Сент-Ив

Маленький человечек подал мне серебряную монету в два пенни и ушел.

Мне следовало бы отделать эту монету и повесить ее на стену, потому что, насколько я знаю, отдав ее мне, доктор в первый и последний раз в жизни подал кому бы то ни было милостыню. Вместо этого я, понимая его заблуждение, засмеялся горьким смехом, потом с отвращением бросил монету далеко от себя. Темнело, за покрытой садами долиной виднелась Принцева улица, вдоль нее бегали фонарщики с приставными лестницами и лампочками; я стоял у амбразуры стены и мрачно наблюдал за ними. Вдруг кто-то дотронулся до моей руки. Я повернул голову и увидел Чевеникса. Майор был в вечернем костюме, в галстуке, сложенном поистине превосходно. Нельзя отрицать, этот человек умел одеваться.

– А, – сказал он, – я так и думал, что это вы, Шамдивер. Итак, он умер?

Я кивнул головой.

– Ну, ничего, – проговорил Чевеникс. – Мужайтесь! Конечно, это горестно, ужасно и так далее. Но, знаете, его смерть далеко не дурной исход для вас и для меня. Он умер; вы навестили его, простились с ним. После этого я вполне спокоен.

Таким образом, я во всех отношениях был обязан Гогеле жизнью.

– Я не хотел бы говорить об этом, – заметил я.

– Хорошо, – проговорил он. – Только позвольте мне прибавить одно слово, и вопрос будет исчерпан навсегда. Из-за чего вы дрались?

– Из-за чего обыкновенно дерутся люди.

– Женщина?

Я пожал плечами.

– Черт возьми, я не считал его способным на любовь, – проговорил Чевеникс.

При этом замечании все мое недовольство выразилось в словах:

– Он! – крикнул я. – Да он никогда не смел заговорить с ней, он только раз видел ее и потом за глаза осыпал низкими оскорблениями! Если бы она дала ему шесть пенни, он почувствовал бы себя на небе!

В эту минуту я заметил, что майор пристально смотрит на меня. Я внезапно замолчал.

– Ну, до свиданья, Шамдивер, – сказал Чевеникс. – Приходите ко мне завтра к завтраку, мы поговорим о чем-нибудь другом.

Сознаюсь, этот человек поступал не худо; даже теперь, когда я через такой большой промежуток времени пишу эти строки, я вижу, что он вел себя прямо хорошо.

Глава IV

Сент-Ив получает связку банковских билетов

Прошло очень немного времени; однажды я, к своему удивлению, заметил, что какой-то статский, незнакомый мне господин с большим вниманием присматривается ко мне. Это был человек средних лет, с темно-красным лицом, круглыми черными глазами, уморительными клочковатыми бровями и выдающимся лбом, одетый в платье квакерского покроя. Он был очень некрасив, а между тем в выражении его лица мелькал тот неуловимый оттенок, который служит характерной чертой людей обеспеченных. Некоторое время он, стоя на известном расстоянии, так неподвижно наблюдал за мной, что даже не спугнул воробья, сидевшего между мной и им в отверстии стены, на задней части пушки. Когда наши глаза встретились, незнакомец подошел ко мне и заговорил со мной по-французски; владел он языком довольно бойко, но страшно коверкал произношение.

– Я имею удовольствие говорить с виконтом Анном де Керуэль де Сент-Ивом? – спросил он.

– Я не ношу этого имени, но имею на него право, – ответил я. – Теперь меня зовут просто Шамдивер, по фамилии моей матери; это имя больше идет солдату.

– Мне кажется, – сказал он, – вы не приняли точной фамилии вашей матушки. Насколько я помню, перед ее именем также стояла частица «де». Ведь ее звали Флоримонда де Шамдивер.

– Опять-таки совершенно верно, – проговорил я. – С удовольствием смотрю на человека, которому так хорошо знакомы все подробности моего происхождения. Смею спросить, вы сами «благо урожденны?»

Я произнес последние слова с очень надменным видом, отчасти для того, чтобы скрыть любопытство, которое возбуждал во мне этот странный посетитель, отчасти же потому, что они показались мне крайне комичными в устах пленника-рядового, одетого в тюремное платье.

Очевидно, комизм моего вопроса поразил и незнакомца, потому что он засмеялся.

– Нет, сэр, – ответил он, говоря теперь по-английски, – я не благо урожден, как вы выразились; мне придется удовольствоваться тем, что я хорошо умру; на это я так же способен, как все самые лучшие из вас. Меня зовут мистер Ромэн, Даниэль Ромэн; я адвокат из Лондона и, что, может быть, вам будет интересно узнать, я явился сюда по желанию графа, вашего внучатого дяди.

