Мужчина и женщина: бесконечные трансформации. Книга вторая

Мужские доблести перестают иметь значение, если они превышают общечеловеческую меру, если они не соотносятся с мерой женского.

…о границах обожествления человека

Когда в Турции стали вводить фамилии, Мустафе Кемалю дали фамилию Ататюрк, Отец всех тюрок. Эту фамилию не мог носить никто другой, даже члены семьи Мустафы Кемаля. Рискну предположить, что это было больше чем фамилия, больше чем титул или сан. Что-то вроде имени фараона, который был сыном Ра[537 - Фараон – название правителей Древнего Египта. Во времена, когда строились Великие Пирамиды, стал ассоциироваться с солнечным богом Ра, сыном которого стал считаться.]. Или полубогом, как Александр Македонский[538 - Выше говорилось, что мать Александра Македонского была уверена, что зачала его от верховного божества Зевса.]. Ведь Мустафа Кемаль стал Отцом не только настоящих, но прошлых и будущих турок, по крайней мере, турок-османцев. А Отец теперь означало не просто патриарх, а создатель новой страны и новой истории.

Кто-то поторопится решить, что иронизирую, макиавеллистскими[539 - Макиавелли Николо – итальянский философ, писатель, политический деятель. Выступал сторонником сильной государственной власти, для укрепления которой допускал применение любых средств. «Макиавеллистское» и стало означать использование любых средств, в том числе лживых и хитроумных, для достижения цели.] уловками пытаюсь низвести Ататюрка с пьедестала. Никакой иронии, никаких уловок.

Во-первых, какое у меня право судить народ, который обожествляет своего лидера. Сколько раз подобное случалось в истории человечества, сколько раз ещё случится. В конце концов, памятник любому выдающемуся человеку в какой-то мере есть его обожествление, если принять во внимание, что живую плоть мы подменяем гранитом.

Во-вторых, готовым ответам всегда предпочитаю вопросы, а вечное вопрошание требует открытости, даже простодушия. Вот и сейчас предпочитаю задавать вопросы, не будучи уверенным, что смогу дать на них более или менее внятные ответы.

Кто-то может спросить, зачем простому народу подробности о личной жизни его кумира? Стоит сказать, что твой кумир такой же земной человека как ты, у него такие же органы, как у тебя, такая же красная кровь, как у тебя, тем более сказать, что у него такие же проблемы в личной жизни, как у тебя, как народ перестанет почитать своего кумира.

С этим трудно не согласиться.

Но есть и другая сторона медали. Оказывается, когда появляется необходимость свергнуть такого кумира, достаточно «вспомнить», что он такой же человек, что у него такая же «красная кровь», что у него такие же проблемы в личной жизни, и т. п. И толпа, которая совсем недавно несла цветы к памятнику, ринется с остервенением свергать его статую с пьедестала.

Как же быть? Какую позицию предпочесть? Окончательного ответа у меня нет. Могу только сказать следующее.

В Турции последнего десятилетия замечаю различные уловки для низвержения с пьедестала Ататюрка. Для меня привлекательность Турции не столько в том, что её язык и культура часть моей культурной идентичности (не буду это исключать), сколько в её республиканских идеалах, которые невозможно отделить от имени Ататюрка. И сегодня предпочитаю обожествление Ататюрка, чем ревизию его идей.

К какому выводу приду завтра, мне трудно сказать.

…о личности Ататюрка

Ататюрк, несомненно, был человеком незаурядным и необыкновенным, а это не просто эпитеты, это подчёркивание его не заурядности, не обыкновенности.

На Российском телевидении пришлось посмотреть ток-шоу об Ататюрке[540 - Ток-шоу «ЖЗЛ» на Российском телеканале «Культура».], ведущий которого намеренно искал психологические изъяны в личности Мустафы Кемаля. Напомнил, что он с детства нетерпимо относился к мнению окружающих, не любил идти на компромиссы, стремился следовать выбранному пути. Находил даже психиатрические мотивы личности Ататюрка. Всё это кажется наивным, если не употребить более жёсткие слова, к которым хочется прибегать всякий раз, когда мысль заменяется злопыхательством.

