Книга Иоши

Только троица придурков не соблюдала договоренности. Сафрон, Демон и Гром из-под стола уже наливали другим, кому-то даже без их ведома. Возле них, уже охмелевшие, сидели Шмелева и Ефремова, которые даже не подозревали о подмешиваемом алкоголе, либо делали вид, что ничего не замечают.

– Суки! – у меня под ухом воскликнул Мансур. Он смотрел на одноклассников. – Бесит их безнаказанность.

– А, по-моему, мы завидуем, что мы не на их месте. Они крутые парни, а мы на их фоне лузеры.

– Если то, что они делают, круто, то я не хочу быть крутым.

В зале переключилась музыка с застольных песен, что выбрали родители, на спокойную мелодию, призывающую на медленный танец. Это был нездоровый ритуал школьных дискотек, и выпускной не стал исключением. Для всех это была потребность исполнить свои потаенные желания: девочки хотели сблизиться с любимым человеком, мальчики же распустить руки по молодому телу. Все играли в эту игру, все были в выигрыше, но там, где есть победители, есть и проигравшие. Были лузеры вроде нас с Мансуром, которые никому не были интересны. Все девчонки отказывали нам в танце, и мы, понурив головы, стояли в сторонке. Мне было все равно на женское тело, хотелось внимания, обычной человеческой близости, почувствовать доверие, что я не настолько безразличная для окружения личность. Порой мне не хватало просто кого обнять.

После череды разочарований на дискотеках я и не планировал пытаться на выпускном кого-либо пригласить на танец, но после разговора с матерью Мансура навострился попробовать в последний раз, все равно ничего не терял. Я направился прямиком к столу со злобной троицей, что спаивали двух одноклассниц.

– Алена, Катя, – обратился я, – не хотите потанцевать?

Я протянул в их сторону руку, приглашая на танец. Гром скривился в лице, после чего громко засмеялся, и его товарищи повторили за ним.

– Ты не видишь, что нам не до танцев? – сказал Гром.

– Саш, не взбухай, – заговорила Аленка Ефремова, прижавшись к нему, – все в порядке. Сегодня наш день, как и его. Так что я схожу сейчас потанцую и вернусь.

Громов надул было щеки, но, чуть подумав, выдохнул, махнув в мою сторону рукой. Ефремова выскочила из-за стола и, взяв меня под руку, повела к танцующим парам в центре зала. Я не ожидал такого исхода, отчего, как в тумане, плелся за Аленой. Я даже не представлял, что делать дальше, но одноклассница помогла. Она положила руки себе на талию, а сама обхватила меня вокруг шеи.

– Успокойся ты уже, – сказала Алена. – Будь поуверенней, иначе нихрена не добьешься в жизни. Бери пример с нас. Мы разве испытывали затруднения, когда приходили к тебе за помощью? – Я отрицательно помахал головой, боялся произнести хоть слово, нарушив тем самым такой прекрасный момент. – Вот! Мы сами выбираем наш путь, следуя своим требованиям. Если тебе понравится какая-нибудь девчонка, как ты собираешься ее добиться? И так же с работой и друзьями. Только от твоих действий будет зависеть, как сложится твой мир вокруг. – Музыка закончилась, и диджей переключил на прежнюю пластинку. – Так что, Рюшечка, будь молодцом. Прекращай быть такой размазней.

Она поцеловала меня в щеку и направилась обратно за стол к своим. Я хотел на прощанье обнять ее, но не успел, лишь бросил ей в след неловкое свое «Спасибо», на что она лишь махнула рукой. Когда я вернулся к Мансуру, он косо посмотрел на меня, ведь он из своего стола так и не вышел.

Все происходило как мы и запланировали: старшие сами дислоцировались в соседний зал, чтобы не мешать нам, да и самим как следует отметить, когда им еще получится в таком уникальном составе собраться. Мы же все распылились по выделенному нами помещению и двору ресторана по своим небольшим компаниям, которыми держались в классе. Мы с Мансуром выбрались на улицу с бутылкой шампанского поразмышлять о последнем деньке нашего класса. Это была наша компашка, хотелось к ней присоединить Владика, но он метался из одной кучки к другой, не находя себе места. С нами он тоже не смог долго просидеть, перекинулся парой фраз, которые он, судя по всему, говорил всем, к кому подходил.

