Лети, не бойся

– Это самый большой вызов за последние десятки лет, – согласился Гобоян.

– Но нас всего трое! – воскликнул бородач, – как мы это сделаем?

– Другого выхода нет. Это наш путь, – ответил старик. – Мы оказались у врат, нам и держать гостей.

Собеседники задумчиво опустили головы. Воцарилась гнетущая тишина, в которой было слышно потрескивание огня от толстых свечей.

– Я прошу прощения, что вторгаюсь в разговор, – вмешался Миша, – если речь идёт о деле, где пригодятся лишние руки, то они в вашем распоряжении. Я хотел сказать, вас не трое, а четверо!

Мужчины изумлённо обернулись к нему, и через мгновение бородатый громко расхохотался. За ним не удержались и Крос с Гобояном.

– Что? Что не так? – Миша развёл руками.

– Он всегда такой? – вытирая выступившие на глаза от смеха слезы, спросил бородач.

– Миша меняется и очень быстро, – ответил старик, а затем повернулся к Михаилу: – Твои слова достойны настоящего мужа, твёрдого сердцем. Мы искренне благодарим тебя за проявленное участие, и прошу простить нам слабость, вырвавшуюся со смехом наружу. Дело вовсе не в тебе. Причиной всему волнение и тревога, что гложут нас уже много дней. Присядь рядом и послушай.

Миша налил себе брусничного кваса из кувшина, что стоял на столе и сел рядом со стариком. Он отогнал назойливую муху, безрассудно крутившуюся у него перед носом, и нечаянным ударом сбил её прямо себе в кружку. Опрокинутое навзничь насекомое закружилось по поверхности кваса, как заведённый экипаж на круговом треке. Крылья мухи оказались скованы приторными водами напитка, и её борьба с каждой секундой становилась всё слабее. Миша с любопытством наблюдал за попытками насекомого вырваться из лап смерти. За борьбой, в сущности, не имеющей перспектив для победы. И всё же муха продолжала биться…

– Прежде всего, я хочу познакомить тебя с нашим другом Арисом. Он суров с виду, но имеет доброе сердце и светлые намерения, – старик толкнул Мишу рукой, возвращая его внимание к себе, и кивнул на бородатого мужчину. – Арис владеет многими нужными знаниями и навыками. Такими, что и десятерым не под силу. Завоюешь его расположение к себе – обретешь преданного и верного друга… Итак, Крос, наверное, уже говорил тебе о Вырии. Стране забвения, что лежит за лесом под именем Средень и Забыть-рекой, протекающей за ним. Раньше мало кто отваживался даже называть эту страну по имени. Настолько велик у живых страх перед ней. Ведь Вырия – это страна мёртвых. Никто, попав туда, не может выйти назад невредимым. И никто вышедший оттуда не приходит в мир живых с добром. Там живёт лишь зло. Вот почему Забыть-река испокон веков охраняет раздел между нашими мирами, у которых нет ничего общего… До недавнего времени нечистые шалили в наших землях. Это происходило по тем законам, что были известны предкам ещё за тысячи лет до нас. Можно считать эти законы законами сотворения самого мира. Допустимость вмешательства мёртвых к живым жестока, но таковы правила соседства миров. Лёгкое трение, что позволило в своё время людям узнать обитателей Вырии ближе и выработать защитные меры. Ты, полагаю, тоже слышал что-нибудь об этом. Чеснок от упырей, переодевание от леших и прочая расхожая информация. От общения между мирами есть польза. Мы многому научились у смерти. Это нельзя не признать. Хоть порой и значительной ценой для себя. Люди любят риск, их сложно уберечь от неосторожных шагов, когда кажется, что вот-вот и они смогут обрести некий особый дар от смерти. Увы и ах. Законы соприкосновений миров были санкционированы самими живыми. Их любопытство выстелило дорогу к смерти. В прямом и переносном смысле… Однако всерьёз никто с мертвецами дела не имел. Только ворожеи вроде нас. Но мы никогда не были излишне болтливы…

– Это я заметил, – пробубнил под нос Миша.

