Семья Мити вполне лояльно относилась к её частым встречам с молодым турецким офицером, сама Мити вполне соответствовала идеалу Мустафы Кемаля о европейской невесте, но о женитьбе не могло быть и речи. Он даже посоветовался со своим турецким другом, который, почти как Мустафа Кемаль, ухаживал за дочерью болгарского генерала. Друг сказал, что болгарский генерал также не препятствует встречам своей дочери, но при этом откровенно заявляет: «Я скорее позволю отрубить себе голову, чем выдам дочь за турка». Такой же позиции придерживался и отец Мити, генерал Ковачев[545 - Ковачев – болгарский генерал, других сведений не нашёл.].
Отношения Мустафы Кемаля и Мити продолжались и после того, как он вернулся в Стамбул, но после крушения болгарского фронта их встречи прекратились.
Обо всём этом напоминаю совсем не для того, чтобы подчеркнуть донжуанские наклонности Мустафы Кемаля, а чтобы подчеркнуть, вольно или невольно он должен был задуматься над тем, какой хотел бы видеть свою будущую жену, и какой хотел бы видеть турецкую женщину, после падения Османской империи и построения Турецкой Республики. Эти два образа не могли во всём совпасть, даже во многом взаимоисключали друг другу, что сказалось на его взаимоотношениях с двумя турецкими женщинами, которые стали самыми главными в его судьбе: Фикрийе[546 - Фикрийе – других сведений, кроме тех, что в тексте найти не удалось. В Интернете есть её портрет: обратил внимание на большие, выразительные, печальные глаза. Не исключено, что привношу в портрет своё отношение к Фикрийе.] и Лятифе.
Фикрийе: сестра, любовница, военно-полевая жена…
По одной версии Фикрийе была сестрой (или племянницей) отчима Мустафы Кемаля, которого он когда-то готов был застрелить. После смерти брата (дяди), Фикрийе поселилась у матери Ататюрка, где они и встретились.
По другой версии Фикрийе была двоюродной сестрой самого Мустафы Кемаля. Она добровольно записалась в армию медсестрой и приехала в Анкару, чтобы быть рядом с Мустафой Кемалем.
Фикрийе была замужем за богатым египетским арабом, но давно уже была с ними разведена. Мустафа Кемаль пригласил её к себе в дом, и фактически она стала его гражданской женой. Мать его не одобряла эту связь, на её взгляд Фикрийе была недостаточно хороша для её сына, но вряд ли её мнение могло иметь большое значение.
Фикрийе была бесконечно предана Ататюрку, выполняла все его прихоти, заботилась о нём, когда он болел, всюду его сопровождала, даже в военных походах. Она мечтала только о том, чтобы стать его законной женой, даже просила его об этом, но он не желал об этом слышать. Она была его рабыней, а рабыня не становится женой.
Он мечтал о другой жене, такой же, как те европейские женщины, с которыми у него были романы, Фикрийе была «другого разлива», она не носила чадры, но во всём остальном оставалась традиционной женщиной, которая всегда идёт позади мужа. Уже не говоря о том, что женой Ататюрка должна была быть не просто турчанка, не просто женщина с европейскими взглядами и европейскими манерами, но и девственница.
Ситуация оказалась парадоксальной. В реальности Фикрийе была идеальной женой для Ататюрка, возможно, и он сам это понимал, но в голове у него был идеал другой женщины, во всём противоположный Фикрийе.
Для Фикрийе ситуация оказалась трагической и, как все трагические ситуации, неразрешимой.
В день свадьбы Ататюрка Фикрийе находилась в Германии, в санатории, где лечилась от туберкулёза, который развился у неё в результате скитальческой жизни. О бракосочетании узнала из газет, вернулась в Турцию, решила встретиться с Ататюрком. В президентский дворец её не пустили, она вернулась в гостиницу, и застрелилась из пистолета, который купила во время пребывания в Германии.
Выстрел оказался не слишком удачным, она умерла лишь некоторое время спустя, в больнице.
По другим версиям Фикрийе убили, после того, как она слишком настойчиво рвалась в президентский дворец, чтобы объясниться с Ататюрком. Но почему-то (чисто интуитивно) первая версия мне представляется более правдоподобной.
В заключении скажу только, что Фикрийе, означает «мысль», «думающая». И если вспомнить, что она была безмолвной, то в её имени заключён трагический парадокс её жизни[547 - Невольно возникает странная аналогия с первой женой Зевса, Метидой, олицетворением мудрости (Метида, Метис – древнегреческие «мысль, премудрость»). Зевс проглотил её, но она из его чрева продолжала давать ему советы. Фикрийе была олицетворением «бессловесной мудрости».].
