Три цветка и две ели. Первый том

– Если вы что-то вспомните, то немедленно шлите ко мне одного из охранителей, – сказал он, пока Адреами заходил. – Любая мелочь может помочь. Напишите записку.

– Да, еще раз благодарю за всё, – с трудом выпрямилась Лилия и повисла на плече брата. – Вроде кружение прошло, надо заставить себя поесть… Я буду завтра с нетерпением ожидать баронессу Нолаонт. Благодарю и ее от всей души за участие…

К Лилии подбежал Вьён, обмахивая ее своим черным шапероном. Серо-русые в седине, неопрятные волосы алхимика нелепо топорщились. Он выглядел навязчивым, бесполезным и смешным. Однако Рагнеру смеяться не хотелось – ему стало только гаже.

– Оставьте, прошу, господин Аттсог… – взмолилась Лилия. – Головокружение прошло… Пойдемте быстрее. Здесь так студено и страшно…

– Конечно, дорогая госпожа Тиодо, – согласился Вьён и пошел по другую сторону от белокурой красавицы, уводимой братом. – Если вам что-то еще нужно, лишь скажите…

– Давайте помолчим, – плохо скрывая раздражение, прервала его Лилия. – Мне сейчас нужна тишина, господин Аттсог.

Надевая капюшон, она повернула голову к Рагнеру и несмело, издали, улыбнулась ему, говоря, что, несмотря ни на что, была рада его видеть. Рагнер смотрел ей вслед. Задумавшись, он пялился в пустоту коридора еще с минуту.

________________

Дожди перестали лить, но в ожидании снега природа будто застыла: серое небо, бурый лес, промозглый северный ветер гонявший сухую листву в переднем дворе дома Аттсогов. Старик Димий впустил баронессу Нолаонт, запер за ней ворота и, что-то ворча, принялся мести сухую траву.

В полдень дня марса Маргарита навестила Лилию Тиодо, ничего не зная о желании этой женщины перебраться в замок. Ирмина проводила гостью наверх, в скромно обставленную спальню. Лилия сидела на узкой кровати с высокой спинкой-коробкой. На такие изголовья зимой набрасывали покрывала, чтобы дышать теплом во сне.

Лилия Тиодо вышивала. Увидев Маргариту, она отложила в сторону рукоделие и поднялась, приветствуя ее. После обмена неискренними любезностями, обе дамы присели – Лилия грациозно опустилась на кровать, а баронесса Нолаонт, распахнув свой белоснежный зимний плащ, почти что плюхнулась на прикроватный стул – на сиденье с полукруглой низкой спинкой, переходящей в подлокотники.

– Я вам от души сочувствую, госпожа Тиодо, – немного волнуясь, начала Маргарита.

– Благодарю, Ваша Милость. Да, мне все сочувствуют… – ласково и тихо ответила Лилия. – Это всё же утешает… Благодарю…

От внимания Маргариты не ускользнул ее изможденный вид, синюшные тени у глаз и расцарапанная щека, но, не в силах себе этого объяснить, она почему-то смотрела на распущенные, волнистые волосы, забранные ниже макушки, как и прежде, в подобие венка.

– Госпожа Тиодо, – кусая нижнюю губу и терзая свои пальцы, стала говорить Маргарита. – Я пришла поговорить, поскольку хочу помочь… В моей стране недавно шла война, в моем городе… Очень много женщин пострадали… Я рассказала чистую правду о нашем знакомстве с герцогом Раннором – он вел себя как рыцарь, но до этого… Я умолчала о том, что сперва попала в плен, ведь была супругой градоначальника… жила в ратуше пленницей среди тысяч головорезов и натерпелась их взглядов, шуток и даже касаний…

– Разве ваш супруг, градоначальник, не погиб еще до захвата вашего города, а вы не стали вдовой? – удивилась Лилия. – Не оплакали супруга и не смирились еще до этого?

«Черт! Какая же я и правда дурёха! Зато ты слишком умная!»

