Шаман: Тайны мертвого ковена

Ваня, в свою очередь, медлить не стал и ухватил бойкую девчонку за щеки. Ваня замер на месте, озадаченно сведя брови к переносице. Он погрузился в неукротимый поток мыслей и так надавил на разрумянившиеся то ли от страха, то ли от смущения – Женя никак не мог почувствовать, как бы он не старался – щеки Ули, что ее губы вытянулись бантиком.

– Ну фто, яснофидящий? – Мямлила Уля. Она приподнялась на носочках и едва устояла на ногах, когда Ваня отпустил ее. – Да по тебе, похоже, «Битва экстрасенсов» плачет.

– Какие печати ты на себя наложила? Я никогда не сталкивался с подобным. – Ваня от удивления приоткрыл рот, а Уля щелкнула его по подбородку. После этого жеста Ваня вновь помрачнел, натянул на себя непробиваемую маску.

– Никаких. В «Колдуем вместе» не было и слова о печатях. Никудышный из тебя экстрасенс.

– Ты тоже обнаружил только пустоту, да? – Осторожно уточнил Женя, вперев пристальный взгляд в розовую макушку Ули.

– Там нет никакой пустоты, шаман. – Женя заметил, как Ваня пожевал щеку изнутри. Нечасто ему доводилось видеть, как вампир настолько волнуется. – Замки вешают не на пустые комнаты, а на полные несметных сокровищ сундуки.

– Лиза сделала это, – прокашлялся Александр, доставая из холодильника изящный графин с серебряным колпачком, который, кажется, сохранился еще с царских времен. Глава семейства выставил на столешницу два стакана и наполнил их бордовой вязкой жидкостью, что текла расплавленной сталью. Один из них он подтолкнул к Ване, и Уля скривилась, стоило ему поймать и испить живительный для мертвецов нектар. Женя никак на это не отреагировал – привык. – Только никак не могу взять в толк, зачем ей понадобилось прятать собственную дочь, а затем убивать себя.

– Что?! С чего вы вообще взяли, что какая-та Лиза – моя мать?! – Вскипела Уля и Ваня отпрянул от нее, как от прокаженной. Он согнулся и выбежал из кухни, прикрыв рот ладонью.

– Возможно, на него все еще влияет вчерашнее, – дух-покровитель прозвенел столовыми приборами, аккуратно сложенными в ящике. – Или же печати не просто прячут, а защищают.

– Потому что я живу гораздо дольше тебя. – Александр с жадностью приник губами к краю граненного стакана и в два глотка осушил содержимое, причмокнув от наслаждения, что доставило ему утоление жажды. Некогда бледные губы налились алой жизнью. – И твоя мать строила свою магию на печатях. Я не знавал еще ведьмы, которая бы их так любила.

– Мы не знаем наверняка. – Женя слегка подтолкнул Улю к выходу. Безусловно, он врал. Версия Александра звучала правдоподобно, хоть в ней и было достаточно белых пятен, дыр, оставленных ружейными патронами. Однако Женя был не просто шаманом, а полицейским, и не мог поверить в первую же теорию, что ему предоставили. – Поэтому пока мы не можем утверждать, что Уля – дочь Лизы.

– На детский дом напали не просто так, и ты это знаешь, – настаивал на своем Александр, постучав костяшками пальцев по столу и согнувшись над ним. Губы его снова приобрели мертвенный оттенок, словно он не насытился кровью несколько мгновений назад. – То, что перед нами дочь Лизы, – неоспоримый факт. Если бы ты видел Лизу в возрасте Ули, то ты бы подумал, что она воскресла и искупалась в бассейне с гуашью.

– Эй! – Фыркнула Уля, поковыряв носком пол.

– Не суть важна, чья Уля дочь, – размышлял Женя вслух. – Мне нужно выяснить, кто за ней охотится, чтобы они понесли наказание и детоубийства не повторились.

– Собираешься их привести к адвокату и прокурору? – Скептически прищурился Александр, вылакав очередную порцию крови.

– Нет. – Женя положил ладонь Уле меж лопаток и повел к выходу. – В этот раз судьей буду я.

