Три цветка и две ели. Первый том

– Какая же это мука, если бы вы знали: видеть, что супруг вас ничуть не ценит. Смотреть, как он позорит вас, вашу и нашу семью, покидая свадебный стол, как возвращается с… какой-то чужеземкой, как попирает приличия – как срамит вас! Смотреть и быть не в силах что-либо сделать: у него все права на такое сокровище, как вы, дама Хильде, а я… Ах, как же вы прекрасны. Особенно ваши жгучие очи… что прожигают мое сердце насквозь.

– Мои очи?.. – оторопев и смущаясь, потрогала свои веки Хильде.

– Ох, если бы я мог, то немедля, в тот же миг, пал пред вами на колени, предложил бы вам руку и сердце – всё бы предложил ради вашей руки, – всё, чтобы однажды назвать вас «моя Хильде»… Быть… нет, не господином быть вам, а вашим слугой! Нет – рабом!

– Моим рабом? – ярче зарделись щеки Хильде.

– Но я могу лишь мечтать о подобном рабстве! Никогда я не признался бы вам в своих преступных чувствах, но сил уж нет! Сколько я еще могу терпеть унижения в этом доме и видеть ваши? В смирении я молю о встречах. О, не подумайте дурного: лишь бы видеть вас где-то еще… Мы бы беседовали… О большем я и не мечтаю!

Хильде молчала, краснея и смущенно отводя к окну свои глаза-угольки. Пару минут назад она твердо решила, что утопится в море, раз никому не нужна и никто ее не любит: ни муж, ни семья. Признание в любви от синеокого, прекрасного, как солнечный Феб, Эгонна Гельдора пролилось на ее сердце целительным эликсиром, но что делать и что отвечать она не понимала.

– Быть может, я напишу вам… – тихо ответила девушка.

Донеслись голоса – в гостиную входили мона Фрабвик, Марлена и Магнус.

– Я намерен вскоре удалиться, – шепнул Хильде Эгонн. – И удалюсь я самым счастливым из людей… ведь теперь у меня есть надежда.

Ничего не ответив, Хильде отвернулась к окну, но Эгонн, замечая ее улыбку, понял, что получит и письмо, и всё, что захочет, спустя пару свиданий. «Добиться взаимности от Хильде! От Хильде, воспитанной бабкой в монастырской строгости!» Поздравляя себя с тем, что «дельце» у него заняло три минуты, Эгонн сел на скамью, намереваясь покинуть этот дом сразу после прощания с королевой Маргрэтой. И полагая ночью же вернуться в него вновь.

________________

Хижиной в Меридее презрительно именовали дом без отдельной спальни. В домах небогатых горожан не существовало разделения на мужскую часть дома и женскую, хозяйская спальня была общая. А для аристократов спальня издревле служила комнатой и для сна, и для омовений, и для легкого приема пищи, и для досуга, и для аудиенций. Со временем допускать в опочивальню посетителей-простолюдинов стало считаться неправильным – так появился кабинет, то есть кабина или будка, – в кабинете размещали помпезный трон для хозяина замка, скамью для его приближенных, стол для писаря. Далее у аристократов повелось так: в спальню были вхожи лишь друзья, в мужской гостиной собирались на большой совет, в кабинете секретничали. В женских покоях кабинета не имелось, что являлось понятным: у благонравной меридианки тайных дел от мужа или отца никак не могло возникнуть.

Пока Эгонн Гельдор очаровывал внизу Хильде, Рагнер в это время находился в своем кабинете с Хамтвирами. Кабинет обставлял его старший брат, Гонтер, на свой вкус: там, в квадратной комнате, возвышался у стены стул-трон, напротив будто раскрыл пасть камин, со стороны окон обосновалась скамья с резной спинкой – и ее застилало пестрое покрывало с лебедями (подарок от Хильде). В другом углу виднелся восьмиугольный письменный стол с подставкой для книги, рядом – шкаф, закрытый на врезной замок, в третьем углу застенчиво притулился умывальный столик. Трехъярусная полка у двери в спальню успела забиться вещицами, разложенными в беспорядке (Гонтер держал на полке ценные книги и дорогую посуду, Рагнер – всё подряд). Третья дверь из кабинета вела в гардеробную, ведь аристократы в Лодэнии одевались поутру именно в кабинете, у камина, заранее растопленного слугами. Из-за этого здесь развесили по всем стенам двенадцать зеркал, а из-за зеркал казалось, что Хамтвиров уже не трое – десятки, десятки старых Хильдебрантов в «петушиных шаперонах», десятки грузных Валор, сидевших на скамьях, и десятки высоченных Брантов, стоявших у окон с видом на море.

Рагнер сел на трон, повернувшись вправо к герцогской чете, и тоже размножился в зеркалах. Он вытянул ноги, скрестив их в лодыжках, и по привычке сложил руки на груди, дотронувшись пальцами до рукояти Анарима.

– Так, – первым заговорил Рагнер. – Я знаю, что ты, дедуля, уж получил письмо от короля… Давай без долгих бесед… Что ты хочешь взамен?

Хильдебрант любовался изумрудом на набалдашнике своей трости.

– Сперва хочу услышать твои посулы, внучок.

– Я отдаю Хильде Хаэрдмах – она станет графиней с новым родовым именем, взамен моего имени. Золото верну и добавлю сверху еще тысячу золотых. Четыре тысячи рон – великолепное приданое. Лучшего приданого, чем золото, и нет.