Мы бы продолжили так отдыхать, но мое внимание привлекли две девушки, направляющиеся в наш ресторан, тоже в вечерних платьях, согласно дресс-коду, но не являющиеся частью той тусовки, что собралась. Можно было предположить, что это другие выпускники, но девчонок я знал отлично и был уверен, что им здесь не место.

– Марина, что ты тут забыла? – возмутился по «отцовски» я, когда сестра Кулака приблизилась к нам. – Вам рановато на такие встречи. Через два годика у самой будет выпускной, тогда и повеселишься, как мы.

– Иоша, не нуди. Ведешь себя хуже моих стариков. Видите во мне лишь маленькую девочку. Говнюки.

– Знаешь ли, они плохому не научат.

Марина показала мне средний палец и вместе с подружками прошла внутрь ресторана. Не знаю, почему завелся, возможно, я был прав по поводу зависти, так как себе подобного поведения раньше не мог позволить.

– Плюнь ты, – сказал Мансур, – это их дело, что вытворять. Меня отец до сих пор за сигареты дрючит.

– Постоянно смотрю на нее как на младшую сестру, ведь она навсегда для нас с Кулаком останется маленькой девочкой.

– Ну и зря, она, возможно, давно уже взрослее вас, а вы никак не можете принять победу в своей молокососности.

Я лишь повторил движение Марины в сторону Мансура, так как прекрасно знал, что он прав, хоть и повторял он сказанные мною слова. Сожалений о том, чего я еще не совершил, а что и не суждено мне выполнить, будь то поцелуй с красивой девушкой, легкое расставание с деньгами или поступки, после которых бы ни о чем не сожалел. Часто мечталось, что я на чьем-то месте, и необязательно быть рок-звездой или популярным шоуменом, порой хотелось просто стать таким же, как мои одноклассники, у которых жизнь счастливей моей за счет возможностей их родителей или уверенности в себе. Да, подвешенный язык – моя еще большая мечта, у тех, кто свободней обо всем говорит, ощущается более определенная жизненная позиция, они могут высказывать свои позиции, тогда как сам я не уверен ни в чем.

На улице холодало, все помаленьку возвращались в ресторан, оставались только любовные голубки, которым, признаюсь, тоже завидовал. В помещении глазами искал Марину. Я почему-то волновался за эту малявку, хотя бесила мысль, что переживаю за не настолько важного для себя человека. Сестры Кулака нигде не было, больше настораживало, что нигде не видно нашу дьявольскую тройку со Шмелевой и Ефремовой. Мы уместились с Мансуром за накрытым столом. Он продолжал рассуждать и обсуждать одноклассников, при этом набивая свой рот закуской, а я продолжал искать Марину.

– Я пройдусь, – бросил в сторону Мансура посередине его речи, на что он явно обиделся.

Я прошел весь ресторан, даже зашел в зал, где праздновали родители, там происходила их личная вакханалия в духе того, что видел на свадьбах: нелепые конкурсы, которые выполняют нелепые взрослые, и все это заправлено крепким градусом алкоголя. Поиски мне ничего не дали, Марины нигде не было. Под предлогом, что ищу свою мать, я прошел на кухню ресторана. Персонал тоже праздновал на остатках с нашего стола, поэтому им было все равно на мои поиски. По техническому коридору вышел через черный ход на улицу к мусорным бакам. На углу ресторана имелась небольшая пристройка из металлических листов, из окна вырывался дымок, как от сигарет. Приблизившись, я услышал смеющиеся голоса своих одноклассников, а когда заглянул внутрь, то увидел зловещую троицу, Владика, Шмелеву с Ефремовой и Марину со своей подругой. Молодежь по-светски отдыхала на выставленных старых диванах вокруг кальяна. Меня смущал только запах дыма, который я не мог уже ни с чем спутать после вечеринки у Славика.

– Вы охренели?! За стенкой наши предки.