4 глава. Выпотрошенные ангелы

– Друзья, конечно, у тебя. – Уля слизывала растаявшее шоколадное мороженое с чайной ложки, накручивая на указательный палец прядь волос. – Неприятные типы. Таких в «Криминальной России» показывают. Уже представляю этот заголовок: «Вурдалаки обсосали весь Томск. А теперь двинулись к Новосибирску, но честный майор успел их перехватить».

– Даже я такую древность не смотрю. Сколько тебе там лет, не напомнишь? – Женя стер салфеткой кофейный привкус с разбитых губ. Благо, что ссадины на этот раз не ныли. После того, как они покинули Авдеевых, Женя предложил отвезти Улю к нему домой, а сам хотел отправиться в участок. Женя был слишком наивен, заикаясь о подобном варианте. Уля, словно боясь хотя бы на секунду остаться в одиночестве, заканючила, что уже проголодалась и не отказалась бы от чего-нибудь сладкого.

Батончик из «Ярче»

ей не подошел, и пришлось везти вредную ведьмочку в кафе-мороженое.

– Шестнадцать. И что? – Уля стукнула ложкой по пустой тарелке, оглядывая людей за соседними столиками. Из-за повышенной влажности кудряшки, что Уля распустила из хвостика, чтобы шальной ветер развевал их, когда они едут на мотоцикле, совсем распушились, и она сейчас больше походила на добродушный одуванчик, нежели не ходячую язву.

– А по тебе и не скажешь. Нолик случайно не забыла в конце?

– Да ну тебя! – Уля смяла чистую салфетку и кинула ее в Женю, но тот ловко увернулся от удара. – Мне скоро семнадцать, между прочим.

– И когда?

– Тринадцатого ноября.

– Не удивлюсь, если еще и в пятницу родилась, – усмехнулся Женя. Посетители кафешки о чем-то яро беседовали, что-то активно набирали в мобильниках или же молчали, наблюдая за шумным потоком машин на площади Ленина – бессмертный вождь взирал на все с каменным безразличием, а за его широкой спиной высился Богоявленский кафедральный собор. «Хороший был вождь» – некогда надрывно пел Летов, разрезая правду-матку. В маленьком пространстве жизнь, сплетенная из множества проволочек, била ключом. Такой кипящий гейзер был чужд Жене, он бежал из подобных мест и забивался озлобленным волком в пещеру, потому что с мертвецами ему было легче найти общий язык, ведь они не могли умереть из-за его опасного ремесла. Уле же, похоже, была чужеродной подобная атмосфера, потому что, возможно, впервые с ней столкнулась.

Женя видел это в горящем в ее глазах любопытстве.

– Если они правы, и эта Лиза – моя мама. – Уля подтянула к себе стаканчик с изображением пингвина и с торчащей из мутной крышки голубой трубочкой, погрызенной сверху. – Зачем она это сделала?

– Я понял тебя, – тяжело выдохнул Женя. Он выудил зубочистку из пластиковой упаковки и зажал ее меж зубов, перекатывая языком в размышлениях. Нет, никакая еда у него не застряла. Так думалось легче. – Я не знал Лизу. Она убила себя, когда я еще школу не закончил. Да, меня уже тогда избрал дух-покровитель, но я не встал еще полноценно на эту тропу. За тот промежуток, когда я поступил в академию и временно уехал в Омск, главный сибирский ковен распался окончательно. От него остались лишь руины. Я не интересовался ведьмами и ведьмаками, что остались от него. Считал, покуда они не доставляют проблем, то и беспокоиться о них не стоит. Я и подумать не мог, что моя беспечность выльется в десятки мертвых детей.

– Ты не виноват в том, что произошло.

– Виноват, Уля. Я охраняю жителей Томска и должен знать о каждой ведьме и нечисти. Видела речушку недалеко от дома Авдеевых?

Уля утвердительно кивнула, потягивая молочный коктейль через трубочку. И как в нее столько сладкого и холодного осенью влезало?

– В ней обитает семнадцать русалок, и я каждую знаю по имени. – Женя развел широко руками. – Одна из них училась со мной в школе перед тем, как утопиться из-за местного хулигана. А тут я не осведомился о парочке ведьм, которые с такой страстью разыскивают потерянную верховную. Возможно, тебя. В общем, я не могу ответить, почему Лиза так поступила, потому что никогда не встречал ее. Только Ваня или Александр способны хотя бы предположить. Может быть, еще жена Александра и другие его сыновья, но они уехали из Томска.

