«Вратарь, не суйся за штрафную!» Футбол в культуре и истории Восточной Европы

Соединенные

    Яцек Подсядло

Как люблю я мгновенья на стадионах,
пять голов наши забили, но уже пофигу матч,
хотя никто уходить не торопится. Люди
радостно флагами машут, поют,
а кто-то рыбалку на завтра обсуждает,
все братья друг другу, и каждый улыбается каждому,
громада воскресной радости –  в жестах.
Пожилых мужчин охватила внезапная Нежность при мысли
о женах усталых, грузных –  ждут к обеду.
Парни –  на стадион девчонки их провожали –
обнимают тех крепче обычного, странно осмелевшие.
Счастливы будьте! И не идет из головы ни на минуту,
что мне с самого начала исход игры был безразличен,
а флаги, рыбалка, обеды воскресные –  обрыдло все это,
обожаю святой порыв скопления народа.
Такое испытываешь после многолюдных рок-концертов,
когда музыканты ко сну укладывают гитары, завернув в полотняные ткани,
гаснут рефлекторы, рабочие по сцене стелятся, распутывая кабеля
клубок змеиный.
Странно одетые люди с длинными волосами
проглатывают булки, запивая их молоком, спать ложатся
прямо на земле, и все быстрее вольный бег сигареты от руки к руке.
Один кого-то кличет, а другой кружит,
собирая деньги на железнодорожный билет, а заодно – и пустые бутылки,
завтра решает домой возвратиться, неблизкий предстоит ему Путь.
Задержался под деревом рядом и без стеснения отливает,
глядя при этом в небо, будто молится.

    Перевод с польского Елены Твердисловой
Яцек Подсядло родился в 1964 году в Шевно, в Польше, и живет в Ополе. В 1983–1985 годах работал на металлоперерабатывающем комбинате, потом был разнорабочим, домовым техником и охранником на Польском радио в Ополе, где с 1992 года работает журналистом. Его литературный дебют состоялся в 1984 году с публикацией стихотворений «Как будто это я» (Jakby ja) и «Умирание» (Umieranie) в еженедельнике Na Przelaj. С 1984 года он получает премии на польских литературных конкурсах – например, в 1985 году на Поэтическом соревновании и в 1990 году на конкурсе «Весна поэтов» в Лодзи. В качестве редактора Polski Radio Opole он делает передачи – например, выходившую до 2008 года передачу Studnia об альтернативных культурах или же Zielone granice о музыке. В 1991–1992 годах Подсядло издает поэтическую серию «Поэзия быстрого обслуживания» (Poezja Szybkiej Obslugi), выходившую в Staromiejski Dom Kultury в Варшаве. Начиная с 1990-х годов Подсядло постоянно публикуется в изданиях Lampa i Iskra Bozej, Kartki, Kresy, NaGlos, Nowy Nurt, Opcje, Odra, Po Prostu. С конца 1990-х годов занимается литературной публицистикой и пишет колонки (2000–2007) в популярном журнале Tygodnik Powszechny. Его стихи печатаются в журналах Res Publica Nowa, Lampa и Znak. В 1999–2005 годах он совершает длительные путешествия на велосипеде на Украину, в Белоруссию, Румынию и Албанию и верхом на лошади в Эстонию. В 2012 году Подсядло опубликовал рассказ «Что футбольный мяч делает с человеком» (Co pilka robi z czlowiekiem?) в одноименной антологии, в которой, наряду с текстами о футболе современных польских авторов напечатаны и отрывки из его романа для юношества «Красная карта для Спренжина» (Czerwona kartka dla Sprezyny).

Литературные тексты Подсядло переведены на двенадцать языков. Он лауреат многочисленных литературных премий – в том числе премии Костельского (фонд Костельского в Женеве, 1998), премии Чеслава Милоша (2000). В 2015 году он получил Поэтическую премию Силезии.