– Есть, – теперь Хильдебрант посмотрел ему в глаза. – Хаэрдмах – Хильде, половина твоей вотчины, Тидии, – мне. А золото оставь себе, внучок.

– А ты не подавишься половиной Тидии… – ошалел Рагнер. – Половина?!

– Любовь, похоже, стоит меньше половины убогих тидианских земель… – улыбался ему старик. – Торговаться – не имеет смысла. Я никогда не торгуюсь.

– Хочешь свою Морамну вернуть… – догадался Рагнер. – Всю Морамну!

– Понятное желание…

– Ах ты паучья черепаха!

– Всё, – поднялся при помощи трости Хильдебрант со скамьи. – Бестолковое жужжание мне слушать не по нраву.

– Когда же ты сдохнешь, наконец! – в сердцах воскликнул Рагнер.

– Еще не скоро… Не стоит на это рассчитывать, внучок.

– У Хильде никогда не будет наследников, – сказал ему вслед Рагнер. – Так и помрет девицей. Возможно, скоро помрет…

– О, не надо меня пугать, герцог Раннор! – развернулся к нему Хильдебрант – десятки стариков, увенчанных петушиным гребнем и кричавших треснутым, сипловатым голосом, накинулись в гневе на десятки черных Рагнеров. – Как бы вы сами не померли! И Хильде не унаследовала треть земель! Родство по договору утверждено в мирной грамоте и будет действовать, пока действует мирный договор! А если она помрет безвинной, то и вы помрете! У меня есть другая грамота, где Ранноры поклялись не убить никого из Хамтвиров безвинно! Я добьюсь такой огласки, такого осуждения от Экклесии, что даже король предпочтет забыть, что он вам дядя!

– Тогда отправлю ее в монастырь!

Старый Хильдебрант устало посмотрел на него.

– Я был большего мнения о вашем уме, герцог Раннор. Духовник Хильде – это епископ Ноттер Дофир-о-Лоттой. Попробуйте, – усмехнулся он, ткнув в сторону Рагнера тростью.

– Тогда я сам устрою Хильде монастырь из этого дома!

– Да мне всё равно! – сипло прогремели десятки старых герцогов-петухов. – Теперь вы ее господин! И она – ваша!

________________

Эгонн Гельдор уже покинул Рюдгксгафц, когда Хамтвиры спустились вниз. Хильдебрант и его внук сразу прошли в парк, Валора отправилась прощаться с внучкой. Появившись в Большой гостиной, Рагнер со злобой глянул на то, как она тихо говорит в стороне с Хильде, молча поднял Маргариту за руку со скамьи, взял по пути подсвечник и увел девушку в пустую часовню, что находилась по соседству. Там они сели на скамью. В свете единственной свечи лицо Рагнера виделось еще более мрачным и черным.

– Рааагнер… – позвала его Маргарита. – Ну скажи хоть слово…

– Не будет у меня развода, – зло ответил он. – Панцирь паучьей черепахи оказался мне не по зубам… Я не смог договориться… – произносил Рагнер убитым голосом. – Он хочет половину моей Тидии. А мой дядя или отдаст ему взамен половину Морамны, или не разорвет договор на таких условиях. Скорее всего – последнее. Да и я не могу согласиться. Это же такой позор – продать земли, даже не потерять в войне… Свою вотчину… То, что предки своей кровью собрали, а я…

– Зачем нужно их согласие? Развод ведь Экклесия дозволяет.

– Мое супружество с Хильде, родство по договору, есть в мирной грамоте, а ее заверяли святоши. Без согласия всех подписавшихся, без короля и Хильдебранта Хамтвира, Экклесия не проведет ритуала развода… Лишь тебя зря обнадежил, – вздохнул он.

– А я и не мечтала стать герцогиней Раннор… – обняла его Маргарита. – Честно. Мне никогда не верилось… Какая из девчонки в красном чепчике герцогиня?

– Напьюсь сегодня, – сказал он, тоже ее обнимая. – С Лорко и Аргусом. Буду пить, пока не упаду.

– Ну и зачем мне супруг-пьяница? – нежно говорила Маргарита. – Ничуть не нужен… Я даже рада.

– Рада?

– Я рада тому, что ты есть и рядом. Мне так часто не везло, что я научилась благодарить Бога за всё, что со мной случается, и радоваться тому, что еще имею. Всегда может быть хуже. Я и сейчас его поблагодарю, раз мы в часовне.

И Маргарита, закрыв глаза, про себя начала благодарить Создателя.

– Боже, какое же великое спасибо тебе за нее… – услышала она слова Рагнера и улыбнулась.

________________

Супруги Хамтвир покидали Рюдгксгафц в красно-золотой лектике – крытых, двойных, роскошных носилках со знаком красного петуха, разрывающего черную змею. Лектику несли на плечах восемь прислужников. Брант ехал рядом на мощном вороном скакуне. Сбруя коня также была красно-золотой; ее украшали самоцветы и эмблемы с петухом.

В лектике Хамтвиров можно было лечь при желании, и пожилая герцогская чета свободно устроилась среди атласных драпировок, мягких ковров, вышитых подушек и полупарчовых полосатых валиков. Когда процессия приближалась к воротам у башни Айрюсё, Валора Хамтвир задернула шелковую завесу у оконца и повернулась к мужу.