Можно ли найти в поведении Ататюрка элементы девиантного поведения. Несомненно, вопрос только в том, как к этому следует относиться?

Существуют различные подходы к классификации девиантного поведения. Различия, прежде всего, вызваны тем, что разные отрасли науки и разные научные школы неодинаково воспринимают девиантное поведение: одни считают, что такое поведение может иметь и конструктивный характер, другие только деструктивный.

На мой взгляд и время вносит свои коррективы, в одну эпоху за девиантное поведение могли сжечь на костре, в другую признать, что это признак неординарности.

XX век пошёл ещё дальше, в «человеческое, слишком человеческое» стали включать клинико-патологические девиации. Достаточно указать на работы российского философа Вадима Руднева, который в категорию «шизо» стал включать едва ли не всех выдающихся людей прошлого[541 - См. работы российского лингвиста, филолога и культуролога Вадима Руднева: «Тайна курочки Рябы: Безумие и успех в культуре», «Словарь безумия», «Полифоническое тело: реальность и шизофрения в культуре XX века», «Новая модель шизофрении», и другие.].

Поэтому мы должно спокойно, без стремления очернить, относиться к девиантному поведению Мустафы Кемаля Ататюрка.

Ведущий, о котором мы говорили, обращал также особое внимание на то, что существуют различные версии этнического происхождения Мустафы Кемаля.

На мой взгляд, особого значения эти разговоры не имеют. Ататюрк не раз говорил, что гордится тем, что он турок, и у нас нет оснований обвинять его в неискренности.

Скажу больше. Мне по душе, что «отцом турок» стал голубоглазый европеец, родившийся на территории бывшей античной Греции. Эллин. Почти как Александр Македонский, который родился на периферии античной Греции, и стал подлинным эллином, который распространил в мире эллинскую культуру.

Мне по душе, что Мустафа Кемаль Ататюрк сумел доказать, что не имеет значения, кем ты родился. Важнее кем ты стал.

…время обожествлять… время очеловечивать…

В Турции принят закон, согласно которому преступлением считается не только осквернение изображений Ататюрка, но и очернение фактов его биографии. До сих пор запрещена публикация переписки Ататюрка с женой, как придающая образу отца нации слишком «земной», слишком «человеческий» облик.

Я не юрист и мне трудно сказать, можно ли «очернение фактов» сформулировать на юридическом языке. Точно также мне трудно понять, как на языке законов можно сформулировать отличие слишком «земного» и слишком «человеческого» от не слишком «земного» и не слишком «человеческого». Оставим юридический подход, задам вопрос: как к обожествлению Ататюрка относиться в историческом и социальном смысле, с точки зрения перспектив развития турецкого общества? Выскажу собственную точку зрения.

Если любой человек просит уничтожить его письма и дневники, или не печатать их, то мы должны с уважением относиться к его воле. Если общество по нравственным, ментальным, или каким-либо иным причинам устанавливает границы вмешательства в личную жизнь выдающихся людей, то мы не должны нарушать эти границы. Но мы вправе рассуждать о том, что стоит за этими ограничениями, где граница между элементарным тактом и откровенным фарисейством, к чему может привести чрезмерное обожествление человека, каким бы выдающимся он не был.

Не может ли случиться так, что чрезмерный пиетет перед наследием Ататюрка только выхолащивает суть его деяний. И то, что в одном времени стимулировало развитие, в другом его только тормозит.

Не окажется ли, что в борьбе с одними идолами мы взращиваем других.

Есть время обожествления лидера, есть время его очеловечивания.

Есть время, когда люди нуждаются в том, чтобы возносить руки вверх, иначе им трудно регулировать отношение к миру, друг к другу, и к самим себе.

Есть время, когда люди перестают возносить руки вверх, когда они поднимают вверх голову, чтобы всматриваться в звёздное небо.

Есть время, когда право, а не небо регулирует взаимоотношения людей друг с другом, и они не боятся остаться наедине с другими и наедине с самими собой.

…о чём говорит суд над Ипек Чалышлар?

