Три цветка и две ели. Первый том

Возвратившись в свой замок, Рагнер провел восхитительный вечер с Маргаритой. Они вместе искупались, после чего Рагнер на руках отнес свою любимую в кровать-шкаф и закрылся там с ней до утра.

Правда, сон долго к нему не шел. Лежа во мраке, слыша изнутри себя дыхание спящей Маргариты и мерный стук ее сердечка, Рагнер вспоминал другую и ее чернеющие гибельные глаза.

Утром Рагнер проснулся остывшим и очистившимся, его разум посветлел, жаркий поцелуй с Лилией стал казаться ненастоящим – поцелуем с грёзой. И каждый час настоящего сильнее размывал прошлое. Герцог Раннор твердо постановил, что более не посетит дома Вьёна Аттсога, пока там водится «черноглазая дымка», и точно более не отправится туда один.

________________

«Дымка» сама его вскоре навестила. Тринадцатого дня Целомудрия, в день венеры, Лилия Тиодо неожиданно «сгустилась» в замке Ларгосц за час до обеда. Рагнер в это время был в спальне Маргариты. То ли из чувства вины, то ли потому что устал, он больше не опаздывал к вечерней трапезе и даже старался приехать пораньше к своей «любимой толстухе» (ладно, толстушке – самой прекрасной из толстушек). Живот у Маргариты выпирал так, словно она прятала под одеждами каравай – и самое свободное платье уже не могло скрыть «булочной кражи», а Рагнер не уставал удивляться тому, как быстро растет ее «пузико», и от обидных шуток тоже не мог удержаться, несмотря на негодование «счастливой (но и несчастной тоже!), носившей в чреве его дитя Маргариты».

В кровать-шкаф Рагнер и Маргарита еще не успели забраться, как и не успели раздеться: сидели на ступенях подиума да на медвежьей шкуре и целовались. Огю Шотно громко постучал в закрытую дверь опочивальни и противным голосом прокричал из-за нее, сообщив о визите гостьи.

– Может, ты убьешь Огю Шотно? – прошептала Маргарита.

– Порой охота, – вздохнул Рагнер. – Можем не идти к ней, если не хочешь.

– Шотно уже сказал ей, что мы в замке. Вьён на тебя обидится, если белоснежный цветочек грубо отправят восвояси. Надеюсь, она ненадолго…

Когда они спустились на второй этаж, Лилия стояла в конце обеденной, у дверей в бальную залу – рассматривала посуду и подсвечники, размещенные на полках буфета. Огю с удовольствием хвастал ей об изменениях в Ларгосце, произошедших благодаря ему. Люти, Миллё и еще четыре девушки убирали стол для трапезы. Нёген зажигал настенные светильники.

Заметив выпуклый живот Маргариты, Лилия взволнованно посмотрела на Рагнера, но ничем иным себя не выдав, вежливо присела в приветствии.

– Не желала бы казаться навязчивой, но… Ирмина горячо хвалила покои хозяйки замка, – пропела Лилия. – Я была в городе, купила мелочей для рукоделия и, располагая временем, подумала заехать к вам с надеждой, что и мне Ее Милость позволит полюбоваться красой своих покоев.

– Госпожа Тиодо останется на вечернюю трапезу? – поинтересовался Огю Шотно.

– О, не беспокойтесь, прошу! – воскликнула Лилия. – Я к обеду должна быть в доме господина Аттсога, иначе мой братец растревожится не на шутку. Я заглянула не более чем на девять-двенадцать минут.

Маргарита самым любезным голосом пригласила ее на третий этаж. В светлице Лилия восхищенно оглядела стены, потолок и внушительную изразцовую печь, от какой исходили волны жара. Айада, блаженствуя, развратно развалилась на спине перед очагом, и только шаркнула по изумрудному полу головой в сторону гостьи. Соолма здесь же что-то вязала, сидя на боковой скамейке печи. Лилия ласковым голоском поинтересовалась рукоделием Черной Царицы, но та была не в настроении и что-то буркнула ей в ответ, а Маргарита решила: пусть «подруженька» Соолма сидит, сколько хочет, в ее светлице, да и Айада тоже пусть валяется.

В опочивальне герцогини уже появились тканые шпалеры из Рюдгксгафца, медвежья шкура на полу и изящная мебель: круглый столик у окна, длинный ларь у резной панели с крючками и плоское зеркало над ним; золотистый шатер подвинули к стенке. Лилия всё похвалила, наговорила приятностей и восторженно повздыхала. После попросила дозволения посетить уборную, где опять растеклась в сладких речах. Маргарите казалось, что на нее вылили ушат с медом. Это, конечно, было не так унизительно, как ушат с нечистотами, но липко и тоже весьма неприятно.

Наконец Лилия собралась уходить – и тогда, в обеденной, Рагнер будто ударил Маргариту, сказав, что проводит вместе с охранителями госпожу Тиодо до лесного дома, а то уже наступили сумерки.