– Как? – крикнул я. – Неужели Керуэль де Сент-Ив помнит о моем существовании? Неужели он снисходит до того, что считает солдата Наполеона своим родственником?

– Вы хорошо говорите по-английски, – заметил мой собеседник.

– У меня было много случаев научиться этому языку; меня нянчила англичанка, отец постоянно говорил со мной по-английски, а кончил я мое образование под руководством вашего соотечественника, мистера Викари.

Лицо адвоката оживилось; он, казалось, был сильно заинтересован и быстро спросил:

– Как, вы знали бедного Викари?

– Не один год, – ответил я, – и вместе с ним скрывался много месяцев.

– А я был у него клерком и наследовал его фирму, – проговорил Ромэн. – Прекрасный человек! По делам графа Керуэля отправился он в ту проклятую страну, из которой ему не суждено было вернуться. Вам известно, как он окончил жизнь?

– Да, к несчастью! – сказал я. – Он погиб от рук разбойников, которых мы называем chauffeurs[6 - Буквально – нагреватели. Разбойники, пытавшие жертвы огнем.]. Словом, его пытали, и он от этого умер. Посмотрите, – прибавил я и, скинув башмак, показал ногу мистеру Роману (у меня не было чулок). – Взгляните, что они собирались сделать со мной, в то время еще совсем ребенком.

Ромэн взглянул на шрам от старинного ожога с некоторым ужасом. – Звери! – прошептал он про себя.

– Англичанин имеет полное право выражаться таким образом, – вежливо заметил я.

Я всегда пускал в ход подобные замечания, вращаясь среди этого доверчивого народа. Девяносто процентов наших посетителей приняли бы мои слова за чистую монету и нашли бы их вполне естественными; в их глазах мое замечание послужило бы доказательством того, что я способен правильно судить о вещах, но мистер Ромэн, по-видимому, был гораздо проницательнее.

– Вы не совсем глупы, как я вижу, – произнес адвокат.

– Нет, не совсем, – подтвердил я.

– А между тем следует остерегаться иронии; это опасное оружие, – продолжал он. – Помнится, ваш дядя слишком часто прибегал к помощи этой формы речи и так к ней привык, что теперь истинный смысл его речи остается загадкой.

– Вы заставляете меня задать вам несколько вопросов, которые, вероятно, покажутся вам вполне естественными, а именно: что доставляет мне удовольствие видеть вас? Почему вы узнали меня и как вам стало известно, что я здесь?

Адвокат осторожно раздвинул фалды своего сюртука и сел рядом со мной на краешек каменной плиты.

– Это довольно странная история, – сказал он, – и я попрошу у вас позволения прежде всего ответить на ваш второй вопрос. Яузнал вас потому, что вы несколько похожи на вашего двоюродного брата, виконта Алена.

– Надеюсь, я красивее, нежели он?

– Спешу вас уверить, – был ответ, – что вы не ошибаетесь. На мой взгляд, у Алена де Сент-Ива не особенно приятная наружность. Однако когда я, зная, что вы находитесь здесь, искал вас взглядом – ваше сходство с виконтом Аленом помогло мне в моих поисках. Что касается того, каким путем узнал я, где вы находитесь, я скажу, что мне в этом отношении помогла довольно странная случайность, и опять-таки дело не обошлось без виконта Алена. Нужно заметить, что ваш кузен следил за вами и сообщал графу все, что вы делали и чем занимались… С какой целью – предоставляю судить вам самим. Когда он впервые принес известие о вашей… о том, что вы служите Бонапарту, мне показалось, что старый граф умрет от гнева и раздражения. Но мало-помалу обстоятельства несколько изменились; собственно говоря, я должен был бы выразиться: сильно изменились. Мы узнали, что вы дрались против англичан, за храбрость были произведены в офицеры, а затем снова стали рядовым. Как я уже сказал, граф де Керуэль привык к мысли, что вы, его родственник, служите Бонапарту. В то же время он начал страшно удивляться, что другой его родственник так хорошо знает все, что делается во Франции. В вашем дяде невольно зародилось очень неприятное подозрение, уж не шпион ли виконт Ален? Словом, стараясь погубить вас, ваш двоюродный брат навлек на себя тяжкие обвинения.

Мой собеседник замолчал, понюхал табак и взглянул на меня самым доброжелательным взглядом.

– Господи Ты, Боже, – проговорил я. – Да, это действительно прелюбопытная история.

– Погодите! Дайте досказать до конца! – проговорил Ромэн. – Вскоре последовали два события. Первым из них была встреча графа Керуэля с monsieur де Мосеаном.

– Я знаю этого господина и поплатился за знакомство с ним, – проговорил я. – Он был виновником того, что меня разжаловали в солдаты.