– Ватан, успокойся, всем плевать, – заговорил Гром. – У них свой праздник, а у нас свой. Так не мешай нам кайфовать. Можешь даже присоединиться. Я не возражаю.

– Благодарю, но я пришел за своими девчонками. Марин? – Я протянул руку в ее сторону. – Пойдем поговорим.

– Иоша, мне сейчас очень хорошо, ни одной ноги поднять не могу, так что мне не до тебя, хочешь – говори здесь.

– Иоша? – подхватил Гром. – Что за идиотское прозвище? – Он, как и его подпевалы, покатились со смеху.

– Да, его так весь Нижний зовет, – ответила Марина. – Он Игорь Олегович Ватин, Святой Иов. – Снова раздался смех гиен.

– Марин, твой брат не одобрит, что ты тут, да еще эту херотню куришь.

– Так, Рюшечка. – Гром приблизился ко мне и положил руку на плечо, чтобы я уже опустил руку. – Тебя никто здесь ни к чему не принуждает, так что имей приличие и свали нахер отсюда. Кайфалом.

– Марин. – Я снова протянул руку в ее сторону.

– Ты, видимо, нормально не понимаешь? – сказал и развернул меня Гром. – Вали отсюда. – Вытолкнул меня из пристройки. – Знаешь, ты нахер никому здесь не нужен. Думаешь, мы уважали тебя? Да ты никто, просто раб, выполняющий за нас грязную работу, пока мы живем в свое удовольствие. Твоя доброта нихера не стоит.

Смех прекратился. Все стыдливо отводили свои глаза в сторону, особенно Владик, который пытался стать невидимым в этой пристройке. Единственный, кто так же с ехидкой за всем наблюдал, был Демон. Я отступил от Грома на несколько шагов, но не прекращал смотреть на него, пока не послал его к черту. Было тошно от моих одноклассников, поэтому не глядя проскочил оба зала ресторана и даже не оглянулся на окрик Мансура в мою сторону. Никого не хотелось видеть, а ноги сами вели к воде, но забыл, что нахожусь в Верхнем Родищенске, из-за чего остановился на возвышенности над Роданью. Было пофиг, тем более вид Нижнего на такой высоте только вдохновлял на дальнейший побег из дыры, какой стал для меня Родищенск.

Задели ли меня слова Грома? Да! Все это время я врал самому себе, что помогал им ради своей же выгоды, но все было нацелено на их одобрение, на одобрение тех, в чьи ряды я хотел попасть. Я видел, как надрывается моя мать на работе за низкую зарплату, видел семьи всех своих друзей из Нижнего, видел ожидаемую меня перспективу будущего. Я не желал себе такой жизни, а чтобы вырваться из замкнутого круга бедности, потребуются связи. Именно это я видел в своих одноклассниках. Связи с Мансуром и Владиком были незначительны, у одного нелюбимая обществом семья, а у другого – отец-мечтатель, который ничего не видит за пределами своего завода. В итоге я оказался жалким ничтожеством, обычной куклой кукловода, а хотелось оказаться на месте любого из зловещей троицы, иметь внимание, как у них, ссорить деньгами, как они, а главное – быть уверенным в своем будущем.

Внизу под склоном горы раздались веселые женские крики, так как в парке ночью был я один, то больше никто не обращал на это внимания. Меня это не сильно интересовало, но, чтобы отвлечься от дурных мыслей, я стал искать источник веселья. Среди ракита не получалось разглядеть, кто это был, но по голосам девушка и парень. Звонкий голосок девчонки кого-то мне напоминал, но разобрать не получалось. Послышались всплески воды, по реке поползли круги волн, парочка полезла купаться. Только по визгу я узнал Аленку Ефремову, несложно было догадаться, что парень из зловещей троицы. От мысли о них в горло снова ударил рвотный позыв, слушать, как беззаботно проходит их взросление, я не мог. В голову закрадывалась мысль, как хорошо бы оказаться на их месте, отчего захотелось поскорей сбежать из парка, подальше от своих одноклассников. Веселье нарушили возмущенные возгласы Аленки, а по спорящим с ней грузным тоном я различил Демона. В голове складывалась тошнотворная картинка: огромный боров Демон и хрупкая Ефремова – от такого лживого союза вертело на сторону. Парочка о чем-то рьяно спорила, но из возгласов Алены «Отмахись», «Я не хочу» и «Я буду кричать» картина происходящего складывалась превосходно. С берега донеслись крики, которые Демон старательно затыкал. Слушать дальше это уже не было сил и вмешиваться в происходящее не собирался. Для себя я закрыл двери Родищенска, и все, что происходило, меня не касалось, тем более я убедился, что мои правильные поступки ничего не стоят и мое вмешательство может не одобрить и Алена.

