Три цветка и две ели. Первый том

– Ащё у герцагу Раннора, – уверенно заявил «предводитель», – х… до неба может стать…

– И ширее, чем ваш драный Нюёдлкос, – недовольно закончил Рагнер. – Слышал уже! А вот это герцог Раннор может! Но такой дубиной я не только вас, сам себя раздавить боюсь!

– Эй, – сказала лупа постарше, – да Херцагиня Ноллё ж с им ляжала! Крест у яга на спине должан быть! Давай, разадёвайся. Глянем на тя, херцаг.

Лесорубы бурно поддержали это предложение.

– Я-то разденусь… – ворчал Рагнер, сбрасывая плащ на снег. – Ты, Сиурт, глаз не своди тут с них, – говорил он, занимаясь ремнем, на каком висел бочонок. – Пьянь нюёдлкосская! Вот Ноллё, да и вы, милые дамы, награду получите… А остальные… Я тут порядок наведу!

Он снял кафтан и даже войлочный колпак, оставшись в толстой льняной рубахе, какую вытащил из веревок у промежности. На его голове еще осталась белая нижняя шапочка изо льна, а на теле – постыдные чулки сильван вместо штанов, из каких топорщилось сзади мешковатые исподники. Рагнер повернулся спиной к лесорубам, задрал рубаху и сказал:

– Свети теперь фонарем, бородатый хер, да не ослепни.

– Можат, намалявал… – донеслось робкое предположение какого-то мужика.

Но, кроме ребристого креста, фонарь высветил другие шрамы – и через миг лесорубы грохнулись в ноги герцогу Раннору, а с ними и две лупы.

– Так-то лучше! – удовлетворенно заключил Рагнер, оправляя свою рубаху. – Встаньте, дамы. А остальным – так и сидеть, вонючими мордами в грязный снег!

– Вашо Светлость! – донесся крик Рернота. – Уходют!

Рагнер увидел, что четверо мужчин, среди которых был Гафаг Боппхог, переваливаясь по сугробам, удирают в лес. Рернот с охотничьим ножом в руке погнался за ними. Бандиты же, как по команде, разделились – только Гафаг последовал за одним из них – в ту же сторону устремился и Рернот. Сиурт, бросив на землю свою модную шляпу, тоже побежал к лесу, на ходу снимая неудобный, слишком длинный кафтан.

– Взять мне их! – крикнул Рагнер лесорубам. – Словить с собаками! Всех из тех четверых до одного!

Видя, что бородачи поднимаются, он тоже побежал к лесу и быстро догнал Сиурта.

– Давай за толстым! – приказал ему Рагнер.

Сам он побежал за резвым рыжим пареньком, чья шатающаяся спина маячила едва различимым, светлым пятном овчинного жилета. Но лесная темнота и туман, не позволяли его настигнуть – чем сильнее сгущались сумерки, тем больше таяла надежда поймать бандита. В какой-то момент Рагнер остановился – метнул свой кинжал, после чего услышал вскрик, но пятно, удаляясь, исчезло. Пробежав еще немного вперед, он увидел капельки крови на снегу и понял, что лишь ранил «добычу». Своего кинжала герцог найти не смог, как ни старался. Он даже разгребал снег голыми, немеющими от холода, руками. Провалился ли кинжал в сугроб или же остался у бандита, Рагнер не знал, но и то и другое ему одинаково не нравилось. Подумав, он решил бросить преследование, чтобы не помереть от собственного оружия или от переохлаждения с последующей лихорадкой.

Дыша себе на руки и растирая тело, прикрытое льняной рубахой, Рагнер поспешил назад, возвращаясь по следам и удивляясь, что зашел настолько далеко в лес. Навстречу ему стал доноситься лай, и когда он, уже стучавший зубами, выбежал к лупанару, то увидел суету на пустыре – одни лесорубы вели собак, другие зажигали фонари, а третьи вооружались арбалетами. Бочонки у поясов и овчинные накидки говорили о том, что лесорубы готовились уйти в лес на всю ночь. На крыльце лупанара перешептывались «продажные дочери»; поодаль, у берега, любопытствовали горожане всех возрастов и пола.

При появлении герцога Раннора, лупы приветственно загудели, а им вторила толпа горожан. Лесорубы же снова упали на колени, перестав загораживать обзор, и Рагнер увидел Сиурта, облаченного в малиновый кафтан, синий плащ и шляпу с козырьком-клювом. Здоровяк скучал и лихо поигрывал кистенем, будто воевал с невидимым противником. У его ног, на земле, лежал связанный толстяк-свиновод, сам похожий на борова.

– Чччерт, Сиуртт, да ты меня нне перестаешь уд-дивлять, – проговорил Рагнер, надевая кафтан, натягивая варежки на закоченевшие руки и кутаясь с головой в войлочный плащ. Воздух в свете фонарей теперь мерцал крошечными льдинками, и ветер с моря бросал эту стеклянную пыль в лицо. Туман исчез, словно он нарочно задымил городок для того, чтобы помочь бандитам скрыться.

– Открой мне ббочонок, Сиурт, – попросил герцог, подпрыгивая на месте и дыша паром в темноту. – А ввы что? – крикнул он лесорубам. – Ччешите в лес. Приведите мне иих, мможет, пощщажу вваас.

С помощью Сиурта Рагнер сделал пару глотков крепкого вина, от какого по телу разлилось тепло, а выпитое пиво резко напомнило о себе. Оглядевшись, Рагнер побежал к лупанару. Залетев на крыльцо к обрадованным женщинам, он сказал:

– Ддамы, спасайте ггерцооога. Теплая убборная у вас есть? А то я уже себбе всё зммморозил.