– Ну да… Он умер, но никто об этом не знал… – начала завираться Маргарита. – Супруг к тому времени уже потерял должность, и его сердце не выдержало такой несправедливости: двадцать два года был градоначальником. Жили мы уединенно… А герцог Раннор сперва не верил мне, что он погиб, ждал его и бумаг о подземных ходах в замок герцога Лиисемского.

– Не верил, несмотря на вдовье покрывало?

– Герцог Раннор крайне недоверчив, – вздохнула Маргарита, чувствуя, что ее щеки начинают гореть. – Но довольно обо мне. Я пришла о вас поговорить, чтобы помочь вам.

– Над вами, Ваша Милость, тоже надругались в плену? – смело спросила ее Лилия.

– Нет, однако… моя близкая подруга…

– Простите любезно, но вам тогда не понять, – грубо прервала Маргариту «жертва» и сразу заговорила жалостливо: – Я крайне ценю и усилия герцога Раннора, и ваше участие, Ваша Милость, но… Не держите зла и не гневайтесь, молю, но я не могу это обсуждать. Просто не могу…

– Да… – поверила ей Маргарита. – Я лишь хотела сказать, что моя подруга встретила после этого свою подлинную, драгоценную любовь и смогла оставить боль в прошлом. Она стала лучше, чем была. Нельзя поддаваться отчаянию и тем более впадать в Уныние… Покажите, прошу вас, ваше рукоделие, – улыбнулась Маргарита, меняя тему. – Я украшаю одежду наследника, а вышиваю я скверно и неумело, хотя стараюсь.

Лилия подала ей синюю ленту – и Маргарита обомлела, увидав крест.

– Я тоже думаю, что могла бы искусней вышивать. Изранила себе все пальцы, – показала Лилия следы, оставленные иглой в лесу. – А в этой вышивке нет ничего примечательного, кроме золотой нити, – спокойно говорила она, не подозревая, что в душе у ее собеседницы всё переворачивается. – Это будет закладка для Святой Книги господина Аттсога, какую вы уже листали. Мой прощальный ему подарок.

– Где вы видели этот крест? – спросила Маргарита.

– Точно не знаю. Давно, пожалуй. Так давно, что забыла, но он мне снится с детских лет. Из-за таких видений я и решила, что монашество мое призвание… Ваша Милость… – нервно выдохнула Лилия. – Вчера я попросила герцога Раннора о милости… услуге. И он заверил меня, что не имеет возражений, если вы дадите свое согласие. Я кажусь сейчас спокойной. Но это не так. Я вздрагиваю от малейшего шороха, когда одна, и всё думаю, что сюда так просто пробраться. Вы бы на самом деле мне крайне помогли, если бы позволили мне и братцу недолго пожить в замке – там неприступные стены, за какими я, наконец, почувствую себя в безопасности. Брат отблагодарит, написав ваш портрет. Всё что угодно сделает. И думаю, когда настанет время выговориться, то… Я бы так желала, чтобы вы, Ваша Милость, были рядом: выслушали меня, рассказали бы больше о своей подруге и посоветовали бы мне, как пережить бесчестье. О большем не мечтаю! Молю вас…

Маргарита наверняка бы сжалилась, пересилила себя, но крест, что она поглаживала пальцем, стал той причиной, из-за которой она твердо молвила:

– Нет. И я не буду объяснять почему – на это есть основания. И спрятаться от людей вам сейчас хочется, я понимаю, но это вам лишь повредит. Вы должны бороться со страхом. Тот мразь был бы рад, зная, что вы страдаете.

– Да, – дрогнувшим голосом пролепетала Лилия, изображая подступающие слезы. – Я понимаю, не держу обид… Верю, что у вас есть веские причины… Вы вправе… отказать мне в милосердии…

«Именно, сучка, – думала Маргарита, с нежной улыбкой возвращая Лилии синюю ленту. – Я буду держать тебя подальше от Рагнера всеми силами, на какие способна. Твое несчастье я не дам превратить в свое. И пусть даже Наш Господь покарает меня за черствость – нет и нет! Плевать, что я плохая меридианка, зато счастливая женщина – и такой намерена остаться».