– Если она моя мама, мне плевать на ответ. – Уля теребила большим пальцем резиновое лиловое колечко на среднем пальце. – Она бросила меня, и я за это ее ненавижу.

– Ненавистью ничем не поможешь. Только себя сожжешь.

– Женя, посмотри на семьи за другими столиками. – Уля уперлась локтями в круглый стол, заляпанный засохшими каплями мороженого, и подалась вперед, понизив голос. – Они ведь так счастливы. Родители привели сюда своих детей, чтобы провести время вместе, посмеяться. Тебе сказать честно? Я завидую им самой черной завистью, потому что, видимо, моя мама решила выпилиться, наплевав на своего ребенка… А… коктейль закончился. – Уля потрясла стаканчиком в воздухе, подперев щеку кулачком. Женя прикусил язык, смекнув, что Уля переменила тему не просто так. Рана была слишком свежей. Своими догадками Александр полоснул Улю по застарелому шраму одиночества, и Женя был уверен, что этот зуд, вызванный чувством покинутого всеми ребенка, она ощутила в этот раз в стократ ярче. Одно дело думать, что тебя бросили неизвестные люди или же тебе свезло спастись из семьи алкоголиков, а вот знать, что собственная мать покончила с собой, оставив тебя буквально на растерзание жестокому миру, – другое дело. И не волнует в такие моменты, насколько крепкие печати наложил родитель для защиты.

Женя залез в задний карман джинсов и протянул Уле две помятые сторублевые купюры.

– Купи еще один, и поедем отсюда.

– Ого! – Уля без вопросов и благодарностей взяла деньги и с натянутой довольной улыбкой ускакала к кассе, встав в очередь.

– Листья сегодня беспокойно опадают. – Проскрипел дух-покровитель дождевой каплей по оконному стеклу. Женя выглянул наружу и убедился, что небосвод свободен от свинца туч. – Беду предвещают.

– О чем шепчет тебе листопад? – Женя отвлекся от созерцания неба и начал следить за Улей, которая придирчиво изучала меню, подвешенное над кассой.

– Осенние духи предупреждают, чтобы ты держал ухо востро, – дух-покровитель журчал водой из-под крана на кухне, когда пожилая посудомойщица хлопнула дверцей, выходя на перекур.

– Это связано с нашими маньяками-ищейками?

– Кто знает. Духи предчувствуют, а не предсказывают. Даже старейшины в пантеоне не способны узреть четкие грани будущего.

– Ну и хам! – Недовольство Ули разорвало нить, по которой Женя общался с духом-покровителем, и завладело всем вниманием шамана. Перед Улей стоял высокий мужчина в обсидиановом фетровом пальто с зачесанными назад русыми волосами, что едва вились на загривке. Женя не уловил начало конфликта, однако не сомневался, что Уле многого не надо, чтобы вляпаться в неприятности.

Женя поднялся со стула, чтобы уже разобраться в недоразумении, как незнакомец отвернулся от кассы, потягивая молочный коктейль через трубочку и удерживая под мышкой черную лакированную трость. Он прошел мимо Ули, толкнув ее то ли специально, то ли случайно боком. Уля ощерилась ему вслед, когда мужчина собирался выходить. Отчего-то он остановился на месте и скользнул по Жене бирюзовым глазом, у радужки которого расплывалось поталевое кольцо. Настроение второго глаза спряталось за молочным туманом слепоты.

– Не хочу я больше этот дурацкий коктейль. – Уля пихнула Женю под ребра локтем, чтобы тот обратил на нее внимание – ну точно раздосадованный котенок, с которым отказались поиграть фантиком на ниточке. Женя перевел взгляд на Улю, а, когда вновь глянул на выход, мужчины уже и след простыл.

– Что стряслось?

– Одноглазый тип наступил мне на ногу и еще чуть по лицу мне не заехал, когда беседовал с кассиршей, – бурчала покрасневшая от негодования Уля. – Я вежливо попросила его извиниться, а он даже не посмотрел на меня. Потом вообще толкнул. Ну, ты сам видел. Вот нахал!