Его стихотворение «Соединенные» впервые переведено на русский язык. По-русски опубликована подборка стихов в переводе Дмитрия Веденяпина в журнале «Иностранная литература» (2001. № 9).

Город как стадион

Футбол, спортивная культура и градостроительство в Лужниках в Москве

    Александра Кёринг

«Широкие народные массы наливают обширный амфитеатр, любуются состязаниями и играми своих граждан, слушают поэтов, историков и ораторов, восхищаются произведениями искусства»[113 - ГАРФ. Ф. 4346. Оп. 1. Д. 562. Л. 1–5 об., зд. 1 об.]. Так в начале 1920-х годов сотрудник Управления строительства Москвы описывал свое видение гигантского Международного Красного стадиона. В этом раннем проекте Красный стадион оказывался символом гармоничного общества, олицетворением пригодного для жизни города, который предоставлял бы возможности в равной мере и для развлечений в свободное время, и для повышения культурного уровня. Спортивные состязания чередуются здесь с самыми разнообразными мероприятиями. Впрочем, впервые идея Красного стадиона была сформулирована в военном ведомстве. В пользу строительства в Москве универсального спортивного сооружения, которое в первую очередь должно было бы использоваться в рамках программы «всеобщего военного обучения» (всевобуча), насаждаемой тогда большевиками, высказался влиятельный военный деятель Николай Ильич Подвойский (1880–1948)[114 - Обзор истории проектирования см.: Коккинаки И. Международный Красный стадион: К истории проектирования и строительства // Архитектура СССР. 1985. № 6. С. 100–107.]. Подобная «паравоенная» спортивная программа и представление о спортивной культуре развития, процитированное в начале статьи, в ранние годы советской власти были конкурирующими моделями спорта, обслуживавшими различные концепции тела человека и на протяжении десятилетий порождавшими градостроительные дискуссии о городских культурах свободного времени и активного отдыха.

Реализация строительства Красного стадиона затянулась до 1956 года, когда в Лужниках – районе у подножия Ленинских (прежде Воробьевых) гор в излучине Москвы-реки – был открыт наконец вмещавший 100 000 зрителей стадион имени В. И. Ленина. Стадион, который в наше время называется Олимпийским[115 - Полное название – Большая спортивная арена Олимпийского комплекса «Лужники».] и который в преддверии Чемпионата мира 2018 года прошел широкомасштабную реконструкцию, являет собой итог многолетнего и конфликтного процесса проектирования, отмеченного оживленными спорами об особенностях советского спорта. Наряду с основополагающим вопросом о военной функции спорта, предметом дискуссий была и ориентация: на массовый, любительский спорт или профессиональный – зрительский. Государственная политика в области спорта, следуя идее коллективного устройства общества, после революции ориентировалась поначалу именно на массовый спорт и концепцию гигиенической «физической культуры». Пропаганда всеобщей физической подготовки восходила к представлениям о здоровом образе жизни конца XIX века, которые, следуя физиологической модели организма, основывались на взаимосвязи телесного и духовного опыта[116 - О дискурсе гигиены см.: Starks T. The Body Soviet. Propaganda, Hygiene, and the Revolutionary State. Madison, 2008; раскол в представлениях об организме и теле после революции описывает С. А. Ушакин: Oushakine S. A. The Flexible and the Pliant: Disturbed Organisms of Soviet Modernity // Cultural Anthropology. 19/3 (2004). P. 392–428.]. Позже, по мере формирования новых кадров и элит в 1930-х годах, на передний план спортивно-политических программ вышел «большой» спорт; в качестве составляющих социалистической культурной дипломатии в период холодной войны свою роль в равной мере играли как спорт, ориентированный на участие масс, так и «большой», нацеленный в контексте конкуренции систем на победы на международных соревнованиях[117 - Katzer N., K?hring A., Zeller M. Sport als B?hne sowjetischer Weltgeltung? Globale und lokale Strukturen der Sportkultur in der sp?ten Sowjetunion // Globalisierung imperial und sozialistisch / Hg. v. M. Aust. Frankfurt/M., 2013. S. 373–399.]. Конкуренция между массовым спортом и «большим» постоянно тормозила проектирование Красного стадиона, а с 1930-х годов – Центрального стадиона имени И. В. Сталина. Крупные соревнования и футбольные игры проходили, между тем, на сравнительно скромно оборудованном стадионе «Динамо», для массовых же спортивных мероприятий вроде парадов физкультурников использовался центр города с Красной площадью в качестве трибуны. Какие силы стояли за тем, что в послевоенные годы проект центрального стадиона вошел в новый генеральный план реконструкции Москвы и в конце концов был реализован, на каких аспектах спорта были сделаны акценты при его воплощении в жизнь? Современные градостроительные планы и средства массовой информации обозначают комплекс сооружений в Лужниках как «спортивный парк». Ибо одновременно со стадионом Ленина была торжественно открыта обширная парковая зона, включавшая, кроме самого стадиона, оборудованного по последнему слову медиа- и спортивных технологий, две малые спортивные арены, дворец культуры и около девяноста открытых тренировочных и игровых площадок. Какие ранние концепции были учтены при строительстве стадиона, а какие отвергнуты, каким образом использовался впоследствии стадион – все это суть темы настоящего исследования.

