Рассветы Иторы

Сайана… знает?

Что я вернулся? Надеюсь, что нет.

«Надеюсь, что нет». Прежний Лиерран уже спешил бы к Устью. Смерть всех нас меняет, и зачастую не в лучшую сторону. Мы становимся холодными. Былые чувства уже не могут на нас повлиять так, как при первой жизни.

– Это всё, что тебя сейчас беспокоит, Игрок?

Нет, не всё. Но Ксанд всё никак не мог смириться со своим вновь обретённым положением, мысли метались, а в голове всё плыло. Смешно, будь у него на самом деле голова, он бы уже попробовал проломить ею что-нибудь достаточно хрупкое в теле самозваного Императора.

Я не знаю, что меня беспокоит, посланник, кроме того, что ты поднял меня. Но ты так и не ответил мне на мой вопрос, как ты нашёл мою могилу?

– Резонно. Но умение разговаривать с горным народом осталось не только у тебя, Ксанд. Ведь первым здесь должен был побывать я сам.

И то верно, но не побывал. Мёртвый Император оставил свой Проклятие в недрах Пика Тирен. И раз горцы помогли Ксанду, не бескорыстно, но помогли, значит, тайна этой пещеры была с тех пор не такой уж и тайной. Видимо, Император нашёл для них достаточно веские аргументы, чтобы те открыли ему путь к тайной пещере. Или же всё настолько плохо, что и вящих аргументов подбирать не пришлось.

Хорошо, зачем я тебе понадобился?

Император вместо ответа с комфортом уселся на молельный коврик, с деланным видом порылся в котомке, добыл оттуда какой-то сушёную ледяную грушу, осмотрел её со всех сторон, сосредоточенно обтёр о полу, надкусил, поморщился от набившей рот оскомины, всё-таки прожевал и проглотил. И лишь после обернулся лицом к Ксанду.

– Что ты последнее помнишь?

Ксанд терпеливо покачал в ответ головой. Точнее, полным отсутствием головы. Посмертие вообще способствует долготерпению.

– Тогда у меня для тебя неважные новости. Затея с Подарком не удалась.

Ксанд напряжённо зашевелился, оглядываясь. Нет, пещера была в порядке. И уж поверьте, если бы их расчёты не оправдались, здесь бы давно камня на камне…

– Не о том беспокоишься. Гнилые боги гниют, их марионетки мертвы или доживают своё. Но мы же на посиделки у Форта не ради них собирались, правда?

Что этот старик тянет?

– Ладно, говорю прямо, хотя ты и сам уже знаешь, просто не хочешь в это верить. Итора так и не вернулась.

Итора. Всевечная Мать. Итора Многоликая. Истинное, единое и неделимое божество этого мира. Всеблагое и всесущее. С момента Пришествия Матерь страдала на просторах Средины под гнётом ложных Богов, и человечеству было должно вернуться в истинную веру, что навсегда оставила бы эру Раскола в прошлом, сделав первый шаг в утерянном единении людей. Проклятие стало Подарком. Подарок стал Заветом. По всей Средине строились храмы во имя Многоликой, что грядёт.

Так гласили речи аколитов Иторы. Тех самых, что скоренько перековались из вчерашних служителей культов Ксера, Истраты, Риоли, Додта, сонма прочих божеств. Они ждали пришествия первых адептов Истинного Пути, что вернулись бы с того берега, пройдя заповедным Устьем.

Император торжественно кивнул.

– Никто так и не явился. Мне неведомо, то ли Устье окончательно выхолостили стараниями Сайаны и её Стражей, то ли все те, кто туда стремился, там теперь и остаются, на материке Средины больше нет Ускользающих. Точнее, старых духов стихий ещё ловят сёстры-охотницы да бывшие Игроки, что составили в итоге Конклав, но новых говорящих от имени Иторы они так и не дождались. Маара была первой и последней. Итора оставила нас.

И замолчал, позволяя осмыслить.

Теперь Бард вспомнил. Так вот, почему всё своё посмертие Ксанд чувствовал эту тоску, будто Итора отвернулась от него. Нет. Она отвернулась от всех детей Ея. Она отвернулась от Средины.