– Что же, – неуклюже поднялась Маргарита, держась за полукруглую спинку стула. – Раз откровенного разговора у нас сегодня не выйдет, то я пойду. Когда решитесь открыться… Если вам это будет нужно, то я еще приеду. Не вставайте, – остановила она Лилию. – Излишне меня провожать.

– Благодарю вас за визит, Ваша Милость, – вежливо, но со слезами в голосе попрощалась Лилия. – Ваше участие – для меня большая честь.

– Желаю вам быстрее поправиться, – ответила безжалостная Маргарита, хотя чувствовала она себя при этом падалью, самой низкой стервой. – И ничего не бойтесь – охранители герцога Раннора никого к порогу не допустят – ваш дом сейчас охраняется даже лучше, чем замок.

Маргарита одарила «жертву» печальным вздохом и покинула комнату. А Лилия Тиодо изменилась в лице. Она со звериной яростью смотрела на закрытую дверь, посылая всевозможные проклятия вслед баронессе Нолаонт, не попавшейся на ее уловки. Через несколько минут в спальню к сестре зашел Адреами. Та уже стояла у окна, закрытого желтым вощеным картоном, сквозь какой едва просматривался пруд.

– Здравствуй замок? – усмехаясь, обнял Лилию красавец и совсем не по-братски поцеловал ее в губы.

Она вывернулась.

– Я не в духе. И осторожней, Адреами. Если кто-то заметит…

– Кто? – ухмыльнулся он.

– Охранители эти, например… Помнишь, герцог хвастался трубой, чтобы смотреть вдаль? Ты их и не увидишь, а они тебя с такой трубой – легко!

– Так что про замок? Я вещи пошел собирать?

– Корова мне отказала, – неожиданно перешла Лилия на чистый лодэтский язык. – И что герцог нашел в этой шлюхе? Я ведь красивее, так?

– Ана дажье ооочнь красьива… – протянул Адреами по-лодэтски, но говорил он, в отличие от своей подруги, с сильным акцентом. – Не огорчайся – перешел он на меридианский, – как шлюха ты, бесспорно, лучше! Белоснежная, невинная Лилия! Какое красивое имя я для тебя выбрал, да, О?лё?

– Не называй меня так, – нахмурилась Лилия. – Олё больше нет и не будет. Олё из вышивальной мастерской вдовы Одадлог погибла, как и Софё… А Лилия Тиодо, госпожа, покорила сердце самого герцога – и ты еще увидишь его у моих ног! – ткнула она пальчиком в грудь Адреами, затем подошла к дамскому столику, достала из его ящика Святую Книгу в красной обложке, а из ее середины – маленькое зеркальце без ручки. – Ты не перестарался с синей краской под глазами? – рассматривая себя, взволнованно спросила она. – Может, эта пузатая корова поэтому догадалась?

– Ты о ком? Я ведь думаю про Ирмину, когда ты так говоришь. С красками на лице всё идеально, но только не плачь, а то может потечь. И помни: надо верить в свою ложь – тогда в нее поверят остальные! А для правды есть мы друг у друга.

Лилия раздумывала и не слушала «братца».

– Надеюсь, сейчас ты не думаешь о том, как сбросить меня в воду, а самой плыть на лодочке любви дальше как герцогиня Раннор? – прищурил стальные глаза Адреами. – Только попробуй отплатить мне неблагодарностью!

– Я творю новый план! – тихо, но зло выговорила молодая женщина. – Ты ведь ничем мне не помогаешь! А самое время! Оставь меня одну сейчас.

Адреами чмокнул воздух в сторону «сестры» и, «надев маску печали», вышел за дверь. В кухне он нашел Ирмину, нарезавшую пшеничную булку.