«Зачем ты сам поедешь ее провожать? – спрашивали зеленые глазищи светло-карие глаза. – Дай ей охранителей, и всё. Зачем ты?»

– Нет, я сам провожу госпожу Тиодо, – точно прочитав мысли Маргариты, ответил Рагнер. – Я быстро: успею вернуться до обеда.

Маргарита изобразила улыбку и кивнула, а после, из окна «опочивальни принцессы», наблюдала, как Лилия покинула замок в сопровождении Рагнера и четырех охранителей.

________________

Миновав деревню и выехав на лесную дорогу, Рагнер заговорил с Лилией. Меридианского языка никто из охранителей не знал, и он без вступлений начал откровенный разговор:

– Госпожа Тиодо, я желал попросить у вас прощения. То, что случилось девятого дня, – это было недопустимо и не делает мне чести. Ваша редкая краса и ваше признание затуманили мне разум, но себя я не оправдываю. А сейчас я хочу забыть о том недоразумении и никогда его не вспоминать.

Лилия молчала, запахивая на себе темно-серый плащ. Сумерки сгущались, и вскоре лишь огонь от фонарей освещал их путь. Чернеющие по сторонам деревья будто незаметно смыкали свои ряды, медленно сужая глинистую, размытую дождями дорогу. Шелестя голыми ветками с сухой листвой, они, словно ведьмы, зловеще нашептывали колдовские заклинания. Уханье пробудившегося филина пророчило беду.

– Скажите что-нибудь… – попросил Рагнер Лилию, но она продолжала молчать. – Госпожа Тиодо, – вздохнул Рагнер, – вы сами видели баронессу Нолаонт, ее чрево… Что мне еще надо объяснять? Я намереваюсь обвенчаться с ней, едва меня разведут с нынешней супругой.

– Так вы собираетесь венчаться из-за долга? – печально спросила Лилия.

– Не только, но и из-за этого тоже. Бесчестно отречься от женщины, с которой жил, привез ее в чужие земли и давал ей обещания.

– Любопытно, – с раздражением проговорила Лилия, – долго ли вдова Нолаонт на самом деле противилась вам… Почему-то мне кажется, что недолго.

– Она вела себя достойно, иначе бы я не влюбился.

– Я не думала вовсе ее оскорблять. Я лишь говорю правду: она – вдова, которая открыто живет с женатым мужчиной и будет продолжать жить, даже если Экклесия не дозволит вам развода с нынешней герцогиней Раннор. Нравственностью здесь и не пахнет. Такая супруга вам нужна?

– Нужна! – резко ответил Рагнер. – И советую остановиться, а то мне кажется, что вы всё же оскорбляете баронессу Нолаонт. А вот что мне было действительно не нужно, так это тот поцелуй с вами. И вы, госпожа Тиодо, – жестко добавил он, – мне никогда ранее не были нужны, сейчас не нужны и не будете нужны. Я попросил прощения лишь за то, что от чистых помыслов, обратил вас тем дурацким поцелуем к недостойным мыслям и словам. Уходите лучше в монастырь, как хотели, и уезжайте из Ларгоса.

– Так… я была для вас минутной похотью? – дрогнувшим голосом спросила Лилия.

Рагнер скривил лицо в темноте. Он был уверен, что если бы осветил фонарем лицо Лилии, то увидел бы слезы в ее прекрасных, бархатных глазах.

– Всё верно, – холодно подтвердил он, опять чувствуя себя дерьмом. – Лучше я бы и не смог объяснить.

До Пустоши они оба сохраняли молчание. Рагнер убеждал себя, что всё делает правильно, но совесть почему-то и в этот раз его терзала. На развилке дорог он повернул коня направо, к дому Вьёна, но Лилия запротестовала:

– Дальше я доберусь одна, Ваша Светлость, – гордо говорила Лилия. – Вы и так потратили на меня много времени. И опаздывать на обед из-за меня точно не стоит. Я более вам досаждать не намерена.

– Рад слышать, – тихо выдохнул Рагнер. – Но я настаиваю на том, чтобы проводить вас до дома. Темно и небезопасно…

– Оссставьте меня в покое, – прошипела Лилия. – Ваша рыцарская учтивость ныне неуместна. Вы не имеете права настаивать более ни на чем. Я хочу остаться одна! Уйдите, умоляю, наконец.

– Я отправлю с вами хотя бы одного…

– Хотите получить отчет о полноте моих страданий? – нервно шептала она. – Я хочу успокоиться и прийти в себя до дома. Прощайте, – гордо подняла она голову.

– Хоть фонарь возьмите… – уступил ей Рагнер. – Доброго пути.

Она взяла фонарь и, слегка ударив ногой мерина в бок, направила его по дороге к дому Вьёна. Огонек от ее фонаря быстро скрылся за деревьями.

