Близко, но далеко

– Хетаг.

– Хетаг, извини, а где тут ванная?

Из ванной Берта вышла уже в джинсовой рубашке.

– Нашла ее в корзине, – сказала она.

И еще она сказала, что не хочет спать с Луисом. Он ужасно храпит и не дает одеяло.

– Спи здесь.

– Ну, не знаю. Слушай, а что такое «немка»?

– Ну это German girl. Или German woman. Без разницы.

– Странное слово.

– Хочешь водку?

– Водка с берлинскими девушками – беспроигрышный вариант?

Мы пили водку с черешней и смотрели Somewhere Софии Копполы.

– Слушай, Берта, а ты хотела бы изменить свою жизнь? Ну как изменить – понять, что полжизни занималась фигней, и в ту же секунду измениться?

– Измениться и изменить жизнь – как бы разные вещи.

– Ладно, тогда такой вопросик. Чего бы ты хотела больше – измениться или изменить свою жизнь?

– Подожди-ка, а я разве сказала, что хочу и то, и другое? Если честно, даже не думала что-то менять в своей жизни. И уж тем более – изменяться. Я нравлюсь себе. И жизнь моя мне очень даже нравится.

– Что же тебе конкретно нравится в твоей жизни?

– О господи! Не знаю. Ливень нравится. И то, как пахнет после него, тоже нравится. И даже ты мне нравишься. Вот такой, как сейчас, – пьяный в три ночи.

– То есть ты довольна?

– Наверное, довольна. Мне не о чем грустить. У меня было фантастическое детство в том маленьком курортном городке на берегу моря. И мама с папой не мешали. Я влюблялась (это уже было немного позже). Я бросала, и меня бросали. Но даже это я не хотела бы менять. Потому как, когда тебе плохо, в этом есть что-то хорошее.

– Когда тебе плохо, в этом есть что-то хорошее? Чушь какая!

– Именно так! Что-нибудь еще?

Я дал ей подушку. Она легла на диван. Я накинул на нее темно-синий плед.

– Хочешь футболку? – мне казалось, ей было не очень комфортно в этой джинсовой рубашке. – Или спи голая – я не буду тебя лапать.

Я и не лапал. И спал нормально. Берта не занимала много места. Она была плоская. Как доска.

Песок в трусах

Кто он, этот Луис? В Берлине мы снимаем с ним квартиру. Точнее, Институт Гете, куда мы оба приехали на летние курсы немецкого, нашел для нас это странное жилище на Wilhelm Hauff Strasse в Shoeneberg. Юг Берлина. Очень далекий юг.

Почему-то они решили, что нам будет там комфортно. Или же особо и не заморачивались – выбрали двух идиотов и закинули в маленькую квартирку с двумя комнатами.

Я прилетел в Берлин в три ночи. Злой, грязный и голодный, взял такси. Возле дома меня уже ждали Луис и хозяин квартиры Марк.

Мне здесь нравится. Это совсем недалеко от знаменитого дуба Кайзера. Много старых людей, не менее старые кафешки и какая-то комфортная тишина.

Наконец, это близко от центра. Cел на Friedenau (пять минут ходьбы от дома, или «одна выкуренная сигарета», как любит говорить Марк), проехал шесть остановок. Вышел на Friedrichstrasse, перешел на другую линию и через две остановки ты уже на Alexander Platz. Каких-то двадцать семь минут.

Меня вполне устраивает размеренная жизнь этих мест. Хотя моя территория ограничивается лишь небольшим участком – где-то между Friedenau и Friedrich Wilhelm Platz. Собственно, мне больше и не требуется. Здесь – семнадцать баров, двадцать две кафешки, три торговых центра, искусственный пляж без какого-либо водоема, семь парикмахерских, одиннадцать парков, два стадиона и один танцевальный зал.

Иногда по вечерам я хожу на стадион. Там играют в футбол старики. На их фоне я – фантастический футболист. Лидер атак и душа команды. И разговариваю я с ними по-немецки. По крайней мере, мне так кажется. Они практически не знают английского. И это хорошо: старики не оставляют мне никаких вариантов.

После футбола, если не еду напиваться в город, я сижу в ресторане Chaplin, пишу домашнее задание и пью любимый лимонад Bionade. Пожалуй, лучшая в мире вещь. Вот только Луис его ненавидит.

Друзья ли мы с Луисом? Не знаю. У меня и так немало ненужных друзей. Но иногда все-таки хочется с кем-то быть. С кем-то, кто слушает и говорит. Говорит умные вещи. И слушает мои глупости.