Красный стадион – утопический проект 1920-х годов

При проектировании спортивного парка в Лужниках архитектурные эксперты и политические функционеры часто ссылались на провидческий проект своих предшественников 1920-х годов[118 - РГАЛИ. Ф. 2773. Оп. 1. Д. 47. Л. 1–22, зд. 20. Экспертиза Николая Колли проекта строительства в Лужниках [1955]. Колли был задействован еще в проектировании Красного стадиона.]. Идея Красного стадиона отчетливо оставалась в памяти, поскольку в течение нескольких десятилетий после революции порождала одну из главных дискуссий советского градостроительства, в которой участвовали выдающиеся деятели культуры и политики, прежде всего – военный деятель Н. И. Подвойский, о котором упоминалось выше, театральный режиссер-экспериментатор Всеволод Мейерхольд, архитектор-авангардист Николай Ладовский, а также влиятельный в 1920-х годах деятель культуры, в прошлом профессиональный боксер Аркадий Харлампиев (1888–1936)[119 - K?hring A. Exploring the Power of the Curve: Projects for an International Red Stadium in 1920s Moscow // Euphoria and Exhaustion. Modern Sport in Soviet Culture and Society / Hg. v. N. Katzer u. a. Frankfurt/M., 2010. 41–60. В 2014 году некоторые проекты Красного стадиона можно было видеть в выставочном зале Martin-Gropius-Bau в Берлине на выставке «ВХУТЕМАС: Русская лаборатория современности. Архитектурные проекты 1920–1930 гг.». О дискуссиях, касающихся спортивных построек в Западной Европе см.: Dinckal N. Stadion, Sportparks und Musterspielpl?tze. Gro?sportanlagen und Publikum in Deutschland, 1900 bis 1930 // Technikgeschichte 3 (2008). 215–232.]. Полифония мнений позволяет лучше представить себе их спектр, в котором – применительно к спорту – развивались ранние советские концепции тела. Последние, в свою очередь, дают представление о том, какая роль в совершенствовании советского человека отводилась градостроительству.

