки в глазах от усталости, огненный превратился просто в красного. Мне не хотелось называть мою свиту едоками, они мне сейчас реально помогали шагать, а после переставлять ноги, а после просто волокли мня. Сильные мускульные руки, только непривычно холодные, казалось они вообще не напрягались, что пришлось меня слегка поднять над тропой. Именно тогда я поклялась всегда быть благодарной, не забывать расположение, помощь и поддержку, а то, вон, как с бароном получилось – я корю себя и мучаю с тех пор.

Мы шли часов пять. Иногда меня ставили на ноги и я плелась, но всё чаще подвисала и меня несли, а я изредка отталкивалась. Потом я стала вырубаться, и меня тащили как раненого бойца, я волочила ногами по земле. Я не поняла, в какой момент, помню только, что наконец мы оказались на бульваре Бардина, а дальше, помню, помогал ещё и Смерч, и даже маленькая рыжая собачка-такса огненного подбадривала меня своим тявканием. В квартире все вчетвером с собачкой меня буквально погрузили в кровать, на дно, я уже не могла говорить, а только мычала. За окном давно рассвело. Луч света озарил комнату.

? Мы пойдём, Мальвина! – подмигнул молчаливый. – Собакен, понимаешь же, с ним надо гулять. Они захлопнули дверь, я даже не могла произнести, что волнуюсь за ключи. Тогда дверь в квартиру открылась и тот, что поговорливее, огненный, сказал:

? Ключи у тебя в сумке, Мальва! Адгезийцам никакие ключи не нужны.

Дверь снова хлопнула. На этот раз звук оглушительный, заложил мне уши. Я лежала, не ощущая времени. Сколько я топала со стражниками? А всё из-за какой-то глупой строптивости. За секунду я перенеслась к барону в избушку ? путь обратно занял часов семь? Скорее всего даже больше, не меньше точно. Рассветает с каждым днём позже. Солнце пробивается в эту комнату не раньше восьми… Мда… А оно пробилось.

Я лежала, не чувствуя тела, и переживала: я обидела барона. Он снизошёл до общения со мной, а я его обидела. Всё. Что было, того не вернёшь и не переиграешь. Надо уезжать отсюда. Вот только наберусь сил, всё доделаю и уеду. Почему я всё порчу? Всё и везде я порчу?! Наконец я стала чувствовать тело. Каждое движение отзывалось резкой болью в мышцах, особенно в мышцах бедра. Плечи не ломило, всё-таки плечевые суставы – моё сильное место. Но предплечья просто ужасно – шевелишь пальцем, а болит предплечье. Болели и сами кисти, я цепко хваталась ими за стражников. Надо поблагодарить их, обязательно поблагодарить. Но сейчас я встать не в состоянии. Отлежусь и встану.

Поднялась я ровно через сутки. То есть, в течение дня я разговаривала по телефону и с мамой, и с Сеней ? говорить-то я могла. Двигаться – вот засада. Ровно сутки мне потребовались для того, чтобы встать с кровати. Следующим утром я была на ногах. Ровно сутки я приходила себя от проделок Адгезии. У меня случались тяжёлые старты, но чтоб не перемещаться сутки по квартире даже за едой и питьём – такого не случалось никогда!

Придя в себя, я не собиралась никого благодарить за подъём в родной живой мир. Очередное издевательство от нежитей. Их нет, они не могут с этим смириться. Сутки потеряла из-за их пыток. Гады, паразиты!

