Полынь: молекулы горечи

Яна вышла на улицу, вернулась в квартиру, пришлось ополоснуть и замочить в пятновыводителе куртку. Быстрый прохладный душ вернул ей решимости. Хулиганские искорки погасли. Оделась не думая, и с каким-то мрачным упорством снова отправилась за продуктами.

Эта история отвлекла ее лишь на пять минут. Пару дней назад она наверняка высказала бы свое возмущение этому наглецу с бутылкой. А сегодня не смогла. Они, все эти люди вокруг, ругаются и мирятся, разговаривают или смеются, плачут или спешат на работу – они невинны в своих ошибках, они никого не уничтожили.

Яна взялась за ручку магазинной двери, когда ее руку прижала большая теплая ладонь. Она вздрогнула и опасливо обернулась. Перед ней снова возник незнакомец в мятой рубашке.

– Извини меня, – сказал он медленно, и стало совершенно ясно, что он не привык к подобным ситуациям.

– Да, – зачем-то сказала Яна.

– Что да? – не понял мужчина. Сделал секундную паузу, потом нетерпеливо вздохнул. – Только не надо этого жертвенного взгляда, – продолжал он.

Яна очнулась.

– Вы прощены. Окончательно и бескорыстно. Могу я идти?

Мужчина оглядел ее и отошел немного. Выражение его глаз менялось очень быстро, и на мгновенье ей показалось, что он глянул на нее со злобой.

«Просто странный», – отмахнулась она мысленно.

* * *

Долгое хождение за продуктами обернулось тем, что времени на дорогу осталось впритык. Опаздывать на работу было не в ее правилах. Особенно сегодня.

Яна поспешно схватила ключи, повернула ручку замка, перешагнула порог, заперла входную дверь, и спустилась в гараж. Прыгнула в машину, а через тридцать семь минут была уже на университетской стоянке.

Среди широкого пустого холла технологического факультета скучали четверо полицейских, в некотором отдалении проректор по воспитательной работе яростно жестикулировал, объясняя что-то, его было плохо видно из-за спины собеседника, высокого широкоплечего мужчины в темно-сером костюме. Кто она для них? Серая мышка. Проскользнула и спряталась.

– Яна Санна, – встретил ее на третьем этаже заведующий кафедрой математики Решетов.

Пришлось остановиться возле дверей преподавательской, и вопросительно посмотреть на него.

– У нас ЧП. В нашем учебном корпусе нашли двоих убитых людей. Здесь повсюду ходят полицейские, и некоторые из сотрудников возмущаются, что их допрашивают безо всяких оснований.

Решетов сделал паузу, подбирая слова. Он растянул губы и причмокнул.

– В общем, Яна Санна, вы не против, чтобы вам задавал вопросы следователь?

– Мне нечего скрывать, – пожала плечами Яна. Очень легко говорить то, чего от тебя ждут.

– Ладненько, – облегченно вздохнул Решетов, вытирая о платок вспотевшие ладони. – Они ведь тоже на работе. В конце концов хорошо, что с нашей кафедры нет отказников.

– Отказников? – не поняла Яна.

– Ну да, – пробормотал Решетов, пропуская Яну вперед. – Некоторые пытаются прикрыться письменным отказом. Мол, мы не присутствовали вчера на работе, почему с нас трясут. Но, поверьте мне, милочка, с прокуратурой лучше не играть. Здесь Сашкин с самого утра свои порядки заводит. Если уж он вцепился, считай дело в шляпе.

– Вы их уже по именам выучили? – спросила кудрявая лаборантка Наташенька.

– Сашкин мой одноклассник, – гордо ткнул себя в грудь Решетов, и принялся рассказывать о чем-то из прошлого.

Раскладывая файлы с темами занятий перед собой, Яна не слышала разговор, но несколько раз остановила взгляд на Решетове, и вздохнула. Зав кафедрой лысеет с каждым годом все сильнее, под глазами мешки, после выходных лицо, как правило, с вишневым оттенком, «пивной» животик, и запах пота в конце рабочего дня. «Если следователь Сашкин такой же раритет, то членораздельного обвинения мне придется ждать до пенсии» – опустила глаза Яна.

– Приветик, – вошла красивая аккуратная Светочка Решетова, дочь заведующего. В свои 27 она вовсю писала докторскую. И Яна ни разу не видела ее без косметики и без высокого каблука на обуви ни летом, ни зимой.

– Вадим Вадимович просил нас собраться в актовом зале, – сообщила Светочка, внимательно глядя на себя в зеркало.

– Только если Вадим Вадимович просил, – пискнула Наташенька.