– Да мы сугреам! Мы жа в ентам мастерицы! – развязно захохотали те.

– Ох, нет, красавицы, – ответил герцог, проходя в тепло и чувствуя колющую боль в ногах. – Невеста осерчает.

– Мы те новаю сыщаам, получшае прежняй, – раздался красивый нежный голос, какой Рагнер узнал, хотя не слышал его лет четырнадцать.

Он обернулся, ожидая увидеть светловолосую чаровницу, немного похожую на Хлодию, но вместо нее на него смотрела толстая баба с облезлыми волосами, фингалом под глазом и улыбающимся, полным гнилых зубов ртом.

– Ноллё?

– Херцагиня Ноллё теперяча, мой херцаг, – пьяно проговорила женщина. – Вишь, экие зубия, – гордо вскинула она голову. – С сахера! Многага сахера ядала, жизню сладкаю видала!

– Рад за тебя… Так, Ноллё, дамы, ведите меня в уборную, да побыстрее. Дел у меня других полно!

Покидая лупанар, Рагнер бросил на стол мешочек с деньгами, какой был у него спрятан под бельем. К его удивлению лупы взяли деньги не сразу, возмущенно загалдели, что они честны?е горожанки и «бярут уплоту тока за сваейный тяжкай труд», но потом, по указке Ноллё, все дамы дружно обнажили груди, а Рагнер покраснел и прикрыл глаза рукой.

– Дамы, вы же честные горожанки… – бормотал он, пробираясь к выходу и смущаясь, если наталкивался на нечто мягкое, чего не видел. – А я женюсь скоро и, вообще, я и сейчас женат…

– Хошь глазей, хошь – нет, а мы теперяча честна деньжат заслужали! – хохотнул знакомый нежный голосок.

– Ноллё, – по-прежнему прикрывая глаза рукой, обернулся на пороге Рагнер. – Честные люди мне нужны… Ты и те две дамы, что спасли своих лесорубов от меня… Вам – добро пожаловать в Ларгос. Будете там главами лупанаров с хорошим жалованием от управы. Собирайтесь – с утра вам в путь.

И он удрал из лупанара так же стремительно, как забегал в него. Лесорубов уже не наблюдалось, а Сиурт стоял на том же месте, у толстяка.

– Рернот вернулся? – спросил его Рагнер, делая на всякий случай еще пару глубоких глотков куренного вина.

Сиурт помотал головой.

– Вот черт! Ладно… Не будем раньше времени думать о скверном: он здоровый и крепкий, – с двоими вполне справится.

Рагнер посмотрел на толстяка.

– Сиурт, тащи этого свинопаса в харчевню. Там встретимся. Только перчатки мне дай, а тебе – мои варежки. И еще свой кистень давай. Пойду я всё же туда, где Рернот…

Сиурт взвалил на своего чалого жеребца толстяка, так до сих пор и не сказавшего ни одного слова, а Рагнер, с фонарем и кистенем в руках, направился назад, в лес. В глубокой темноте он шел по следам Рернота, стараясь не перепутать их с теми, что натоптали лесорубы. Через какое-то время Рагнер стал различать другие следы: большие, от тяжелых башмаков, принадлежали Рерноту, длинные и скользящие – скорее всего, Гафагу Боппхогу, а третьи походили на те, что оставляют остроносые сапоги.

«"Одёжи сильванские", – вспомнил Рагнер слова Нинно. – Кузнец его руки запомнил, а про сапоги слова не сказал. Почему? Это ведь тоже должно было ему запомниться… Если только бандиты кого-то еще не ограбили: с подходящими для светляка сапогами… Темноглазый и белокурый… Редкое, очень редкое сочетание для этих земель. Я тебя точно найду!»

Рернот долго преследовал бандитов – намного дольше, чем Рагнер гнался за «рыжим». В какой-то момент хилый Гафаг начал отставать. Крови не виднелось – охотничий нож Рернота не подходил для метания, – значит: скоро должны были показаться явные признаки драки. Рагнер замедлил шаг, затем и вовсе начал красться. Одновременно с этим возникло необъяснимое дурное предчувствие. «Трое сегодня погибнут», – вдруг пронеслось в его в голове.

Рагнер услышал слабые голоса и остановился, понимая, что мечущийся среди голых деревьев огонь от его фонаря уже наверняка заметили.

«Дурацкий Нюёдлкос! – подумал он. – Смерть так и кружит поблизости да не отстает, будто это у нее охота… Они или мы – костлявой старухе всё равно, кто из троих умрет… И я вот-вот умру, если не…»

Рагнер повесил фонарь на сук и крадучись пошел туда, где раздавались голоса, но он отклонялся вправо, чтобы приблизиться к незнакомцам со стороны. Благодаря своим удивительным ушам, он отчетливо услышал, как натягивается тетива арбалета и щелкает увесистый наконечник болта. Кричать Рагнер не решился: в засаде могли притаиться как лесорубы, так и бандиты. Постояв немного, он снова двинулся вперед – и вскоре увидел в лунном свете две подозрительные тени. Фонаря, даже накрытого тряпкой, не обнаруживалось, – и это казалось подозрительным.

Однако, подумав, Рагнер вдарил шипастой гирькой по дереву, за каким прятался, и, дождавшись характерного «свиста-треска», громко сказал:

– Кто бы вы ни были, сдавайтесь!

«Подозрительные тени» вскочили на ноги и обрадовано изрекли:

– Мы теперяча вас завсегды признаам, Ваша Светлость.

– Рад слышать, – буркнул Рагнер, выходя из-за дерева. – Снова чуть не убили! Чего вы тут затаились? И почему без фонаря?