– … с некоторых пор порядок нашего соседства изменился. Случайное баловство сменилось неприкрытой враждой. Закон оказался грубо нарушен. Всё чаще стали отмечаться случаи, когда на людей принялись нападать мертвецы, вышедшие из пустоши Вырии. Не волколаки и упыри, не лешии и водяные, а настоящие незалежные выродки с того света. Бесчувственные, озлобленные, навеки проклятые твари, движимые только одной целью убивать и ничего более. И они находят оправдание своему насилию. Заявляют, что имеют права на тепло мира живых. Закон нарушается по праву. Такова версия Вырии.

– Чушь! – буркнул Арис.

– Вне всяких сомнений. Итак, первым был растерзан в месяц палет – зимой по-нашему – маленький мальчик, вошедший в лес за ягодами. Можно было бы подумать всякое, но мальчик был убит среди бела дня, а, как правило, нечистые неистовствуют только по ночам. Я сам осмотрел его выпотрошенное тело и нашёл повсюду следы ходячей мертвечины. Их мерзкую слизь. Впрочем, один случай в то время мы не сочли тенденцией. И тревога тогда ещё не завладела нами. Однако чуть позже был найден ещё один труп. Истерзанное тело девчонки, что также днём играла с младшим братом в прятки, после чего тот нашёл сестру со свернутой шеей и сошёл, бедняга, с ума. Этот случай был уже недели за три до сегодняшнего дня. И потом как прорвало… Убийства стали случаться каждый день. Люди позабыли дорогу к Среденю, ведь любой, кто окажется с ним рядом, рискует жизнью. Тебе крупно повезло, Миша, что ты выбрался наружу в ночь своего побега. Признаюсь, мне потребовалось немало труда вывести такого неверующего малого как ты оттуда. Пришлось призвать на помощь птицу-оборотня. Ты видел его как дятла. И далось мне это, поверь, не просто. И, насколько я помню, ты успел вкусить свою толику страха, который пронизал лес насквозь. А ведь ты даже не знал, кто таится среди деревьев. Зато это знаем мы. И, поверь, нам страшно. Очень… Однако, я отвлёкся. Положение дел такого, что пока мы обсуждаем творящееся лишь в Средене. А ведь очагов опасности на границе Забыть-реки куда больше. Мы можем лишь догадываться о масштабах набирающей силу беды. Лишиться промысла в лесу – ерунда. Это люди могут перенести. Помимо Среденя в наших местах немало лесов. Но главное, что теперь мы знаем – сама граница между мирами разрушена! А это уже верный признак опасности, грозящей всему мироустройству. Чем ближе Купала, тем мёртвых в лесу становится всё больше. Он дышит сиплыми глотками нежити, наводнившей его. И мы слышим это дыхание тоже. Всё громче и громче.

– Всё громче и громче, – повторил Крос, потупив взор.

– Фантастика! – воскликнул Миша.

– Увы, нет. Уже реальность. Убедиться в этом ты можешь, если отправишься на прогулку в лес. Не желаешь?

Миша энергично замотал головой.

– Что ж, как бы то ни было, я думаю, что убедиться в моих словах ты сможешь и на нашей стороне. В ночь Купалы мёртвые придут сами. Таково их право.

– Право, ради реализации которого они и пришли в Средень! Их десятки тысяч. Я видел всё это своими собственными глазами, – подтвердил Арис. – Если эта армия побежит беспрепятственно в мир, целым поселениям настанет конец. Этой деревне, как ближайшей к лесу, уж точно.

– И что же делать? – Миша заглянул в глаза каждому из собеседников за столом, – что делать? Здесь же наши дома!

– Для поиска ответа на твой вопрос мы и собрались здесь, – ответил Крос.

– Решение есть, – кивнул Гобоян, – самое простое и самое верное из всех. Мы примем бой! Если хочешь помочь, мне кажется, я найду для тебя задание, – хлопнул он Мишу по плечу, а затем поднялся на ноги. – Завтра праздник Купалы. В эту ночь мы не сомкнём глаз. Разбредайтесь по дому и ложитесь отдыхать. Нам понадобятся силы. Много сил.