– Прости меня, – прошептал ей вслед Рагнер и развернул Магнгро.

Рагнер и его охранители успели в замок к обеду, и по пути с ними не произошло ничего примечательного. Зато на середине пути от Пустоши до лесного дома случилось нечто странное. Любой в Ларгосе, кто был знаком с Лилией Тиодо, благочестивой, скромной, рьяной меридианкой, не поверил бы своим глазам, если бы оказался там в тот час.

Светловолосая красавица спешилась в лесу, и прогнала рыжего мерина. Тот быстро зашагал знакомой дорогой к своему дому. Лилия же свернула в подлесок, за кусты, села на землю и, освещаемая фонарем, вытащила иглу для рукоделия из кошелька, какую сегодня купила в городе. Она проколола себе три пальца на руке и засунула кровоточащую руку под юбку, растирая руками кровь по белью и между ног, а иглу воткнула в землю. Когда кровь перестала идти, молодая женщина швырнула фонарь к дороге, отчего он тут же потух, сама же прошла чуть дальше в лес. Она легла среди опавшей листвы и стала неистово кататься по ней, задирая юбку и перемазываясь землей. Ветки царапали ее, но она сильнее погружала свое прекрасное лицо в грязь, терлась им о дерн, сдирая нежную кожу со щеки о торчащие корни. В приступе безумства, она сорвала кошелек с пояса, выкинула его содержимое здесь же, зная, что монет в нем нет. Затем женщина разорвала ворот своего платья и после обессилено упала на спину. Она улыбалась грязными губами звездам, мелким и частым – точно россыпь алмазов по черному бархату. Когда же она поднялась, то изобразила муку на своем лице и, хотя ее никто не видел, всхлипнула. Лилия Тиодо отряхнулась, но не слишком стараясь, и, с трудом держась на ногах, падая то на одно колено, то на другое, побрела по лесу вдоль дороги к дому Аттсогов. Она беззвучно рыдала, не утирая слез, и судорожно обнимала себя руками за плечи – она будто сама поверила в свой обман. Заметив вдали огоньки фонарей, Лилия спряталась за деревья и лишь когда узнала зовущие ее голоса, то откликнулась. Вьён и Адреами увидели, как на узкую лесную дорогу, шатаясь, выходит женщина в замаранном плаще и с взлохмаченными волосами, в каких застряли листья. Лилия Тиодо упала в объятия брата и, прижимаясь к нему, рыдая, дрожащим голосом стала умолять ее спасти.

________________

Великий камин, украшенный черным знаменем с белым морским змеем и «веселой Смертью», нагонял жара в обеденную Ларгосца. Лампионы из горного хрусталя горели на каменных колоннах, глиняные светильники – на столах, золоченые подсвечники – на белой скатерти. Олзе и Кетрана, одетые в голубые платья, опрятные передники и чепцы, неспешно обходили дубовый стол и раздавали с больших блюд куски мясного жаркого. Каждой поварихе помогали по две девицы, Нёген и Люти разливали у буфетного стола напитки, еще две девицы разносили пивные кружки и кувшины. И они все тоже были наряжены в голубые форменные платья – любо смотреть. Свой замок Рагнер едва узнавал. Везде теперь царила чистота, аккуратность, даже изысканность. По крайней мере, с появлением Огю Шотно, вся паутина исчезла из Ларгосца без следа, будто пауки и те возненавидели этого вредного смотрителя.

Началась вторая перемена блюд: после рыбы пришел черед тяжелого мяса. Охотники каждый день приносили зайцев, куропаток и уток, реже дичь покрупнее. Сегодня семьдесят четыре работника, собравшиеся в обеденной зале, намеревались лакомиться кабанятиной, оттого радостно галдели в предвкушении, а дозорные, что находились внизу, в караульной, им завидовали.

И Рагнер пребывал в прекрасном расположении духа, словно с его плеч спал груз. Он с охотой трапезничал, разделяя тарелку и чашу с Маргаритой. Кроме них за белой скатертью, на почетных местах, находились Соолма, Вана Дольсог и Огю Шотно. Рядом с гением лежали его большие раздвижные очки, без каких он ничего не видел дальше шести шагов. Смотритель замка кушал за троих, так как днями, до обеда, опасаясь нового отравления, он пил только сырые яйца, да те, что сам доставал из курятника. Айада шумно грызла кость на полу и кровожадно чавкала. Мирное, сытое благополучие…

Едва все приступили к долгожданному мясу вепря, как в обеденной появился взволнованный дозорный. Маргарита не слышала, что тот сказал, да и не поняла бы. Затем Рагнер выскочил из-за стола, крикнув что-то Эорику и Аварту, своему конюшему, после чего они вместе убежали вниз. Вскоре Эорик и Рагнер вернулись – и засуетились прочие охранители: позабыв про кабанятину и пиво, они бегом устремились из обеденной.