Лятифе Ушаклыгиль: жена, которая соответствовала идеалу Ататюрка…
В Смирне[548 - Смирна – античный город, один из старейших древнегреческих городов в Малой Азии. Сегодня развалины города расположены на территории турецкого города Измир.], в штаб, в котором находился Мустафа Кемаль, пришла молодая женщина и попросила о встрече с ним. Сначала он решил отказаться, но затем, когда взглянул на неё, отпустил ординарца и предложил женщине сесть.
Звали её Лятифе, была он дочерью богатого смирнитянина. Она была турчанкой, с оливковой кожей и большими чёрными глазами, но изучала в Европе право и говорила по-французски как француженка.
Её родители уехали на лето, а она вернулась, специально, чтобы помочь Мустафе Кемалю. Как и многие турецкие женщины, она носила в медальоне его портрет, и Мустафе Кемалю эта деталь пришлась по душе. Она предложила ему вместе со штабом перебраться в её загородный особняк, он не отказался, но дальше женщина повела себя строго и неприступно. Обычно женщины так себя с ним не вели.
В конце месяца Мустафа Кемаль уехал в Анкару и написал Лятифе, что ему как главе государства нужна жена и что она вполне годится (?!)на эту роль[549 - К сожалению, само письмо мне недоступно, поэтому трудно судить в каких выражения Ататюрк делал предложение Лятифе Ушаклыгиль.]. Девушка отправилась в Анкару, но пока там она гостила, умерла давно болевшая мать Мустафы Кемаля. Тем не менее, он настаивал на том, чтобы Лятифе немедленно вышла за него замуж.
Через несколько дней в доме отца Лятифе произошла свадебная церемония в европейском стиле. Хотя по исламскому обычаю жених и невеста не должны были видеть друг друга до свадьбы, Мустафа Кемаль и Лятифе сидели рядом за свадебным столом и публично поклялись друг другу в верности.
Ему было 42 года, ей – 24.
Приведу отрывок из биографии Ататюрка, который описывает свадьбу Мустафы Кемаля и Лятифе:
«29 января 1923 года десяток персон собрались на свадьбу Ататюрка и Лятифе. Когда кади, религиозный судья, проводящий церемонию, спросил какой выкуп Мустафа Кемаль готов заплатить за невесту, тот ответил: «Десять серебряных дирхемов» – назвав самую скромную сумму, предусмотренную мусульманским обычаем…
После благословения, произнесенного кади, Кемаль приглашает своих свидетелей, Февзи и Кязыма, остаться на ужин: – Я хочу оценить таланты молодой жены. – Но, паша, разве этот вечер не предназначен для развлечений?! – воскликнул Февзи. – Жена военного проводит вечер после свадьбы на кухне, – заявил Кемаль. Завидная перспектива! Наиболее проницательные друзья и просто окружающие в один голос утверждали, что этот "идеальный муж" – An Ideal Husband – как отметил автор одноименной пьесы Оскар Уайльд[550 - Оскар Уайльд – английский писатель и философ. Известен как автор остроумных парадоксов. Пьесу «Идеальный муж» написал в 1895 году.], должен был: «рано или поздно расплатиться за свои поступки».
После свадьбы молодожёны отправились в свадебное путешествие, которое в большей степени было публичной акцией президента. Молодая жена была без платка, в брюках, и вела себя довольно независимо. Позже она ещё больше шокировала всех, а не только ортодоксальных мусульман, когда появлялась на публике в европейских нарядах с глубоким вырезом.
Брак Мустафы Кемаля и Лятифе продлился чуть больше двух лет, 5 августа 1925 года они развелись.
Причины, по которым супруги развелись, неизвестны до сих пор. Ни Мустафа Кемаль, ни Лятифе, пережившая мужа на 37 лет, никогда ни слова об этом не проронили. Возможно, что-то мог бы прояснить дневник Лятифе, но он пока недоступен и неизвестно, когда запрет будет снят (рано или поздно это, несомненно, произойдёт).
Как говорил сэр Томас Браун[551 - Сэр Томас Браун – один из крупнейших мастеров английской прозы эпохи барокко.]:
«что за песню пели сирены или какое имя принял Ахиллес, когда скрывался среди женщин, – эти вопросы способны поставить в тупик, но можно строить догадки».
В отличие от того, что мы способны сказать о песнях сирен или об имени, под которым скрывался Ахиллес, наши догадки по поводу брака Мустафы Кемаля и Лятифе, могут оказаться весьма правдоподобными.
Несомненно «идеальная жена» в голове и реальность не совпали.
Одно дело быть без ума от красивой, образованной, с изысканными манерами, молодой женщины, которую ты можешь демонстрировать всей стране, пусть даже шокируя многих, другое дело действительно быть без ума от её образованности и изысканных манер, когда вы наедине друг с другом, без посторонних глаз.