***

На искусно выдолбленном из бордового гранита троне сидел Руперт – царь страны Раскопии и повелитель её славного народа – рахий. Своей широкой ступнёй он обнимал круглый камень красивого малахита и катал его по каменному полу будто мяч. Он перекатывал его с мягким стуком переваливающихся неровностей, словно пытался сгладить их и превратить камень в безупречную сферу. Затем остановил движение и резким ударом скинул малахит вниз, где тот запрыгал по ступеням и ударился о стену, у которой сидели главные лица Раскопии, составлявшие её государственный совет. Жрец, главнокомандующий, казначей, ведун-астролог и глава секретной охраны. Члены самой охраны и другие подданные рангом ниже не имели права быть в тронном зале царя. Только самые близкие.

Казначей поднял отскочивший к нему камень и положил его рядом на каменную скамью: – То, что касается людей, не должно волновать нас, – вымолвил он на древнем языке рахий, звучащим словно кромсание тесаком стеблей хрустящей травы. Столько в нём было согласных звуков и почти не было гласных.

– Не должно, говоришь? А за счёт чего ты собираешься пополнять казну? И кто кроме обнищавшего человечества даст тебе клубни картошки и репы? Кто вырастит столь привычную для нас пищу? Может лироги вдруг расщедрятся? Или ты вдруг научился это делать сам на наших камнях? – изумился жрец, – Хочешь, чтоб мы с голоду подохли все?

– Ты жрец, ты и думай, как нам выкручиваться! Давно бы нашёл способ вернуть мир с лирогами, что живут по другую сторону гор, – не унимался казначей. – Там наши предки растили пищу. Там и наша земля по праву! Любой мир лучше войны. Прояви хитрость в переговорах, умилостиви хранителей и, глядишь, земля людей нам больше не станет нужна. Каждый должен делать свою работу и предлагать план спасения, а не отправлять свой народ на самоубийство! Ты, что не знаешь, что встать против мёртвых, это не путь рахий? Разве тебе неизвестно, кто послал их к людям? Дни тех сочтены, это же очевидно! Воеводы Порога и Экурода заросли жиром от безделья. Людям конец! Другое дело мы. На нашей стороне сама природа! Пусть враг ещё попробует вскарабкаться в горы! Мы тварей сюда не пустим. Запрёмся и всего делов!

– Среди людей появился летун, – вмешался военноначальник, и воцарилась тишина. – Один из наших торговцев видел его в Пороге на днях. Говорит, спутать невозможно. Если это так, то надежда есть. Народ рахий никогда не боялся войны. Мы не искали её, но если у границ нашей земли, у тех, кого мы считали своими друзьями, появились враги, мы не сможем оставаться в стороне! Я хочу, чтобы мои дети росли в свободной стране, а не оказались заперты на всю жизнь в бесплодных камнях!

– И с кем ты собрался тягаться со своими топорами, а? – не унимался казначей. – Идти войной против мёртвых, которых даже огонь людей не берёт? Или криками своими запугать их думаешь?

– Да пошёл ты!

– Сам пошёл!

– Хватит! Молчать! – прикрикнул на разошедшихся подчинённых Руперт. – Я довольно послушал ваших распрей, чтобы принять решение. Твои трусливые речи, Зарух, – обратился царь к казначею, – я могу объяснить только тем, что ты рос без отца, и тебе некому было рассказать, что доблесть мужчины не только, и не сколько в том, чтобы сохранить свою шкуру целой, а в том, чтобы рискнуть ей, если это может спасти жизни других. Воевода прав, рахии не прячутся по кустам, когда миру грозит беда, но и лезть на рожон мы не станем. Отправьте разведчика к людям присмотреться к избранному летуну. Пусть проявит себя, чтобы знать наверняка. И если то, что сказал воевода окажется правдой, он сам придёт к нам. А если нет… Мы примем бой, поскольку всё одно, мир будет обречён.

