Энтелехия

Работники психиатрии начали забирать тарелки со всех столов. И им было не важно доел пациент или нет. На приём пищи уделялось пятнадцать минут. Ни больше не меньше. Он все делали по графику: ели, мылись, спали, играли, гуляли. Будто это колония, а не больница для душевно больных. Из-под носа Арона тоже утащили блюдо.

– Я не доел, – с горем пополам выдавил он из себя.

– Завтрак окончен, – сказал мужчина и указал на электронное табло с графиком, вывешенное около входа.

Юноша чуть повернулся и увидел толпу пациентов вразнобой, шагающих в сторону двери. Как бы Арон этого не хотел, но он оставался частью этого сумасшедшего сброда. Когда в комнате никого не осталось, то строгий голос надзирателя обратился к больному:

– На выход, Смит.

– Я не доел свой завтрак, – вновь повторил он.

– В следующий раз меньше витай в облаках, тогда всё успеешь. Ты уже давно здесь и знаешь правила, я не могу ничего с этим поделать.

– Получается, что как ни крути, мы с вами мало чем отличаемся, мистер Делевер.

– Неужели?

– Мы оба рабы системы. Только я это признаю и ненавижу, а вы игнорируете, потому что смирились с этим.

– Не тебе говорить о том, как мне жить, Смит.

– А кому же? Другой вам не откроет на это глаза, ведь у них у самих непросвечивающая пелена. Даже за стенами этого здания люди заперты и лишены свободы. И каждый раз, когда вам нечего на это ответить, вы продолжаете сыпать служебными фразами. Однако правды это никак не скроет: мы не хозяева собственной жизни.

Осмысленный взгляд надзирателя висел на Ароне. Делевер ни разу не моргнул почти за минуту душераздирающей тишины, в которой он пытался найти оправдания собственной ничтожности. И ничтожность эта определяется подменой истины, в которую мы верим. Все общество твердит нам о счастливой жизни, как на картинке: дружная семья, стабильная работа, большой красивый дом. Почему мы всего этого хотим? Почему считаем совокупность этих вещей счастьем? Модель, навязанная социумом, чтобы искоренить инакомыслие и радикалов. Однако есть люди, которые стали понимать что-то. Начали они это делать от чтения книг или жизненного опыта – неважно. Они и есть красный код государства. Члены общества, имеющие другое мышление и понимание. Так в чём же истина? Оставаться в счастливом неведении или в осознанном рабстве, из которого никак не можешь выбраться?

– Завтра окончен, Смит, – сказал он, продолжая внимательно на него смотреть.

Арон усмехнулся. Но не из-за того, что был прав. Скорее это была улыбка отчаяния, от того, что истина была на его стороне, даже тогда, когда он этого не хотел.

Комната была пуста. С её мрачностью могла сравниться только её опрятность. Ни единой пылинки на поверхностях. Всегда заправленные аккуратные кровати. Запах свежести, благодаря проветриваемости помещения. Персонал постоянно прибирается пока больные на прогулке или принимают пищу. Но это делалось в большей степени для безопасности. Ведь пациент мог припрятать что-то запрещённое под матрасом или кроватью. Арона уже осточертело соприкасаться с отравой завёрнутый в красочный фантик. Это место убивает его, и он ничего не может поделать. Юноша кинул подушку на пол и подложил под бедра. Он залез наполовину под койку и ноги плотно прижались к боковой деревянной доске. Арон пытался сосредоточиться и начать поднимать туловище, чтобы размять брюшной пресс. После первого усилия, это становилось делать всё легче. Он вновь и вновь разрывал цепи, которые его здесь держат. Вырывал их из земли, желая выйти наружу, стать свободным. Запах этих стен уже въелся в кожу. Сколько раз он пробовал его с себя смыть… Годами эпидермис впитывал в себя этот серый аромат безысходности. Мышцы живота уже начало сводить от напряжения. Арон отдыхал несколько секунд, затем вновь принимался за работу. После он принялся за отжимания. С одной рукой это почти не давалось. Все кости трещали, а волокна разрывались от притока крови. Арон должен был терять силы, но с каждым разом он всё больше их ощущал. Но хватит ли этого, чтобы освободиться? Достаточно ли мощи, чтобы снова стать тем, кем он должен быть. Блюстителем. Порядком. Защитником. В глазах юноши загорелось пламя. Это огонь жизни в потухшей реальности. Юноша поднялся с гладкого паркета и уставился на внешнюю стену психиатрии. Он разрывался между сознанием и действительностью, чтобы превратить её в пыль. Ментально пытался уничтожить преграду, которая удерживает его свободу. В голове начала возникать тонкая резь. Арон остановился. Ему не хотелось испытать ещё раз это болезненное ощущение. Дрожащая ладонь прижалась к вспотевшему лбу. Неровными шагами он дошёл до койки и обессиленно нырнул в неё.

