Три цветка и две ели. Первый том

– Я его не знаю, – оглянулся вслед всаднику Рагнер. – Но, кажется, догадываюсь… И он наверняка из Гирменца едет…

– Кто он, Рагнер? Не пугай меня…

– Похоже, младший брат одного рыцаря, которого я убил… Забудь, сопляк он… Любимая, – заулыбался Рагнер, – ты лучше песнями Лорко не обольщайся, очень тебя прошу. И помни – у него еще Марили есть!

– Она мяня бросяла…

– Так тебе и надо! С двумя кружился – один теперь танцуй!

– Да я, коль захо?чу – тута жа ее воро?чу! Но… – постучал Лорко по короне, – таковскаго плясуна, как я, могёт бросить тока дура. А дура мне самоёму не нужная!

________________

Рагнер гулял на свадьбе Ольвора, точнее: «плясал за корону», и весь следующий день, и другой тоже – весь последний день в Брослосе. А утром двадцать пятого дня Трезвения «Роза ветров» уже отправлялась к Ларгосу. На тамошней верфи этот боевой одномачтовый парусник должны были обновить – и после Ольвор уводил его в первое торговое плавание. На судно погрузили большую часть вещей из Рюдгксгафца; сам замок затих, опустел. Более в нем не было ни господ Махнгафасс, ни падчерицы Маргариты, ни Мираны, ни королевы Маргрэты. Лишь Линдсп Вохнесог оставался да немного слуг.

С отъездом «бабули» Маргарита вернулась в покои Рагнера – что ей было терять? – Белая Волчица ясно высказала свое мнение о ней. Зато в большой спальне имелось мягкое ложе и удобная купель, вместо лохани. Пока Рагнер «доплясывал последний день», Маргарита выкопала еще десять кустиков роз, решив упорствовать в «сильванском труде». Она поклялась, что в Ларгосе, назло северным ветрам, зацветут розы, и она для этого сделает всё возможное.

Вечером Маргарита одна искупалась в купели для двоих, а потом одна уснула в гигантской кровати.

Зато проснулась она не одна! Испугавшись, Маргарита вскрикнула, вырвалась из рук, что ее обнимали и пытались удержать, – и услышала сонный, сиплый голос Рагнера:

– Кхута ж ты?

– Когда ты пришел? – тяжело дыша, уставилась она возлюбленного.

– С час назад, – лежа в постели, потянулся он и зевнул в кулак.

– Выиграл свою корону?! – сердито говорила девушка.

– Как иначе? – закрыл глаза Рагнер. – Может, в плясках я и не мастер, но бунтовщик из меня удался… Бунт это вовсе не просто. Надо выбрать нужный чааас, когда от короля уже устааали или еще к нему не привыкли…

Не открывая глаз, он обнял Маргариту, прижал к себе и задышал ей в лицо перегаром.

– И королеву свою я вернул…

Он хотел поцеловать ее в губы, но Маргарита, скривив лицо, отвернулась.

– Фууу…

– Чего?! – сразу открыл глаза Рагнер. – Это что еще значит?!

– Что ты пьяница… Ну не обижайся, – погладила она его грудь. – Я тебя и такого люблю, но меня ведь тошнит по утрам, а еще этот… запах куренного вина. Прости, но белое вино – это вонь!

Она поцеловала его в висок и прошептала:

– Лучше я тебя сама буду целовать…

– Давай лучше еще часок поспим, – прошептал и он, укладывая ее голову себе на грудь и целуя «колючей бородой» Маргариту в щеку.

________________

Мирской закон на море не распространялся, и корабль, пока не вставал в порту, считался независимым островом. Однако, стоило «острову» причалить, встать к пристани или на якорь у берега, власти города и землевладелец рассматривали его как свою землю, то есть законы данного берега вступали в силу. Иноземные корабли не имели никаких привилегий – даже судно монарха или посла неприкосновенным в чужом королевстве не признавалось, но, конечно, повода для войны старались избегать, как и позора.

Моряков, едва они сходили на сушу, могли взять под стражу и затем судить, а они, если не являлись местными, могли быть лишь подсудимыми. То же самое касалось всех путешественников – попадая в другой город, они становились бесправными и, дабы защитить себя, прибегали к услугам покровителей. Патроном мог быть, бесплатно или за плату, любой горожанин; работодатель являлся патроном по умолчанию, как и гостеприимец. Тот путешественник, кто останавливался в постоялом дворе, просто переставал быть бродягой; клиента, согласно договору, патрон мог защитить в суде или подать в суд от его имени; гостю же не нужно было заключать грамот – хватало устного поручительства, так как за гостя нес полную ответственность гостеприимец и взыскания спрашивали с него. Кроме того, путешественники могли купить постоялую грамоту в управах тех городов, где задерживались. Такие бумаги защиту закона не давали, но внушали уважение и городским стражникам, и окружающим; иных неясных скитальцев звали проходимцами. Больше всего почитали странников – путешественников по монастырям. Странников даже могли приютить на пару дней в своих замках аристократы – дабы развеять скуку занятными историями.

Итак, путешествовать на длительные расстояния, особенно в другие королевства, казалось предприятием хлопотным, опасным и непредсказуемым, и всё же свободные люди хоть раз в жизни да путешествовали. В крупных городах гильдии частенько собирали для странствий по монастырям отряды, к каким безбоязненно присоединялись женщины с детьми, тогда как их мужья оставались в родном городе – следили за домом и трудились. Для облегчения тягот в странствиях гильдии городов, городков и королевств заключали между собой «зенные (ксанные) союзы», по каким гарантировали друг другу гостеприимство. Влиятельный гостеприимец своих гостей обижать не позволял, бесплатно селил их в хороших домах, рассказывал о местных законах, находил им честных возниц.