Глава 3. Солнцестояние.

Уже с раннего утра дня Купалы в деревне стояла кутерьма. Девушки соревновались в плетении венков из огромного количества съедобных корней, трав и цветов, что были собраны на заре. Каждая хотела, чтобы её венок стал особенным, обладал силой, вплетённого в него символа и колдовского знака. Они знали секреты, которые хранились именно в их семьях и вживляли символы в свои венки с надеждой на удачу. В доме, что находился ближним к избе Гобояна, молодая русоволосая девушка Варя заканчивала приготовление своего первого после совершеннолетия венка и думала в эти минуты только о своём парне Мокше и его веснушчатой улыбке. Она представляла ямочки на его щеках, и улыбалась, будто те были подле неё сейчас, а на её спине ощущалась тёплая мужская ладонь. От приятных мыслей она чуть смущалась и невольно отворачивала лицо от окна, подле которого сидела. Уже скоро ночь Купалы, и она увидится с возлюбленным.

Парни таскали к деревенскому пруду, у которого должен был развернуться праздник, сухую ветошь и деревья, что были срублены накануне. Там, у берега они вязали основы для костров, что испокон веков жгли в честь Купалы их предки. Вот и Мокша был тут. С разлетевшимися соломой волосами он без устали рубил в перелеске кустарник и обхватывал затем прутья в снопы. В перерывах парень разгибал спину, запрокидывал голову, искал скрытое средь спутавшихся ветвей солнце и улыбался ему. Скоро я разожгу огонь в честь тебя, Варя, – думал Мокша и счастливый продолжал трудиться.

В предстоящую ночь очищающий огонь, как символ людской радости, должен был воспылать в темноте, очистить от скверны самих людей у него собравшихся и отогнать зло, если то окажется рядом. В Купалу верили, что огонь, разгоревшийся в ночи, убьёт всякую нежить, для которой эта ночь является их временем. Ведь огонь Купалы – огонь самого солнца, испепеляющий мертвецов. Тот выманит зло к себе, а потом сожжёт дотла! В честь древней клятвы сотворения самого мира.

Каждый из людей, и особенно дети, мечтали получить в Купалу знание, которое они искали. Растение своей семьи они закапывали под венцами домов с западной стороны или, кто посмелее, на другом берегу водоёма, у которого собирались жечь праздничные костры. Откапывая затем его утром назад и съедая кусок, можно было открыть загаданный секрет. Так находили порой потерявшиеся вещи или узнавали имя своего будущего супруга. Те же, кто брался в Купалу за ворожбу, могли получить оберег или магический предмет большой силы. Случалось и такое, что вместо оберега являлся союзник человека в облике живого существа и, если человеку везло, союзник мог помочь с чем-нибудь, или дать совет. Бывали, правда, случаи, когда союзник жестоко убивал несчастного, разрывая в ярости на части. Но в деревне о таких не слыхали.

Нечисть Вырии тянуло в ночь Купалы к людям как мотылька к огню. Каждый знал, что в день солнцестояния открываются ворота мёртвым в мир живых. Особенно тем, кто в обычные дни ни за что не мог пересечь границу. Вылазки в Купалу приносили тварям вдвое больше выгоды, нежели в другую ночь. Оттого те их так ждали. Живые тоже извлекали себе пользу. Они даже могли войти на территорию смерти, но мало кто этим пользовался. На земле живых в эту ночь и без того открывалось немало секретов. Это был день законного обмена миров. Тот, о котором говорил старик Мише. Особый день соседства. Не всегда доброго, ведь сюда шли не только души мирных умерших пообщаться с бывшими домочадцами, или любопытствующие лешие, утопленники и прочие незалежные мертвецы, но и упыри и оборотни. Те, кто рвался в свой бывший мир, чтобы крушить его, кто жаждал лишь его тёплой крови. Чтобы уберечься от таких мужики деревни уже до полудня затыкали под крыши домов крапиву и ветки репейника. Читали отговоры и готовили деревянные орудия. Не факт, что зло может ворваться в столь страшном облике, но на Купалу возможно было всякое.