В университетскую дверь уверенно вошёл незнакомец с покорёженным лицом. Однако металлический турникет тут же остановил энтузиазм мужчины.

– Предъявите пропуск, – лениво прозвучала фраза где-то слева.

Посетитель повернул голову и увидел охранника, увлеченного прямым эфиром американского футбола. Тот даже не поднял взгляда со своего планшета.

– У меня его нет.

– Тогда вы должны быть в списке, – отложил гаджет охранник и достал толстенный блокнот. – Как ваша фамилия?

– Меня никто не ожидает.

– В таком случае, я не могу вас пропустить.

– Мне нужен Лидман Гринт, он ведь здесь преподаёт?

– Увы, уже нет. Профессора Гринта уволили несколько месяцев назад.

– Как же так? Разве он не выдающийся экспериментальный физик?

– Возможно. Но по слухам он сошёлся во взглядах с руководством. Да и дела у него в последнее время были всё хуже и хуже. Видимо, на него возлагали больше надежды, которые он не оправдал.

– А вы не знаете, как его найти?

– Даже бы если знал, то не имею право разглашать персональную информацию. Вообще об этом человеке известно столько же сколько о черных дырах, – усмехнулся говорящий, – Лидман был настолько скрытным и странноватым, что и вправду можно было подумать о том, что он гений.

– Но вы так не считаете?

– Это же всё относительно. По сравнению с пятилетним ребенком я считаюсь гением. Однако поставить меня в один ряд с нобелевским лауреатом мой гений тут же поблекнет. К тому же, мы видим лишь часть, есть то, что скрыто от человеческого восприятия.

– И что же?

– Потенциал. Это дар видеть в людях тем, кем они могут стать. Порой даже тем, кого они сами в себе узреть не способны.

– Но узреть можно не только что-то доброе, ведь так?

Охранник впал в лёгкое недоумение. Его вопросительный взгляд говорил о том, что незнакомцу нужно истолковать свою мысль.

– Встречали ли вы людей, в которых глубоко-глубоко сидит жаждущий разрушения демон? Они ничем не отличаются от нас с вами. В какой-то момент вы можете даже подумать, что человек лучше вас.

– В каком плане?

– В моральном, разумеется. Для него долг это что-то святое. Никакой лжи, коварства, вредных привычек и других видных пороков. Но время от время проскакивает в нём что-то неуловимое… Мимолётное и очень тёмное. От чего начинаешь задумываться: "А знаю ли я его по-настоящему?".

– И что делать, когда я встречу такого человека? – поинтересовался охранник.

– Бежать, друг мой. Бежать.

– И что? Вы смогли убежать?

Незнакомец ухмыльнулся.

– Не совсем. Теперь я охотник, а он добыча. Всего доброго.

– Всего доброго, – попрощался охранник в отдаляющуюся от стойки широкую спину.

Психиатрия была огорожена металлическим забором с колючей проволокой. Каждый раз Арон бросал за неё взгляд, когда бродил по разрешённой для прогулки территории. Так близко. Свобода. Всего в каких-то паре десятке метров. Это одновременно вселяет надежду и сводит с ума. Похоже на то, как лишь чувствовать запах еды, но не иметь возможности насладиться ею. Лучше бы тогда не ощущать этот аромат. Лучше бы вообще не знать, что у тебя есть шанс на независимость.

Арон ходил и собирал мелкие камни с земли. Но так аккуратно, будто это федеральное преступление. Он слишком долго здесь находился. Каждое лишнее движение в этом месте может быть расценено как агрессия или неповиновение, которое безжалостно наказывается. К нему увязался один из больных, который пристально наблюдал за юношей в течение пятнадцати минут.

– А зачем тебе? – заикался пациент, петляя за Ароном. – А зачем тебе?

Юноша не хотел отвечать на этот вопрос. Да и можно ли что-то объяснить душевно больному?

Мужчина тоже стал аккуратно накланяться и подбирать гальку в карман.

– Не делай этого, – пригрозил Арон.