Но вернемся к морскому закону. Его как такового не существовало, тем не менее в открытом море суд вершил капитан: арестовывал, разрешал споры и иногда казнил, – иначе ничем, кроме как угрозой расправы, обуздать лихих моряков не удавалось. А лихость приветствовалась: на торговых путях всегда промышляли разбойники, и команде корабля случалось отражать нападения как на море, так и на суше, уходить от погони и проливать кровь, защищая свой груз. Лакомые торговые суда нарочно заманивали на рифы, скажем, огнями ложных маяков, после чего грабили. Сильване, если видели севшее на мель судно, то тоже предпочитали не помочь, а поживиться.

При всем том морские перевозки являлись самыми безопасными, ведь капитаны вели корабли вдоль знакомых им берегов и останавливались в привычных портах. Они охотно продавали каюты путешественникам как своим гостям, а те, в свою очередь, наводили справки о капитане и его судне: чем дольше капитан появлялся в одном и том же городе, тем сильнее ему доверяли. Капитанам-новичкам приходилось пару первых лет туго: они брались за любую перевозку, работали за бесценок и оставляли в залог дом, имущество, даже семью. Зато после, заслужив добрую славу, забывали про нужду.

У капитанов существовал свой негласный устав. Правило о том, что торговые суда должны заходить в порт утром или хотя бы днем, а покидать его вечером тоже было негласным, но уважаемым. За его нарушение могли при случае «набить морду», но более – ничего, так как спешка порой имела веские основания, в частности: скоропортящийся груз. И загулявшая команда была значимой причиной того, что капитан принимал решение отойти от берега утром и не позволить своим морякам к вечеру вновь напиться от безделья.

________________

Набережная Дюрбонс удалялась. Уменьшалась и толпа оглушительно свистевших головорезов на пирсе (очень шумный народ эти лодэтчане!). Хельха, провожая мужа, махала вслед «Розе ветров» белым платочком; толстушка растворялась среди другого народа – а скоро лишь один порхающий платочек от нее и остался. Расплывались также черная фигура Магнуса, силуэт Марлены и пестрый сверток в ее руке – покрывало с лебедями, какое Рагнер принес в порт и насильно ей подарил. Ольвор молча жестикулировал с носовой надстройки «Розы ветров», раздавая указания своим морякам, прямой парус поднимался выше, а Маргарита и Рагнер стояли на палубе в самом тихом ее месте – под плоской крышей кормовой надстройки-помоста, и смотрели в бойницы глухой ограды на берег. Рагнер обнимал свою любимую со спины.

– С Енриити ничего дурного не выйдет? – спросила Маргарита, глядя на Лодольц, на полукруглый Малый дворец. – Я тревожусь за нее.

– За девами зорко присматривают воспитательницы Алайды, разгуляться Енриити не дадут. Она будет жить на всем готовом, своего барахла у нее полно, да серебра почти на сотню рон есть. И с Экквартом они поладили. Кроме того, там ныне еще будет Аргус. В обиду твою падчерицу не дадут.

– Мне правда здесь понравилось, – теперь Маргарита смотрела на величественную «Хлодию» у причала Рюдгё. – А вот в Ларгосе… Мне страшно. Мне Соолма о тамошних зимах сказала… что я спать буду в шапке и одеваться стану как ремесленник. Что даже в замке, как в погребе: мерзлота одна кругом и голые камни. И плащи летом носят, и…

– И поэтому мы везем туда дюжину ящиков роз?

– Погибнут, да?

– Откуда я знаю… Послушай, Соолма – непомерная мерзлячка. И это понятно – она же у Линии Огня родилась, а мы к Линии Льда идем. И вовсе в Ларгосе не голые камни. Мы среди леса будем жить, где теплее и приятнее, чем на побережье. Там столько снега зимой! Там красиво… И в замке будет тепло – это я тебе обещаю. Не зря же я печника с собою туда волоку.

– Печника?

– Я в Лодольце видел красивые, маленькие печки. Дядя сказал, что эти крошки лучше любого камина. Наставим их по всему замку.

– И когда ты успел печника найти? Ты же пьянствовал три дня подряд!

– Любимая… – недовольно произнес Рагнер. – Я его нашел сразу, пока ты с Соолмой по Ордрхону гуляла. Я сперва все дела делаю, а после и отдохнуть хочу так, как хочу!

– Тогда, конечно… – улыбалась она, глядя вверх на Рагнера. – Тогда отдыхай, как хочешь, я что, против?..

Брослос исчезал из вида, синел, превращался в мираж…

– А кто у тебя в замке живет? Я знаю про сестру Эорика, кухарку.

– Есть такая. Это Кётрана. Она очень веселая, но сплетница. А еще есть Олзе, Железная Олзе… Она подкову разгибает – страшная женщина. Кётрана и Олзе целыми днями ругаются в кухне, но жить друг без друга не могут. Еще у Олзе есть сын Нёген и дочурка Ледяная Люти. Та пока подковы еще не гнет, но взглядом точно сможет убить курицу. И у Кётраны есть дочурка… Всё время забываю, как ее зовут… Кётрану на дальнем краю деревни слышно, а ее девчонка тихая, как мышка. Про других дам не помню. Там ходят какие-то женщины из Ягодного дома, что-то метут…

– Почему Ягодного?

– Понятия не имею. Есть Охотничий дом – это понятно, там одни мужики живут. В Ягодном – все женщины и один управитель… Загадка…