Для участников проектировочного процесса не было однозначно, нуждается ли Красный стадион вообще в каких-то постоянных архитектурных сооружениях, раз цель его – всеобщее вовлечение в спортивное движение: «нет зрителя, все действующие»[120 - ГАРФ. Ф. 4346. Оп. 1. Д. 36. Л. 161. (Ок. 1924 г.)], – гласил лозунг, который поначалу в значительной степени направлял дебаты. Спорили о том, отчего этой цели не отвечало бы некое открытое сооружение («амфитеатр») в естественном окружении ландшафта Ленинских гор с какими-то разве что эфемерными строениями. Аркадий Харлампиев как активный деятель культуры и инструктор спортивных мероприятий высказывался в основном против «спектакля»: спорт и физкультура представляют собой скорее соединение «природы, труда, общества», что обозначалось им также как «эмоциональный тонус»[121 - ГАРФ. Ф. 4346. Оп. 1. Д. 36. Л. 20–24.]. «Эмоциональный тонус» Харлампиев с его преимущественно научно-профессиональным подходом к физиологии выводил из собственных представлений о живом организме и объявлял «тонус» воспроизводством связи с природой. Поэтому он предлагал мероприятия на открытом воздухе с разнообразной программой – это должны были быть танцы, марши, хоровое пение, оживленное действо, в ходе которого шеренги участников разбегались бы по сторонам и вновь соединялись в центре[122 - ГАРФ. Ф. 4346. Оп. 1. Д. 36. Л. 52–55.]. Предусматривались также «аттракционы», известные еще по дореволюционным народным гуляниям – показ зверей, павильоны с кривыми зеркалами и пр. Предлагались и различные народные игры – «равновесие на ноге с картошкой», «третий лишний, к кому спиной» и что-то вроде «музыкальных стульев»[123 - Там же. Л. 52.]. При этом Харлампиев вступал в открытый конфликт с Подвойским, полагавшим, что подобные мероприятия означали бы хаос, неопределенность и мало способствовали бы укреплению дисциплины[124 - Конфликт этот иллюстрируют многочисленные письма Харлампиева к Подвойскому. См.: ГАРФ. Ф. 4346. Оп. 1. Д. 28.]. Политики его типа рассматривали стадион как место, где революция осознается как массовое движение и где в сознании людей укрепляется наглядно представленный революционный дух. В соответствии с таким пониманием требовалась некая стационарная структура, которая позволяла бы планировать направление взгляда и тем самым добиваться наиболее выразительной инсценировки представлений, а также наибольшего эмоционального подъема от увиденного[125 - Подвойский поддерживал тесные отношения с танцовщицей Айседорой Дункан, в характерном танце которой видел потенциал для символического представления революции. См.: St?demann N. Dionysos in Sparta: Isadora Duncan in Russland. Eine Geschichte von Tanz und K?rper. Bielefeld, 2008.].

Реализация проекта была возложена на основанное в 1923 году Общество строителей Международного Красного стадиона (ОСМКС). Работа над проектом продолжилась в рамках архитектурного конкурса, в котором принимали участие самые разные группы и архитектурно-художественные направления. Класс Николая Ладовского на архитектурном факультете ВХУТЕМАСа произвел на жюри впечатление своими экспрессивными проектами, благодаря чему Ладовскому предложили возглавить строительный отдел ОСМКС[126 - К архитектурному конкурсу Общества Международного Красного стадиона // Строительная промышленность. 1924. № 6–7. С. 449.]. Красный стадион был темой дипломных работ на курсе Ладовского. В проектах, разработанных его учениками, нашли выражение выработанные в этом учреждении специфические позиции об отношении восприятия человека, пространства и тела[127 - О Ладовском см.: Хан-Магомедов С. О. Рационализм (Рацио-архитектура). М., 2007.].

Ил. 1. Михаил Коржев. Проект Международного Красного стадиона. Ок. 1925. Карандашный рисунок. Ок. 40 ? 26 см. Государственный музей архитектуры имени А. В. Щусева. Фонд Коржева

Ученик Ладовского Михаил Коржев, например (ему предстояло сделать имя в качестве ландшафтного архитектора[128 - Архитектура парков СССР: альбом / Сост. М. П. Коржев и М. И. Прохорова. М., 1940.]), очевидно находился под влиянием психофизиологической архитектурной теории рационализма, которую представлял его учитель. Рационализм основывался на предположении, что тело человека воспринимает пространственные структуры как сигналы, благодаря чему могут быть усилены известные движения[129 - См.: Хан-Магомедов С. О. Указ. соч.]. Коржев набрасывает просторное сооружение, раскинувшееся по обоим берегам Москвы-реки, которое фланкируют протяженные трибуны. Архитектурное решение комплекса определяет естественный рельеф склона Воробьевых гор и лежащей напротив равнины.

