Охра

– Он быстро бегает и мы далековато. А так, лошади мирные животные.

– Профессор.

– Да, Себастьян?

– Поглядите, вон, не та ли это девчонка?

– Твою мать, она! Бежит, похоже к нам. Ее не хватало. Только решил расслабиться.

Девушка поравнялась лошади и что-то ей кинула, похожее на яблоко или грушу.

– Вы еще здесь!

– Здравствуйте, девушка!

– Вы по-хорошему не понимаете.

– Вы о вчерашнем разговоре? Для вас такой тон называется “по-хорошему”?

– Я получила официальное разрешение на вашу депортацию, господин Ресем. Ловите.

Девушка бросила нам бумажный самолет. Жеро поднял с песка бумагу, развернул, прочел.

– Это какая-то ерунда. Я подчиняюсь непосредственно председателю президиума. А бумажка, ваша, подписана руководителем защиты прав животных, который так же повинуется председателю. Я возвращаю вам, ваш самолетик и впредь, будьте добры подходить более грамотно к такому вопросу.

Девушка порозовела. Она обратилась к лошади на странном грудном языке. Я выкатила глаза, когда зверь будто ей ответил. Лошадь плеснула копытом по воде, встала на дыбы и рванула с места.

Профессор дернул меня за ухо:

– Лингвистика.

– Я не понимаю.

Себастьян пояснил, что здешние люди говорят на трех языках, в том числе лошадином и на языке анехов.

– Такое возможно, профессор?

– Здесь не привычная для нас жизнь, Франка. Здесь иной ход развития человека, иной путь эволюции. Поэтому нам сложно друг друга понять.

Девушка крикнула.

– А не вы ли, профессор Ресем, писали в одной из своих статей, что человечество оскотинилось с изначального шага? Ваше общество, вы ведь говорили о нем? Так еже ли вы сами обличаете свое паршивое нутро, не значит ли, что мы, люди Охры, возможно можем оказаться существами более высшего дара?

– Вероятность присутствует.

– Тогда зачем вы насаждаете нам свои условия? Я, честно, уже не знаю как с вами охотниками, бороться. Никакие человеческие доводы вас не берут. Остаётся заставлять силой? Но как я, противник убийства анехов, могу тем же самым способом сеять мир?

Я помню, как вчера мне эта девушка показалось некрасивой: мускулистые ляжки, лиственная переносица, квадратное лицо с наточенными углами, как болт у винта насажен на ребристую шею. Однако сейчас, полярные блики на черных радужках будто кокетничали, и лицо ее освежилось от заигрывания молодости. Розовые губы, почти рассыпчатый мел, собирали вытянутые дугообразной формы пальцы. На ключицах наброшено тонкая белое платье, видны небольшие соски. И пробирающаяся к ним с затылка дорожка пота. Почему-то она мне нравится.

Жеро начал плавиться.

– Милочка, вы так и не назвали ваше имя.

– Лука.

– Лука? Я как-то бывал в городе с таким именем, давно правда. Наикрасивейший…

– Профессор, – девушка вытянула из-за спины лук, натянула тетиву. – Помогите мне, вы же не глупый человек. Как мне быть?

– Я не в праве вам советовать, поступайте как желаете. Только эта девушка – дочь моего друга. Она не имеет никакого отношения к отстрелу. Ее я советую отпустить. И Себастьян – всего лишь мой личный пилот. По разговору чести —он не при чем. Они оба – мои сопроводители, не более.

– Пилот понятно, а девушка?

– Она писатель.

– Писатель? Что ей здесь надо? Найти вдохновение или она исследует Охру?

– Она – человек интересующийся.

Девушка опустила лук и вызывающе меня обсмотрела.

– И что здесь интересного?

Жеро толкнул меня.

– Отвечай.

– Я никогда ничего подобного не видела.

– И что думаешь?

– Непониманию сложно понравиться.

Девушка спустила стрелу.

– Чему именно ты удивлена?

Профессор дернул меня за рукав.

– Не надо.

– Я не понимаю как можно здесь жить.

– Не смей.

Жеро умолял, я вырвала руку из его захвата. Лука насмешливо удивилась.

– Поясни.