Проректора по интенсификации кадров, первого заместителя ректора, Ёмкина Вадима Вадимовича студенты запоминали обычно хорошо. Привлекательный лицом, статный, умный, хорошо воспитанный, он был «слабоват на передок». О его пристрастии к женщинам всех возрастов говорили чаще, чем о сроках сдачи экзаменов. Познакомиться с ним пришлось и Яне. Пару лет назад она проходила собеседование при устройстве на работу в институт. Вернее, основным местом ее работы была школа, а преподавание – по совместительству. Тогда проректор соизволил оказать ей внимание – взял ее руку в свою, начал говорить что-то про учебный процесс. «У вас пахнет изо рта» – сказала тогда Яна, чтобы не обнадеживать его понапрасну. И больше на прием к проректору она не попадала. Правда, в месте работы ей не отказали, и это последнее позабавило ее и дало повод думать, что у Ёмкина здравого смысла все-таки поболее, чем кокетства.

Трехъярусный актовый зал бурлил волнами публики. Яна опоздала, сделала бесстрашную попытку пробраться на галерку, но ее толкнули другие опоздавшие, и она вынуждена была зайти на второй ряд. Поздоровалась со знакомыми сидящими вблизи. Вокруг обнаружились сплошь хмурые лица. Толпа преподавателей, заполняющая просторное помещение, гудела точно так же как гудит толпа студентов до звонка. Разве что никто не плевал жвачку на пол, и не играл в карты.

Совсем рядом с Яной разместился ее одноклассник Сидоров Павел.

– У меня у ребенка вторые сутки температура, а я здесь как дурак, – пробормотал он, и посмотрел на свои ладони мутными от бессонницы глазами.

– Представь, что у тебя диарея, и смойся домой, – ответила Яна безрадостно.

Павел глянул на нее, крякнул, и поспешил к выходу, энергично протискиваясь сквозь толпу.

Послышался звонок, совсем как учебный, с той лишь разницей, что он не умолкал почти минуту. Все притихли.

Поднялся Ёмкин и уверенно начал вступительную речь. Рядом с проректором сидели двое в полицейской форме, и еще один человек в бледно-розовой рубашке и опрятном темно-сером пиджаке. Яна внимательнее всмотрелась в лицо этого третьего гостя, и брови ее удивленно изогнулись. Тот самый, что облил ее чаем в магазине. Только сейчас он одет более тщательно, и выражение лица непроницаемое. Сложно представить, что он способен голос повысить.

Мужчина холодно скользил взглядом по лицам в зале. На него никто не обращал внимания.

– Гаврила Сергеевич Сашкин, – провозгласил Ёмкин, и уступил место на кафедре незнакомцу в бледно-розовой рубашке.

– Доброе утро, господа, – начал Сашкин уверенно. – Мне очень жаль, что приходится отрывать всех вас от важных дел, но я вынужден быть навязчивым, чтобы закончить следствие в максимально короткие сроки. Надеюсь, наше общение будет продуктивным.

Широкие плечи, хорошая осанка, но главное – черты лица. Бесстрастный опытный взгляд, красивый крупный нос, прямые строгие губы, характерные скулы и хорошая стрижка, позволяющая волосам лежать естественно и аккуратно. Голос прозвучал спокойно, отчетливо. Прокурор немного растянул губы, видимо изображая улыбку, и прошел на свое место. В зале воцарилось молчание. Вероятно, половина из присутствующих просто не верили в убийство. Они ждали какой-то ловушки в рамках антикоррупционного закона. Каждый мыслил о личных грехах.

Озадаченная, не в силах управлять взбесившимися обстоятельствами Яна почувствовала себя ущербной. Ее глаза прилипли к подтянутой прямой фигуре Сашкина, она зачарованно впитывала его интонацию, движения, смысл слов. Неужели ему пятьдесят? Что он здесь забыл? А если Сергей его племянник, чего ей ждать от дяди? Как жаль, что они вообще как-то связаны… Лучше бы он был родственником кого-то еще…

Гаврила Сергеевич оставил кафедру, прошел вдоль столов президиума, шепнул что-то соседу в полицейской форме, и покинул зал. Собрание продолжалось еще около часа, но Яна уже не могла слушать. Ее пробирал озноб. Предательские пальцы стали совершенно ледяными.

* * *

К трем часам дня Яна давно уже была занята в школе, провела свой последний урок, и углубилась в составление рабочей программы для нового учебника пятого класса. Сегодня суббота, и в это время коридоры обычно пустеют до начала следующей недели. Но завучи разойдутся лишь через час. Значит, у нее есть сорок минут чистого времени. Сейчас и не вспомнить, что день начался так рано, что дома в тазу лежит пропитанная имбирной жидкостью куртка и через пару часов следует забрать Максима домой. В учительской душно, светло и тихо. Приятный звук клавиатуры под пальцами заставляет работать еще и еще, словно это школьное умиротворение будет длиться вечно. Под вечер голова работает лучше. И память не беспокоит ее здесь.

Каждый звук, оттенок голоса прекрасно ей знакомы. Немного скрипит пол у окна. Пальчики Яны бегали по клавишам, и мысли выстраивались аккуратно и правильно. Отвлек телефонный звонок. Свекровь.

– Да, Татьяна Анатольевна, – тихо отозвалась она.

– Яна, тебе Костенька не звонил?

– Нет, не звонил еще, – ответила Яна громче.

– Ладно, я Лещева наберу, – решила свекровь и положила трубку.