Если это правда, то всё было зря. Если это правда. Надо ли Ксанду напоминать, что истинное знание в подобных тёмных вопросах могло лежать под таким спудом, что потребуются десяти и сотни кругов, чтобы раскрыть ранее сокрытое. Но даже это не объясняет, зачем Императору понадобился Ксанд.

Это печальные обстоятельства, и видит Итора, я последний из живших, кто бы такой вести обрадовался, но ты вернул меня за этим?

И снова тот ухмыльнулся.

– Ты зришь в корень, досужие размышления не повод поднимать мёртвых из их могил. В конце концов, даже у меня есть совесть.

В последнем Ксанд очень сомневался, но вслух возражать не стал.

– Не так давно в небе Иторы случилось то, чего не случалось ранее. С небес упали два огненных болида.

Память видений посмертия ненадёжна, но что-то подобное Ксанд припоминал.

Даже мне известно, что такое уже бывало ранее. С тех пор, как в небе висит Кольцо, с него время от времени опадали астральные тела. Правда, при моей жизни этого не случалось, но вряд ли кто-то всерьёз полагал, что сие невозможно вовсе.

– Ты как всегда прав. За одним исключением. Подобные болиды никогда не достигали поверхности. Итора бережёт своих детей, как спасает она их от огненной ярости Кзарры. Двадцать тысяч локтей высоты, таков предел, измеренный моими звездочётами ещё в эпоху расцвета Империи, ни мы отсюда, ни астральные тела снаружи указанных границ не способны преодолеть этот незримый порог.

Так что же тебя смущает?

– Тот простой факт, что на этот раз огнепад достиг лика Иторы, это случилось в отрогах Северного нагорья.

Ксанд попытался осмыслить сказанное.

Итора накру?ги оставила своих детей? Они теперь беззащитны? Перед чем? Замкнутость мира Иторы на самоё себя, как и незримое присутствие Матери в жизни каждого смертного было главной данностью их вселенной. Всё это рушилось одно за другим.

Ты считаешь, что в этом есть какая-то связь? Что всё это из-за нас? Последствия Битвы Завета?

Император переглянулся с тенью Лиеррана и усмешка резко сошла с его лица, как будто никогда там и не возникала.

– Ты же знаешь, я никогда не относился серьёзно к делам людей, мы дети малые, возимся тут на отведённом нам клочке суши, хвастливо именуемом нами Срединой. Какая там «средина», мы живём на отшибе мира, где царят Древние. Подумай сам, наши смешные Боги, наши нелепые усобицы. И я нисколько не сомневаюсь, что в тот раз мы так же стали лишь частью какой-то более великой и древней игры. Которая была, тем не менее, проиграна. Итора замолчала не для нас, она замолчала для всех. И то, что упало с небес, с этим как-то связано.

Ты так думаешь? Или ты это знаешь?

Старик поднялся с циновки, ещё больше помрачнев. Прежде чем продолжить, он некоторое время явным образом колебался, жуя морщинистыми старческими губами.

– Что я могу знать, я, старый желчный отшельник, Мёртвый Император, которому не хватило ума вовремя умереть. Но когда они падали, мне показалось, что я узнал одно из них.

Ксанду что-то такое тоже показалось, но он не стал это уточнять во избежание лишних расспросов. Память посмертия была как зыбкий туман. Ещё более зыбкий, чем он сам.

Узнал? Тогда почему ты не обратился к Конклаву? Вместе вы бы разгадали эту загадку.

– Эти дети знают ещё меньше нашего. Максимум, на что они способны, это ловить последних оставшихся рабов вашего гнилого пантеона.

А что же Древние?

– Эти глупцы боятся больше нашего, они явно что-то знают, но это знание нам неведомо и потому недоступно.

Жаль, что это его призрачное существование не даёт Ксанду возможности копаться в мыслях собеседника. Было бы куда проще разбираться во всех этих мутных нагромождениях. И да, в мыслях Мёртвого Императора он бы желал покопаться. Впрочем, кое-что он умел и так.

И потому ты решил собрать Столпы?

Император и Лиерран снова переглянулись.