Одно дело, рассуждать о том, какой должны быть жена, другое дело, когда эта самая жена усаживается за стол вместе с твоими генералами, да ещё при этом начинает делать тебе замечания.
Одно дело декларировать: «я хочу, чтобы турецкая женщина походила на американскую», другое дело, когда это твоя собственная жена, которая как американка, позволяет себе своенравие и строптивость.
Одно дело, твоя жена, пока ты бреешься, читает тебе Монтескье[552 - Монтескье Шарль-Луи де Секонда – французский писатель, философ.] и Руссо[553 - Руссо Жан-Жак – французский писатель, философ.], потом сопровождает тебя на гражданских и военных смотрах верхом на лошади, набросив шаль, элегантно прикрывающую голову и плечи, другое дело, когда твоей жене не нравятся твои частые застолья с друзьями, она это не скрывает, и пытается придать им более светский характер.
Одно дело, когда жена проводит маленькую победоносную революцию в области изменения твоего быта, меняет не только интерьеры, ковры, занавески, и прочее, но и штат слуг, другое дело, когда она на этом не останавливается, и настаивает на том, чтобы прислуга надела белые перчатки. Это слишком, она переступает границу своих полномочий, пусть невидимую, но обязательную. Когда-то он заставил других поменять феску на европейскую шляпу с полями, теперь заставляли его самого, он сам оказался в роли «подопытного кролика». Он не мог с этим смириться, не мог позволить себе превратиться в куклу, чтобы над ним все смеялись.
Как образно написал один из его биографов, Ататюрк хотел, чтобы Лятифе стала «статуэткой на выставке, образцом авангарда», а она не собиралась быть «статуэткой» и надеялась, что и мужу нужна не в качестве «статуэтки». Будучи турчанкой, она была европейской женщиной в полном смысле этого слова, и надеялась, что именно этим определялся выбор её мужа.
Она не собиралась играть «идеальную жену», она собиралась жить в соответствии с собственными идеалами.
Прислушаемся к мнению Ипек Чалышлар, которая столько лет потратила, чтобы понять мотивы поступков Лятифе Ушаклыгиль.
По её мнению, именно Лятифе сильно повлияла на судьбы турецких женщин. Это её заслуга, что уже в 1930-е годы женщины получили право голоса и смогли избираться в парламент. Это она убедила своего мужа, чтобы он не ограничивался полумерами и предоставил женщинам все права.
Именно благодаря ей, женщины получили право учиться в университетах, заниматься бизнесом, голосовать, избираться в парламент.
Но при этом мы должны иметь в виду, Лятифе это удалось, потому что таковы были представления самого Ататюрка. Пусть он колебался в том, насколько быстро и решительно должен действовать, но он никогда не сомневался в том, что турецкая женщина должна быть свободной.
Ипек Чалышлар не соглашается с теми, кто считает Лятифе истеричкой. Она просто не могла смириться с тем, что Ататюрк днём учил турок, как жить по-современному, а вечером вёл себя как типичный турецкий мужчина, который привык, чтобы в семье все ему подчинялись. Она была женщиной прямой, непосредственной,
…любопытно, что фамилию Ушаклыгиль можно приблизительно прочесть как «похожая на ребёнка»…
эмоции скрывать не умела, наверняка ей приходилось кричать, но нет никаких доказательств, что она была истеричкой.
…любовный треугольник, который трагически неразрешим
На мой взгляд, была ещё одна причина, по которой Мустафа Кемаль Ататюрк и Лятифе Ушаклыгиль развелись, в каком-то смысле причина экзистенциальная. Чтобы её понять и почувствовать (мыслечувство), следует, по возможности, отрешиться от причин политических, социальных, прочих, оставить наедине друг с другом мужчину и двух его женщин, в ситуации, которую я бы назвал, «ситуацией обнажённого провода».
Жизнь Мустафы Кемаля в 1922–1924 гг. напоминает типичный любовный треугольник. Фикрийе, ещё недавно близкая и родная, всегда покорная, всегда готовая прийти на помощь, оказывается лишней, становится обузой, её место занимает женщина, которая походит то ли на «европейскую женщину», то ли на «американскую женщину», которая не собирается быть покорной, и уверена, того же хочет от неё её великий муж, который прямо ей об этом заявлял.
Умирает мать Ататюрка, по-настоящему близкий для него человек, но у него нет времени долго оставаться в трауре, он слишком нетерпелив, и, не ожидая окончания траура, женится на Лятифе. Семейная жизнь оказалась такой, какой она и могла быть, когда в роли мужа такой человек как Мустафа Кемаль Ататюрк, а в роли жены такой человека как Лятифе Ушаклыгиль. Не исключено, что с первых же дней их брака он почувствовал, как не хватает ему Фикрийе, возможно даже тосковал по ней, но ничего уже нельзя было изменить.