– Горчицу я не любвлю… Бррр… – скривился Лорко. – Гадостя!
– А что ты «любвишь»?
– Многага дча… Да как, ваще, эку красу, как Маргарита, ляпёшкой обозвать, а? Она – пярожное: и с крямами нежнами, и с ягода?ми сочнами, и…
– Лорко! Шею щас сверну! Крямами, ягода?ми… Ты ведь так перед ней и не повинился, и на колени не встал, мелкий плут! Бог ловкостей и обману он!
– Да не обо мне щас! О тябе! Обозвал красу ляпёшкой, а на меня злобишься! Ну как так-то, а?! Стытися, Ваш Светлусть!
– А я люблю лепёшку. И сыр тоже!
– Фуу… мясо бедных.
– Лорко, не доводи: сыр – это же я!
– Да герцог из тя – ни к черту! Прям как сыр ентот твойный… И падчему ты – сыр, а не она?
– Потому что я сверху!
– Всё равно?е, сыр он любвит! Герцоги должоны укушать пярожные всякие…
– Тебя заклинило на пирожных?
– Но ента жа ням-ням! Есть и зленоглазьи пярожнае, эка дракона, есть златовласае, есть и… Да быкоглазае хоть! А она, кстати, Баранасыня, нидча се, тока орет много…
– Не по зубам тебе, да?
– Проста и пытатися не хо?чу, гаварю жа: орет! У?хи до сих пор балят… Так, дча тама про горчицу, а?
– То, что с кем-то она появляется, а с кем-то нет. И когда она есть – вы слипаетесь вместе. И без пошлостей мне тут – я про любовь! Вот пирожными сыт не будешь. Раз поешь, еще раз, а на третий раз – уж так себе. А потом и вовсе всю жизнь именно это пирожное есть не будешь. От одного вида воротить нутро станет! Оттого-то у тебя и пирожных много, разных да сразу! Вот что ты каждый день вкушать любишь и не ноешь?
– Ой, мамочка пярог такой пякла! Ням-ням и сызнову – ням! Рыбнай! Тама тесто поверху хрустяяяще, а у рыбы – таяяят! Няяям!
– Ну вот тебе и ответ: рыба – это ты, тесто – это она: хрустящая она у тебя, с твердой корочкой. А когда у вас любовь – то она будет таять… От твоего жира и сока, – так что готовься: попотеть тебе придется ради «такооовскай любвови»!
– Слухай, Рагнер, а рыба-то в серядине пярога…
– Даа, ничего уж не поделаешь, Лорко: быть тебе под ее ногой, зато внутри ее юбки, – извини, но такая у тебя природа, рыбья. Возьмет тебя твоя красавица ногами в тиски – и крутить тобой будет! А тебе понравится.
– Дчат пока не нравится. Звучит не очань…
– Так будет, если только ты и впрямь захочешь «такооовскай любвови»… А нет – жри свои пирожные дальше. И, вообще, хватит о жратве. Я проголодался и сам пирожных захотел…
– Ээ, ты тама моёйных пярожных не тронь! Свойные пярожнае иметь надобно!
– Аааа… – раздраженно простонал Рагнер, останавливаясь у ворот Нового Вала. – Довольно Лорко. Иди восвояси и возвращайся к поминкам.
Прощаясь, они сцепили правые руки знаком единства.
– Сегодня с каким «пярожным» явишься? – спросил Рагнер, разжимая руку. – Другим «пярожным» по щекам получить можно…
– Ты за меня не боися! – весело ответил Лорко, шагая спиной вперед в воротах. – Я выкручуся. Мене не в первой…
Рагнер, усмехнувшись, поглядел ему вслед – удаляясь, Лорко подпрыгнул, ударив в воздухе одной ногой о другую.