В эскизе Коржева отчетливо выявлена энергетическая связь полюсов: очертания комплекса обегает размашистый эллипсоид. Арена становится энергетическим центром, спорт – общим динамичным действом. Коржев гипостазирует тело человека как часть некой текучей массы, включающей в себя и спортсменов, и зрителей. На полях эскиза архитектор набрасывает план транспортно-технической инфраструктуры, которая, по аналогии с подвижным «телом» стадиона, олицетворяет безграничную мобильность.

В конце 1920-х годов по многим причинам проект Красного стадиона оказался под сукном. Объяснялось это и тем, что затягивались геодезические изыскания, и финансовыми трудностями; не в последнюю очередь сказалось и то, что градостроительная политика была сосредоточена теперь на Генеральном плане реконструкции Москвы[130 - St?dtebau im Schatten Stalins. Die internationale Suche nach der sozialistischen Stadt in der Sowjetunion 1929–35 / Bodenschatz H., Post C. (Hg.). Berlin, 2003.].

Проектирование городских зон зеленых насаждений и проекты Центрального стадиона имени И. В. Сталина

Дискуссия о большой спортивной арене в столице, начало которой положил проект Красного стадиона, продолжалась параллельно с замыслами модернизации города, получившими конкретные очертания в Генеральном плане реконструкции Москвы 1935 года. Территории, на которой планировалось построить Красный стадион, непосредственно касались проекты, прежде всего, Дворца Советов и парка имени М. Горького. Согласно генеральному плану в Лужниках проектировалась зона зеленых насаждений, стадион здесь не планировался[131 - О парке им. Горького см.: Kucher K. Der Gorki-Park. Freizeitkultur im Stalinismus. 1928–1941. K?ln; Weimar; Wien, 2007.], а была предусмотрена протянувшаяся с Воробьевых (с 1935 года Ленинских) гор к центру города монументальная ось с аллеями и фонтанами, крайними точками которой должны были служить высотное здание Университета имени М. В. Ломоносова на Ленинских горах, с одной стороны, и Дворец Советов – с другой. Лужники, находящиеся по соседству с заложенным по другую сторону Москвы-реки парком Горького, являлись, таким образом, частью идеологически окрашенного проекта озеленения города и должны были представлять собой некий оазис в городском центре. «Зеленая Москва» восходила к циничному представлению Сталина о ставшей «лучше и веселей» социалистической жизни[132 - Речь И. В. Сталина на Первом Всесоюзном совещании рабочих и работниц 19 ноября 1935 г. См., например: http://bibliotekar.ru/encSlov/7/39.htm.]. Образцы сталинского паркостроительства отмечены особым вниманием к воспитательным задачам социалистического парка, сформулированным наперекор недолговечной практике культуры отдыха американских и европейских парков[133 - О советском идеологическом восприятии ландшафта в искусстве и архитектуре см.: The Landscape of Stalinism. The Art and Ideology of Soviet Space / Dobrenko E., Naiman E. (Hg.) Seattle; London, 2003.]. Вопреки провидческим концепциям пространства и тела, на которых базируются проекты Красного стадиона, здесь обнаруживается иной диапазон возможностей. Зеленые насаждения на Ленинских горах в меньшей степени были нацелены на прогулку со множеством впечатлений. Они представлялись скорее панорамой живописных видов, наглядной метафорой некоего воображаемого социального порядка[134 - Об образном восприятии архитектуры см.: Cooke C. Beauty as a Route to the Radiant Future: Response of Soviet Architecture // Journal of Design History. Stalin and the Thaw 2/10 (1997). P. 137–160.]. Городские парки часто становились еще и тренировочными площадками; впрочем, возможные в этих зеленых зонах занятия были в большей степени приятным времяпрепровождением. Места для занятий спортом не ассоциировались больше с народными гуляниями (ил. 2), как в ранних проектах Красного стадиона; зато парады и все больше соревнования проводились теперь в формате спортивных мероприятий и продолжали совершенствоваться в соответствующих технических и медийных условиях.