И всё же возможные выгоды от взаимопроникновения миров делали людей куда покладистее. Колдовскую пользу Купалы спешили извлечь многие. Пожалуй, в каждом жилище было приготовлено по кувшину, который ночью следовало наполнить водой из пруда, где проснутся не только утопленники, но и русалки. Такой водой потом лечились и окропляли от беды окна. Готовили и жернова с зерном, чтобы молоть муку непременно в эту ночь, дабы потом печь хлеб, начинённый её силой. Готовились люди собирать и особые травы. Жаждали узнать секреты, обрести богатство и покровителя с той стороны. Много чем был знатен Купала. Наверное, самый важный день, и для живых и мёртвых.

Проснувшиеся с рассветом старик и его гости тоже взялись за работу. Предстояло приготовить многое. Гобоян раздавал указания, и Миша послушно следовал им, украдкой поглядывая на своих новых товарищей, как те ловко управляются с обработкой неизвестных мужчине растений и готовят из них сырьё. Ближе к полудню приготовления были окончены. Готовым скарбом наполнились увесистые холщовые сумки. Товарищи наскоро перекусили, повесили сумки на плечи и двинулись в сторону крайнего навеса на западной оконечности деревни.

В расположившуюся под навесом конюшню, зашёл Арис и вскоре вернулся, ведя под уздцы трёх сильных молодых коней. Их напоили из корыта, в котором Гобоян размешал приготовленное свежее снадобье. Животные будто вспыхнули изнутри: глаза их увеличились, шерсть приподнялась над шкурой, выступила испарина. Они принялись бешено бить ногами на месте, словно хотели скинуть невидимых наездников. Дикие голоса коней разрывали перепонки и заставили Мишу спрятаться за оградой. Но, вскоре они угомонились, и тогда Арис, накинув узду на каждого коня, раздал поводья Гобояну и Кросу, а одни оставил у себя.

Прежде чем сесть на коня самому, Арис помог Мише взобраться на спину животного, что тот проделал далеко не с первого раза.

– Ты что, верхом не ездил? – удивился бородач.

– Конечно нет! С изобретением машин животных оставили в покое!

– Трудно тебе придётся, брат, – вздохнул Арис и тронул за уздечку, нагонять уехавших вперёд товарищей. От непривычки быть верхом на лошади Миша всю дорогу молил небо сохранить ему в целостности причинное место, нещадно стучащееся о спину и холку животного. Арис оказался прав – легко не было.

Вскоре процессия покинувших деревню мужчин миновала первую сосновую рощу, за ней березовую, обогнула стороной ряд прудов с заросшими высоченным камышом берегами. Проскакала под утёсом крутого холма и выскочила на заброшенную дорогу к огромному полю. Взлетая с холма на холм, компания всадников выехала на поле и стала приближаться к тому самому пресловутому лесу, где Миша, заблудившись, чуть не расстался с жизнью. Теперь коварный лес обрёл имя – Средень.

Чем ближе становилась стена леса, раскинувшегося на границе Одинты, тем сильнее чувствовался его запах, что доносил ветер с западной стороны. Это был отвратительный запах гнили, словно идущий от открытого гигантского скотомогильника. Затем ветер усилился. Он неожиданно стал набирать обороты, ударяя порывами по людям и едва не опрокидывая их, покуда яростный натиск не превратился в беспрерывный шквал, сквозь который кони еле тащились вперёд. Уже не так стало важно, какие запахи нёс набравший силу ураган. Всадники закрыли глаза, вжались в своих коней и лишь скрипели зубами от натуги.

Высокая трава поля превратилась в стелящийся в нескольких сантиметрах над землей живой ковёр, который трепыхался под разбушевавшейся стихией. Ветви деревьев вытянулись по ветру, будто ищущие помощи руки, обнимающие собственные стволы как тела, защищая их от внешней угрозы. А неистовый ветер рвал и терзал их, отнимая лист за листом, и ломая ветви, словно человеческие кости.