Разные времена сталкиваются в современной Турции и вопрос об обожествлении или очеловечивании фигуры Ататюрка, вопрос о том, что следует считать «опрощением» его личной жизни становится всё более принципиальным.

История с турецкой журналисткой и писательницей Ипек Чалышлар[542 - Чалышлар Ипек – турецкая журналистка и писательница.] это ещё раз подтвердила.

Чалышлар в 2005 году опубликовала книгу под названием «Госпожа Лятифе» (Latife Hanim), посвящённую жене Ататюрка[543 - Лятифе Ушаклыгиль – жена Мустафы Кемаля Ататюрка. Обучалась юриспруденции в Париже и в Лондоне.] (о ней чуть позже). По её собственному признанию, долгие годы, пока писала свою книгу, она пыталась узнать чуть больше подробностей о жизни Ататюрка. Большинство тех, с кем она намеревалась побеседовать, отказывались говорить. А письма и дневники «Госпожи Лятифе» хранятся в одном из банков и ни журналисты, ни историки не имеют к ним доступа.

Тем не менее, книга была написана, что-то из того, что ранее было неизвестно, Чалышлар удалось узнать. Книга вызвала в Турции огромный интерес читателей, было продано более ста тысяч экземпляров, но один из читателей решил, что Чалышлыр нарушила закон, и подал на неё в суд.

Особенно возмутила читателя следующая история, приведённая к книге Чалышлар.

В 1923 году группа боевиков окружила дом Ататюрка, чтобы его уничтожить. «Госпожа Лятифе» не растерялась, она переодела мужа в женское платье, закрыла голову и лицо платком (хиджабом), и помогла ему скрыться.

На мой взгляд, ничего постыдного в поведении Ататюрка не было, жену он не подставил, боевиков она не интересовала, а собственную смелость он неоднократно демонстрировал там, где это было необходимо – на поле боя. Впрочем, как и во всех других случаях, мы должны осознавать, что факт – это всегда интерпретация, нам кажется, что мы рассказываем факт, а на самом деле, порой сами того не подозревая, создаём тот или иной контекст. В факте побега Ататюрка в женском платье, при желании, можно увидеть и трусость, и коварство, и бог знает что ещё. А можно оставаться прагматичным, что помогает избежать крайностей.

Суд над Ипек Чалышлар продолжался три месяца, и она была оправдана.

Наверно сочли, что писательница не переступила грань слишком «земного», и слишком «человеческого».

Кемаль Ататюрк и его женщины…

Постараемся не слишком переступать границу «слишком человеческого» в разговоре о женщинах Ататюрка, хотя отдадим себе отчёт, как и в случае с Ипек Чалышлар, всё зависит от того, где эта граница проходит для того или иного читателя.

Известно, что Мустафа Кемаль был нетерпим и ревнив. И не только к своим избранницам. Он готов был застрелить нового мужа своей овдовевшей матери и примирился с ней, только после того, как она с ним порвала.

Мы знаем имена различных избранниц Мустафы Кемаля за время учёбы в Военной Академии, и не будем на них останавливаться. Он был молод, красив, у него была военная выправка, хорошие манеры, и нет ничего удивительного в его успехе среди женщин. Как и в том, что он любил мужские застолья и женщин известного поведения. Но были у него и серьёзные увлечения.

Долгие годы Мустафа Кемаль был увлечён Кариной (Корин), овдовевшей итальянкой, которая жила в европеизированном районе Стамбула. Карина увлекалась спиритическими сеансами, выдавала себя за оракула, и однажды в мистическом трансе заявила, что видит Мустафу Кемаля в султанском кресле. Кто знает, может быть именно Карина заронила в молодого, амбициозного офицера мечту, которую он впоследствии начал осуществлять.

Из Софии, куда он был отправлен военным атташе после окончания Академии, он писал Карине, что в Болгарии нет красивых женщин, что все женщины там дурнушки. Это не помешало ему увлечься Дмитрианой Ковачевой[544 - Дмитриана Ковачева – дочь болгарского генерала.], или просто Мити, дочерью военного министра Болгарии. Как-то, на бал-маскараде, он протанцевал с ней всю ночь, и стал бывать в их доме, в котором часто говорили по-турецки.