Центральный стадион имени И. В. Сталина, согласно Генеральному плану, должен был располагаться не в Лужниках, а в Измайлове. Проектирование его было передано Московскому отделению Комитета по физической культуре и спорту. После преобразования в 1929 году ОСМКС занималось исключительно концепциями массовых мероприятий. Стадион Сталина предназначался для проведения массовых шествий. Сооружение проектировалось как монументальная арена для демонстрантов в форме подковы. Трибуны должна была украшать скульптура, в соответствии с дидактической задачей сооружения представлявшая в образах рабочего и солдата идеальные формы тела человека[135 - ГАРФ. Ф. 7576. Оп. 1. Д. 192. Л. 108.]. Восприятие было рассчитано на продолжительные мероприятия на стадионе и таким образом позволяло авторам проекта отмежеваться от принципов функционирования коммерческого спортивного сооружения на Западе («взяли деньги, кончилось представление и убирайся поскорее»)[136 - Цит. по: Заплетин Н. Всесоюзный физкультурный комбинат // Строительство Москвы. 1932. № 4. С. 12–20, зд. 14.]. Воспитательная функция спорта в отношении спортсменов и зрителей на практике представала как архитектурно-строительная проблема, поскольку при обсуждении проектов оставалось спорным, каким образом со всей возможной интенсивностью можно передать зрителям восприятие пространства, чтобы они его усвоили, и при этом избежать потребительского отношения, которое, как представлялось, в извращенных формах капиталистического спортивного учреждения влекло за собой самые серьезные последствия для поведения человека.

Независимо от идеологических дискуссий, спортивные мероприятия, привлекающие наибольший интерес со стороны публики, уже давно сделались сравнительно дорогостоящим делом для советских граждан, требующим участия и переживания спорта со стороны спортивных обществ с их специфическими структурами и финансовыми моделями[137 - О советской культуре футбола см.: Zeller M. Das sowjetische Fieber. Fu?ballfans im poststalinistischen Vielv?lkerreich. Stuttgart, 2015.]. Культура спортивных обществ, развитая структура их отделений, в Москве, на переднем плане, соперничество между обществами «Динамо» и «Спартак» – все это способствовало постепенному формированию компаний и мнимых «филиалов», включая неформальные городские сообщества любителей футбола и активного отдыха, гоняющих мяч, скажем, во дворах или на периферии народных гуляний, и зарождению субкультуры зрителей, объединенных общими переживаниями на стадионе. Официальный дискурс рассматривал городские модели досуга и занятия спортом преимущественно в категориях культурных и некультурных форм поведения; особенно бурные и острые споры порождал феномен футбольных болельщиков[138 - Edelman R. Serious Fun: A History of Spectator Sports in the SSSR. New York, 1993; Zeller M. Das sowjetische Fieber, особенно гл. 2.3: In den H?fen: Gegner in der Stadt.].

Ил. 2. Николай Петров. Народное гулянье на Ленинских горах. Начало 1930-х. Источник: Sowjetische Fotografen 1917–1940 / Hg. v. S. Morosow, A. Wartanow u. a. Berlin (West), 1980. S. 51