И потом у нас один интерес. Серф. Не какой-нибудь там кайт- или виндсерфинг, а классический старомодный серф. Когда ты один на один с волной. Без разных там хитрых штучек.

А Луис был хорошим серфером. Он родился в Галифаксе и потом какое-то время торчал в Торонто, но большую часть своей жизни провел на Гавайях: его отец имел там какой-то бизнес и парочку вилл недалеко от Hilo.

Не заниматься серфом на Гавайях – это преступление. Хотя, как рассказывал Луис, в школе ему не очень-то это и нравилось. Но он достаточно быстро смекнул, что девчонкам нравятся серферы, и, будучи уже тогда повернутым на этой теме, записался в школу на Waikiki Beach.

Его отцу нравилось увлечение сына. Он с удовольствием оплачивал поездки Луиса на пляжи Индонезии, Австралии и Европы. Уже в четырнадцать Луис дебютировал на взрослых соревнованиях в Биаррице, а еще через год получил свой первый спонсорский контракт. В 1993 году журнал Surfer назвал его «маленьким гением серфа». Люди завидовали Луису. И он действительно был очень ловок. Особенно с девушками.

В 1997 году Луис задумался о будущем. По крайней мере, такой совет дал ему отец, и он подал документы на юридический факультет Университета Торонто. На первом курсе в него влюбилась преподаватель по гражданскому праву, и он совсем даже неплохо использовал данный факт, легко и беспечно окончив университет с хорошими результатами. Луис прыгал через дни, развлекался и не забывал о карьере. В двадцать семь – заместитель генерального менеджера Toronto Maple Leafs. В двадцать девять открыл спортивное агентство в Нью-Йорке. В тридцать вложил деньги в сомнительный бизнес. Рискнул и не проиграл.

Красивый, умный, по-хорошему наглый – такие не проигрывают.

«Белые волны для слабаков», – любимая фраза Луиса. Это он обо мне. Я-то родился и жил в Осетии. Каждое лето отдыхал на Черном море, но тогда даже и не знал, что такое серф. Мне было четырнадцать, когда брат купил винил Beach Boys. А потом я нашел в библиотеке «Энциклопедический словарь юного спортсмена» за 1980 год. На странице 346 серфингу было выделено два абзаца. Между «Секундантом» и «Скалолазаньем». «Серфинг (в переводе с английского „скольжение по волнам“) – вид водного спорта, соревнование на скорость, дальность, продолжительность продвижения по большим прибойным волнам на доске из пробки или пенопласта без креплений. Серфинг популярен в Австралии, Новой Зеландии, на Гавайских островах, в приморских районах США, Индонезии и Китая. В нашей стране этот вид спорта широкого распространения не получил, кроме республик Прибалтики».

Там еще была фотография. Маленький-маленький человечек на доске, падающий с гигантской волны. Черно-белый снимок.

В университете Алан Черчесов, который в то время читал нам лекции по зарубежной литературе, на фразу одной из моих сокурсниц о том, что она ну никак не понимает Фолкнера, сказал следующее: «Фолкнера она не понимает. Конечно, это тебе не серфингом заниматься!» С тех пор, не знаю почему, серф ассоциировался у меня с легкостью. Эта иллюзия преследовала меня очень долго. И только прошлым летом я наконец понял, что Фолкнер – ничто по сравнению с доской и волнами.

Тогда я психанул и рванул в Португалию. В Лагуш. Решил развеяться. Там полно серф-сквотов. Я выбрал Oh-Surf Джэса. У меня долго не получалось. Утром, за два дня до окончания последней тренировочной недели, когда мы загрузили наши неуклюжие «лонгборды» на крышу старенького лендровера, Джэс подошел ко мне и сказал:

– Расслабься, дружище! Не думай о том, что на тебя кто-то смотрит. Девчонки будут потом!

В тот день я скользил по волне всего-то секунд десять. Но это было по-настоящему.

Я любил даже мелочи. Ну, например, когда ты без задних ног ложишься спать и чувствуешь песок в трусах. Как бы тщательно ни принимал чертов душ. И еще соленые плечи, после того как полдня валялся на пляже в ожидании прилива. Завтраки на досках, дурацкие заигрывания с местными девчонками, болтовня о музыке и шмотках.

Серферы, конечно, слишком любят волны. И иногда они как последние идиоты. Но мне нравятся люди, которые не боятся выглядеть идиотами в своей влюбленности. Это, по крайней мере, честно.

– Хетаг, а где Берта? – обычно Луис просыпается раньше меня.