________________
Магнус и Марлена ушли покупать дом, зато в Рюдгксгафце, в первом часу дня, их заместила другая пара – пугающая: рыжий, с тремя шрамами на лице «великан-людоед» и его большая невеста, – Ольвор привел Хельху, еще пуще раздобревшую. Вскоре объявилась толпа из плечистых головорезов и их подруг. Все мужчины носили новые камзолы, дамы – более-менее пристойные платья, правда, казалось, что эти разбойники раздели по дороге уважаемых господ, сами нарядились в украденную одежду и обрядили уличных девок в обличья приличных дам. Парой здоровяка Сиурта стала Соолма, молчаливому Эорику Лорко «одалжал в спутняцы» рыжеволосую Ингё, а сам пока остался с кудрявой Марили. Аргус прибыл с Эмильной – и теперь уже золотоволосая сиренгка пронзала стрелами из своих зеленых глазищ черноволосую сиренгку, а та сидела за дубовым столом, скромно потупив взор. Лишь то, что Маргарита не желала портить торжество скандалом, и спасало Эмильну. А еще был толстый повар Гёре – ныне побратим Рагнера, с ним явилась деятельная, длинноносая Геррата, будто улыбавшаяся и своим большим зубастым ртом, и большой родинкой над ним. Короля Ортвина I и королеву ожидали позднее.
Что и говорить, для встречи с прекрасной Хлодией Синеокой, Маргарита наряжалась полдня – в итоге она спускалась по полукруглой лестнице такой неотразимой богиней, что даже Рагнер открыл рот. Самое лучшее платье Маргариты – легкое, из багряной тафты, повисало пышными складками на длинных рукавах и ниже ее спины; юбка с черной каймой переходила в шлейф, белую, округлившуюся грудь высоко поднимал тугой, белый треугольник – и у ложбинки грудей этот лиф был расшит изящной вышивкой с перлами и лалами. Ингё сделала ей сложную прическу: у лба Маргариты переплелись волны кос в каплях жемчужин, по плечам струились извилистыми реками локоны, белая вуаль, точно туманная дымка, овеяла это золотое море волос, что взволновалось и застыло вокруг прелестного, немного розовощекого лица «богини» – а на него упали два светлых изумруда ее сиренгских глаз.
– Любимая… – прошептал Рагнер. – Как бы тебя не украли или без платья не оставили… Мои демоны – народ лихой…
Весь час Смирения в обеденной зале пировали без церемоний, шумно хлопая, говоря здравицы и выкрикивая остроты. Подиум и стол под шатром Рагнер отвел для короля, а для себя приказал накрыть еще один отдельный стол под другим пятикупольным шатром, за какой пригласил кроме орензчан Линдспа и Мирану. Его бабушка тоже временно устроилась там. В середине часа Нестяжания все вышли к середине залы, образовав проход для королевской четы.
Вскоре Маргарита ее увидела – в голубом величественном и закрытом платье шествовала величественная, действительно, прекрасная и образом, и ликом королева. Король вел ее, держа за правое плечо, а она держала за руку белокурую девочку. Любящая мать, чтимая супруга и безупречная Божья избранница – Хлодия стояла так высоко, что, в отличие от какой-то орензской богиньки – безродной нимфы, не нуждалась в открытых плечах, дабы изумлять мир своей пригожестью. Маргарита сразу показалась себе торговкой из бедного квартала, вульгарно разодетой и тщетно старавшейся выглядеть благородной баронессой. И хуже всего: с королем прибыла его родня – вся родня! Рыжий сатир Зимронд коварно улыбнулся «золотоволосой нимфе», незаметно подмигнул ей ярким, изумрудным глазом и похотливо облизнулся на ее белую грудь. Явился и Эгонн Гельдор, брат королевы. Еще Маргарита впервые увидела принцессу Алайду – широкоплечую, большерукую, с тяжелым подбородком и такую же высокую, как ее изящный брат, принц Эккварт. Лишь карие глаза с поволокой и восхитительные каштановые кудри добавляли Алайде женственности, но едва ли – ее лицо было, как и у ее отца, грубоватым, резким.
Король и королева не сказали Маргарите ничего особенного – пара учтивых фраз, пара их банальных вопросов о долгой дороге и ее вежливых ответов; в итоге Маргарита нашла Ортвина I не надменным вовсе, Хлодию – холодной. А они вдвоем тоже с интересом разглядывали чужеземку, намеревавшуюся стать их семьей. После того как все устроились за столами, поминки Лодэтского Дьявола возобновились, да стали тихими – головорезы старались вести себе пристойно перед королем. Затем случились награждения: Рагнер жаловал подарки, оружие или деньги; Ольвору он подарил любимую «Розу ветров» – «рыжий людоед» аж прослезился. Конечно, Рагнер представил дяде и Аргуса Нандига. Закончилось это знакомство тем, что Аргусу предложили место при дворе, в Канцелярии.