Отдел строительства Комитета по физической культуре и спорту в рамках все более вялого проектирования стадиона Сталина отрабатывал технические вопросы – например, что предпочесть: износостойкий газон или покрытие, снижающее трение, – ведь перед лицом международной конкуренции именно это выходило на передний план[139 - Keys B. Globalizing Sports. National Rivalry and International Community in the 1930s. Cambridge, 2006; Gy?rgyi P. Nylon Curtain. Transnational and Transsystemic Tendencies in the Cultural Life of State-Socialist Russia and East-Central Europe // Slavonica. 8/2 (2004). P. 113–123; Parks J. Verbal Gymnastics. Sports, Bureaucracy and the Soviet Union’s Entrance into the Olympic Games, 1946–1952 // East Plays West. Sport and the Cold War / Hg. v. Stephen Wagg und David L. Andrews. London; New York, 2007, 27–44.]. Спортивная жизнь протекала между тем на расширенных снова и снова стадионах спортивных обществ.

Стадион «Динамо»: истоки культуры советских стадионов

Самые крупные спортивные мероприятия проводились, как правило, на стадионе футбольного клуба общества «Динамо»[140 - Об истории строительства стадиона «Динамо» см.: Физкультура и спорт. 1928. № 30. С. 285–286.], который был открыт в 1928 году, а уже в 1935-м расширен. Стадион с изначальной вместимостью 35 000 зрителей (позже 50 000) являлся самым большим и наиболее совершенным в техническом плане спортивным сооружением Москвы. Будучи домашним стадионом общества, подчиненного Министерству внутренних дел, «Динамо» сделался местом встречи близких к армии кругов и нового советского истеблишмента.

Сегодня стадион «Динамо», построенный по проекту Аркадия Лангмана и Леонида Чериковера, известен прежде всего благодаря фотографиям художника-авангардиста Александра Родченко, сделанным в начале 1930-х годов в рамках работы над фотоальбомом «Новая Москва»[141 - Ausst.-Kat. Alexander Rodtschenko. Das Neue Moskau / Hg. v. M. Tupitsyn. Sprengel Museum Hannover. M?nchen; Paris; London, 1998. Abb. 77.]. Фотографии эти, как и другие городские снимки Родченко, изображают пространство, пронизанное чрезмерной динамикой из-за съемки с очень низких и очень высоких точек или в слишком остром ракурсе[142 - Об изображении спорта в советском искусстве и фотографии см.: O’Mahony M. Sport in the USSR. Physical Culture – Visual Culture. London, 2006 (рус. пер.: О’Махоуни М. Спорт в СССР: физическая культура – визуальная культура. М.: Новое литературное обозрение, 2010); о фотографии Родченко см.: Tupitsyn M. Alexander Rodtschenko. Das Neue Moskau. M?nchen, 1998.]. Задний план фотографий на стадионе «Динамо» часто формирует кривая трека с перепадами высоты, который использовали для вело- и мотогонок (уже в середине 1930-х годов из-за технических недостатков его демонтировали). На фоне этой кривой Родченко заснял парад спортсменов общества «Динамо», чем добился формальной структуры кадра и визуальной динамики, которой едва ли могло обладать на деле шествие на относительно открытом и протяженном пространстве сооружения.

В дальнейшем обслуживающая советский спорт изопродукция развивалась именно в этом духе. Пока участники парадов рапортовали о бесконечных пеших походах через весь город к местам проведения мероприятий и многочасовом ожидании, именно вокруг спортивных парадов складывалась эффективная и популярная изобразительная культура, которая занималась постановкой искусно срежиссированных, динамически подчеркнутых представлений на сцене[143 - Kiaer C. The Swimming Vtorova Sisters. The Representation and Experience of Sport in the 1930s // Euphoria and Exhaustion. Modern Sport in Soviet Culture and Society / Hg. v. N. Katzer u. a. Frankfurt/M., 2010. P. 89–110, зд. 105; Schl?gel K. Terror und Traum. M?nchen, 2008, о парадах: 330–337.]. Так же постепенно сложился канон сюжетов для определенных моментов соревнования – прыжок вратаря или финиш гонки[144 - Budy S. Changing Images of Sport in the Early Soviet Press // Euphoria and Exhaustion. Modern Sport in Soviet Culture and Society / Hg. v. N. Katzer u. a. Frankfurt/M., 2010. P. 71–88. В наше время стадион снесен, на его месте построен новый – к играм 2018 года.].