Обои! Я зашла в комнату с щупальцами. Походила по ней. Ну такое… Кое-где обои отошли на полполотна ? это у стены смежной с коридором. Всё-таки кто-то открыл дверь на балкон. Сквозняки ? обои отклеились в их направлении. Я развела клей и стала подклеивать обои. Малярное крыло почему-то почернело – очередное издевательство от адгезийцев, напоминание о бароне? Плевать, всё равно: пусть почернело, шутки их достали. Но к вечеру я почувствовала одиночество! Хоть бы, что ли, буквы вспыхнули, радио поболтало, чтоб не скучно было. Но ни букв, ни чпол, ни бриллиантовых ножниц. Всё красиво, в обоях, но пусто стало в квартире, даже след пропал в коридоре – вот уж не думала, что это меня расстроит. Я включила привычную станцию. Там привычно вещали про маски и перчатки и непривычно про Ильин день – он, оказывается, случился как раз сегодня. Долго объясняли про Илью-пророка, мне стало грустно: солнце на зиму, день сократился начас, поскорее бы закончить, обещали-то жильцам к первому августа, а уже второе. Дальше стали пугать беспорядками в Америке, рассказывали, как какую-то богатую пару обокрали и чуть ли не убили. Пожилая пара защищалась оружием, какой-то винтовкой или ружьём. Ужас. Где-то ещё хуже, чем здесь, в Веретенце на бульваре Бардина… В ведро с клеем упало что-то чёрное. Я вынула это что-то, выбросила в мешок, стоявший на полу. Везде в квартире во время ремонта стояли мусорные мешки, потому что я стратег. Я ещё думала после нашествия тряпок: надеюсь, что мешки не устроят мне головомойку. Именно вот это самое слово – головомойка – пришло мне в ту минуту. Я мазала клеем стену, подклеивая обои, макала кисть в ведро. Снова чёрные точки. Да что ж такое?! Откуда? Я достала комочки и стала рассматривать. Жуки какие-то. В клее что ли, развелись или в ведре? Я дальше наносила клей на стены и разглаживала чёрным крылом отошедшие обои. Ничего страшного, сейчас уж насмерть приклеятся: по опыту старый клей на новый – крепче сцепление поверхностей, адгезия усилится. И ночевать в комнате можно. Всё-таки больше суток прошло, нет парилки.

После того, как я напилась чаю, на лоб потёк пот, я решила надеть бандану. Непонятно, почему я раньше её не надела. Ну забыла. Надела. Принялась дальше наносить клей. Так поклеила все отошедшие изъяны «щупалец». Закончился и клей в ведре. В окне вечер окутывал, манил прогуляться среди людей, проверить, оставили ли адгезийцы народу хвосты. На меня они явно обиделись. Я пошла мыть ведро. Я подумала: нет, прогулка подождёт, надо ж покрасить стены над плиткой. Я зашла на кухню в надежде: вдруг и стены покрашены. Отшпаклевали же мне адгезийцы моментально. Но нет, увы, стены они не покрасили.

Но штукатурка высохла, можно красить. Вполне себе уложиться в три часа, с моим-то опытом ? два часа на стены и час на потолок. Я распечатала ведро с краской, размешала палкой от швабры, надела перчатки и стала переливать краску в лоток. Взяла в руки валик. Закололо голову, я почесала её тыльной стороной руки. Голова чесалась всё больше, но я не обращала внимания – красить стены, плотнее класть краску. Велюровый валик, думала я, ? гениальное изобретение, остаётся такая фактура, бархатистая, приятная. необычная.

Краски осталось на донышке. Я присела на табуретку, сняла бандану, вытерла лицо. Тут же на белом дне ведра закопошились чёрные точки. Страшная мысль пронзила меня, как вспышка света трудным утром прошлого дня… Тьфу ты! Это с меня жуки. Я вывернула бандану – в ней копошились жуки. Я сфоткала и сличила в интернете картинку для стопроцентной уверенности. Ясно – вши.

Быстро побежала в ванную. И под ледяной водой стала мыть голову. От шампуня вши сбегают, я знала это по Туапсе. Вся ванная если не кишела вшами, но вся была в крапинку. Моя голову в третий раз, я уже не чувствовала, что вода ледяная. Я вся горела. От испуга, от безысходности, я разрезала знакомую подружку-наволочку, намотала на голову, хорошо, что она сушилась на балконе, как же здорово, что я не затыкала ей щели.

Позвонила маме. Меня интересовало, где я могла заразиться.

? В магазине, ? предположила мама.

? Мама! Но я не заходила в последнюю неделю в магазин.

? Мальва! А что же ты ешь?

? Сеня приносил. Да и я много покупала – до сих пор доедаю. – Не буду же я говорить, что Смерч приносил мне под вечер сумки.

? Рабочие тебе привозили раковину на кухню, тебе чинили кондиционер, матрас тебе привезли.

? Но он упакован туго в полиэтилен! Всё стоит в коробках, кроме кондиционера. Он, агрегат этот, как висел, так и висит!

? Дно кровати!

? Мама! Ну что же – получается, вши в кровати обитали и не лезли, а сейчас резко полезли.

? Но ты же спала там последнее время.

? А до этого как они жили? Ведь не проявлялись же!

? Не знаю, Мальва. Достаточно одной личинки, и вот она размножилась.

? Мама! Личинка две недели размножается, чтоб такие табуны, если не месяц.

? Ну вот – в магазине подцепила ? наконец заметила.