Когда начался час танцев, буфетный стол убрали. Граф Эгонн Гельдор поклонился Миране, смутившейся, но вышедшей с ним в центр залы. Эккварт пригласил Енриити, а маленькая Ольга сама подбежала к Рагнеру и потребовала, чтобы он с ней «попляскал». За дочерью направилась королева Хлодия, однако, несмотря на ледяной глас этой строгой мамы, Рагнер пошел «немного покружить» Ольгу. Затем Маргарита впервые увидела, как Рагнер танцует, и с удивлением отметила, что он знает паво? и умеет изящно двигаться. А Зимронд в это время пялился на нее саму и пил уж третий кубок вина.
После первого танца Рагнер не вернул Ольгу матери – понес ее к своим головорезам. Те умилялись и рассыпались в похвалах. В центре залы пары готовились к следующей пляске. Вдруг Зимронд покинул подиум и направился к третьему столу – кронпринц встал рядом со стулом Маргариты.
– Пошли, – сказал он ей по-меридиански и кивнул головой на середину залы. Маргарита не сдвинулась с места: сжав губы и с мольбой вонзив взор в спину Рагнера, она гордо молчала. – Да не дуйся и не дури, – улыбался сатир. – Я мириться пришел… Ну ладно… пусть, – галантно поклонился он и подал побелевшей от страха девушке руку.
Только тогда головорезы заметили их. Рагнер повернулся и, внимательно поглядывая на Зимронда, понес Ольгу к Хлодии.
– Ты плясать пойдешь иль нет, коза? – выпрямился кронпринц. – Не ссорься со мной – может, я твоим королем еще буду!
Маргарита продолжала безмолвно сидеть, нахмурив лицо и вздрагивая от отвращения. Рагнер уже приближался, когда Зимронд не выдержал: схватил Маргариту за плечо и выдернул ее из-за стола. Но, повернув голову, Зимронд получил увесистым кулаком в лицо, отчего его отбросило – и он едва удержал равновесие – а следом получил кулаком в левый глаз. Больше Рагнер ничего не успел сделать – Ольвор его оттащил.
– Опять?! – взревел король Ортвин, вставая между сыном и племянником. Рагнера, тяжело дышавшего и оскалившего рот, еще обхватывал со спины Ольвор. Зимронд опирался одной рукой о стену, а другой зажимал кровоточащий нос.
– Сколько можно?! – грохотал король Ортвин. – Вас двоих выгоню из моего королевства – сил моих больше нет! Два тридцатилетних мужика, а кажется, что вам всё еще по десять! Зимронд – уходи! Твой замок – рядом! Вот и живи там один, раз достойно кронпринца, наследника престола, себя вести и дня не можешь! Надоело уже! Вон, Зимронд!!!
Один драконий глаз Зимронда заплывал, другим он осоловело обвел залу, задержавшись на Эгонне – тот уходить не намеревался и отвернулся от «друга». Зимронд в одиночестве, немного пошатываясь, пошел к проходной зале, но успел наградить Маргариту столь жестким взглядом, какой она до этого видела только у Лодэтского Дьявола, – в нее полетело острое ледяное стекло, теперь изумрудное и ядовитое.
– И ты хорош! – развернулся король к племяннику. – Сразу кулаками махать! Башка тебе на что?! На дуэль бы вызвал! Зимронд – не дурак с тобой драться, но гордец… – тяжело перевел дух он. – Право, сил нет никаких…
– Да отпусти же меня! – зло вскричал Рагнер Ольвору, и тот его выпустил из своих могучих ручищ.
– Так, – обратился король к собравшимся, – церемонии в сторону… Уж сами видите… Ранноры – воины! И если не дерутся с недругами, то и с друзьями могут, даже с братьями. Но Ранноры еще умеют мир заключать. И держать его! И Зимронд с Рагнером рано или поздно научатся жить мирно… Наполняйте ваши чаши! После драки – выпить дело верное!
Король посмотрел на Маргариту – и неожиданно опустился перед ней на одно колено.
– От всего сердца прошу прощения за сына, да и за племянника тоже. И надеюсь, что вы, баронесса Нолаонт, полюбите Лодэнию так же, как любим ее мы – ее дети.
Он поднялся на ноги прежде, чем Маргарита смогла ответить.