Вместе со стадионом «Динамо» и структурой советского футбола (не в последнюю очередь в связи с учреждением Чемпионата СССР по футболу в 1936 году) совершенствовалась и советская культура стадиона. На стадионе событие спортивной жизни не только концентрировалось в пространственном смысле, но и могло получить некий эмоциональный стимул. В меньшей степени это был тот дополнительный эффект, который представлял себе архитектор Коржев, в большей же – одобрение, а также все чаще – отражение форм поведения болельщиков за рубежом. Всему этому способствовали профессионализация спорта и строительство новых спортивных сооружений[145 - Zeller M. Das sowjetische Fieber, 145ff.].

Реконструкция Москвы в послевоенное время и строительство Международного стадиона

Новая конъюнктура в градостроительстве, а именно жилищное строительство, о котором в 1940-е много говорилось и которое теперь форсировалось, ставила на повестку дня вопрос о застройке района Лужников и его использовании для нужд спорта. Во втором Генеральном плане реконструкции Москвы на 1951–1960 годы жилищная ситуация была вновь вынесена на первый план, причем в качестве образца жилой застройки были представлены кварталы, в структуру которых включались зоны для досуга и отдыха. Этому предшествовало интенсивное отмежевание от градостроительной практики в США и идеи порайонной планировки (neighborhood units), к которой восходила сама концепция жилого квартала[146 - Краткий обзор истории строительства Москвы см.: R?thers M. Moskau bauen von Lenin bis Chru?cev. ?ffentliche R?ume zwischen Utopie, Terror und Alltag. K?ln; Weimar; Wien, 2007; о втором Генплане: Афиани В. Ю. Об изменении Генплана реконструкции Москвы: Записка МК КПСС и исполкома Моссовета Г. М. Маленкову и Н. С. Хрущеву. 1953 г. // Исторический архив. 1997. № 5/6. С. 51–74.]. Градостроительные дискуссии затрагивали в большей мере внутренние кварталы города, в меньшей – репрезентативные узловые точки; появились руководства по устройству спортивных площадок в частном секторе[147 - Например: Мищенко А. Стадион во дворе. М., 1952.].

Лужники во втором Генеральном плане по-прежнему оставались зоной зеленых насаждений, детальная разработка этой части города была возложена на мастерскую № 3 Моспроекта, которой руководил авторитетный архитектор Александр Власов, в 1950 году назначенный главным архитектором города. С назначением Власова на эту должность проект стадиона в Лужниках получает новое развитие. Строительство стадиона было как прежде, так и впоследствии престижной задачей, поскольку здесь требовались и особая монументальность, и новаторская строительная техника. В 1951 году Власов представил проект района Лужники, в котором был предусмотрен стадион по образцу открытого в 1950 году в Ленинграде стадиона имени С. М. Кирова.

Ил. 3. Проект застройки Лужников. 1952 г. Источник: Техника молодежи. 1952. № 9. Титульный лист

Стадион имени Кирова (снесенный в 2006 году) располагался в разбитом в 1945 году парке Победы на Крестовском острове. С точки зрения техники, далекой здесь от прогресса, он представлял собой земляное сооружение: ценой больших затрат средств и ручного труда для устройства арены был вырыт котлован, причем грунт отваливался на его края в виде своего рода плотины, внутренние стороны которой и образовали основу для трибун. Поскольку Власов ориентировался именно на этот стадион, в своем проекте для Лужников он позаимствовал с Крестовского острова и памятник Победы.

Московское отделение Комитета по физической культуре и спорту, которое занималось проектированием стадиона в Измайлове, в 1954 году подготовило свое предложение по проекту монументального сооружения в Лужниках, с которым выходило даже на уровень правительства Москвы.