Я быстрее удирал из Верхнего Родищенска к себе домой. Из глаз лились слезы, которые не выходило сдерживать. Чувство своей безысходности выводило из равновесия. Подсознательно я радовался, что дома меня никто не будет встречать, но так хотелось упереться в чье-нибудь плечо.

На другой стороне я спустился под мост к сваям. Хотелось курить, но, к несчастью, к выпускному не подготовился, и сигарет у меня не было. Чтобы чем-то занять руки, метал камешки в воду в попытках выполнить «лягушонка», но у меня не выходило: руки тряслись и не давали нормально запустить. С психа я взял камень побольше и швырнул вперед, брызги достались не только моему выпускному костюму, но и очкам. Стекающие с лица капли воды скрывали мои слезы. Я был жалок и беспомощен, от моих поступков ничего не зависело, вмещайся к Демону с Аленкой, то по любому словил бы оплеуху от этого гиганта и обвинения от одноклассницы, что потревожил такую романтическую обстановку. Мне требовалось совершить что-то действительно правильное: перевести бабку через дорогу или дать первому встречному ребенку мороженное. В итоге окажется, что бабке и не надо было, а ребенок простудится, и его семейство на меня обозлится. Ничего не имело смысла, и это бесило меня. Помочь Кулаку в разоблачении Бори? А вдруг это не он, что из этого выйдет хорошее? Только потеряем друга. А если он, то не факт, что у нас получится вернуть его на путь истинный. Опять потеря друга. Замкнутый круг. Единственное верное решение – сделать приятно Кулаку и поддержать его. Неважно, куда это приведет, хотя бы мы с ним останемся друзьями.

Я пытался дозвониться до Кулака. Было плевать, что уже ночь. Мне требовалось искупление, хоть какое-то. Мне требовалось почувствовать себя нужным кому-то. Андрей не отвечал. Ради надежды набрал ему сообщение о просьбе перезвонить. С другого конца все равно продолжалась тишина. Никчемен. От меня не было никакого толку. Домой я вернулся опустошенный, безжизненный. Разбей мне сердце, я бы не почувствовал. На вопросы матери с утра: «Как прошел выпускной?» я отвечал: «Нормально. Как обычно посидели с одноклассниками. Ничего такого.» Позже Кулак все-таки перезвонил мне.

– Три часа ночи. Ты зачем звонил в такое время?

– Надеялся, что ты не спишь. – Я замешкался в попытке оправдать свой звонок. – Слушай, я хочу помочь с Борей.

– Игорь, извини, но все же я сам разберусь. Все-таки из нас двоих своим другом он считает меня.

– Может, хоть…

– Прости. Мне сейчас не до тебя.

Кулак повесил трубку, как повесил нашу с ним дружбу. У меня не выходило сдерживать слезы, они сами проступали на глазах. Что делать дальше, не имел понятия. Впереди ждала новая жизнь, и, что от нее ждать, я не знал. Надо было создать нового себя, лучше, чем предыдущий, больше не прогибаться под такое наглое использование и уже брать плату за дружбу. У всего должна быть цена.

Когда переезжал в Москву, я сказал себе, что прежнего себя оставляю в Родищенске. Но это были лишь громкие мысли, которым было не суждено сбыться. После Дня города Родищенска я отправился с Мансуром и Владиком в Москву, уже в поезде прочитал последние новости города. Заголовок гласил следующее: «Очередная жертва Родищенского палача. Убит сын святого отца из Нижнего Родищенска.»

Глава 9