Близко, но далеко

– Не знаю, ушла, наверное.

– Ах ты, черт! Ладно, я в булочную! Увидимся на занятиях!

Забыл сказать. Как-то я написал Джэсу. Спросил его, знает ли он Луиса Киеранса. Джэс ответил:

– Бро, мальчишка был очень хорош! Вот только где он сейчас?

Где-где – в булочной…

Уже или еще

День, конечно, медленно превращался в обычную берлинскую летнюю пятницу. Вот-вот будет вечер и ночь, а пока тебе нечем заняться. Когда я вернулся из института, Луиса еще не было. Наверное, шатался где-то в центре с девчонками из группы.

Хороший был день. Я ходил на занятия, слушал Рильке в медиатеке, играл в футбол со студентами из Бразилии. Возвращался домой с офигенной усталостью в ногах.

Позвонил Франческо.

– Эй, сегодня у Нины вроде как день рождения. Не хочешь прошвырнуться?

Нина – жена Грегори. Он из Новой Зеландии, учится с Франческо в одной группе. Живет в Берлине уже три года. Грегори – киносценарист. В его активе – две короткометражки. Нина пишет роман. Типичные жители Берлина. Иногда мне кажется, в этом городе ни у кого нет нормальной профессии.

Я согласился. Почему бы нет?

Моя жизнь в Берлине развивается по двум основным направлениям. Первое – загулы по барам и клубам с Луисом и Франческо, и второе – похмельные прогулки с Сэмом из Ливерпуля и его девушкой.

Я не знаю, что нравится мне больше. Я даже не знаю, нравится ли мне все это. И если честно, не хочу знать. И первое, и второе – часть моего существования. Так уж получилось – тогда зачем об этом думать?

Я убрался в квартире и сел пить кофе на веранде. Запущенный сад Марка представлял собой небольшой палисадник с тремя сливовыми деревьями, кустом шиповника и грядками какой-то зелени. Под верандой валялась лейка. Я наполнил ее водой и полил эту хаотично существующую растительность. А потом зафутболил лейку назад под веранду. Знай свое место, вещь!

В голове было как никогда пусто. И от этого медленно, но уверенно поднималось настроение. Бывают же такие пустые дни, кода и самому хочется быть пустым, как пустая бутылка. И прозрачным. Чтобы видели, что ты – пустой. И не приставали со своими дурацкими вопросами и предложениями.

Я налил еще кофе, открыл свой старенький «макбук» и долго (по крайней мере, мне так казалось) писал рассказ, который придумал еще зимой. Банальная история.

На пляже лежали она и он.

– Черт, в жару нет ничего вкуснее холодного арбуза! – сказала она, взяв еще один кусок сладкого сочного арбуза.

– Смотри не лопни! – сказал он.

Они купили арбуз у мальчика-араба. Он бродил по пляжу и продавал кукурузу и арбузы. У него был фантастических размеров рюкзак и большое доброе сердце.

По утрам он уезжал в город. Покупал кукурузу и арбузы, а потом тащился на пляж. Продавал за копейки, а потому его и любили.

В тот день действительно было безумно жарко. А она не боялась солнца – лежала себе полуголая на песке и лопала арбуз. Мальчик-араб сидел рядом и пялился на ее груди. На то он и мальчик, чтобы пялиться на сиськи.

– Знаешь, не очень и красиво пялиться на чужие груди! – сказала она.

– Ну не на свои же груди мне пялиться, – резонно заметил мальчик.

– Давай не придуривайся! – сказала она.

– Хочешь, я прогоню его? – сказал мужчина.

– Слушайте, что плохого в том, что я пялюсь на чьи-то сиськи? Я же лапать их не собираюсь, – сказал мальчик и пошел дальше по пляжу.

– Нагловатый типец, конечно, но, если честно, мне он нравится, – сказал мужчина.

– Мне тоже. Ну и, потом, мне нравится, что он пялится на мои груди. То есть мне нравится, что ему они нравятся. Что ХОТЬ КОМУ-ТО они нравятся, – сказала она.

– Брось ты, у тебя волшебные груди! Кому они не нравятся?

– Тебе не нравятся. Отрежь-ка мне еще немного арбуза. Хочу быть толстой дурой, – сказала она.

– Дура, от арбуза не толстеют! – сказал мужчина, и они еще долго валялись на песке.

Я перечитал написанное, допил кофе и закрыл файл, не сохранив этот текст. Так и знал: дурацкая история. Только зря держал ее в голове.

Не знаю почему – не получается писать о хороших людях, хоть лопни. Нет настроения придумывать истории о людях, которых любишь. Которые с тобой. В разы легче писать о тех, кто приносит проблемы и несчастья. О тех, кто уходит. О тех, от кого уходишь ты. О тех, кто бросает, и о тех, кого сам бросаешь. О тех, кто не с тобой. «Уже» или «еще» – не имеет значения.

Никогда не замечали, как плохо пишется, когда рядом тот, кого любишь, и вы счастливы и весело проводите время? Банально не думаешь о таких штуках: кому хочется тратить дни и тем более ночи на жуткую писанину? Есть тонны других интересных вещей.

Пишут несчастные. И если вам нравится, например, чей-то любовный сонет, – так и знайте, его написали не от хорошей жизни. Что-то прогнило, где-то треснуло – вот и садится неудачник за письменный стол. Глотает литры кофе, пялится на ее фотку и придумывает рифмы. Чтобы хоть что-то исправить. Или тупо выболтаться перед самим собой.

Наверное, коэффициент счастья определяется объемом написанного. У счастливых – пустые полки. У неудачников – библиотека Конгресса.

Скрипнула дверь, и в комнате появился Марк. В нелепых шортах и рубашке в тонкую синюю полоску.

– Есть кто-нибудь?

– Марк, я на веранде!

Марк сел на свободную табуретку, растянул ноги и закурил сигарету.

– Сегодня в метро девушка назвала меня неудачником, – сказал Марк. – Увидела мои ботинки и назвала неудачником.

– И что в этом такого? – ответил я. – Неудачники хороши хотя бы потому, что есть слово «неудачник». А вот слова «удачник» нет. И даже если бы и было такое, скажи мне, какой нормальный человек назвал бы тебя удачником? Вот я и говорю – так называют только мудаков.

– То есть я не мудак?

– Конечно, Марк! Ты не мудак!

– Но неудачник, так? – Марк сплюнул в горшок с кактусом.

– Наверное. Ботинки у тебя дурацкие.

Марк – графический дизайнер. У него две квартиры – одна напротив другой. В одной он живет. Там же находится его офис. Другую квартиру он сдает нам.

Марк – нормальный хозяин. Без понтов и курящий. Он имеет свой, конечно же, субъективный, но достаточно интересный взгляд на вещи и людей. Например, вот его наблюдение по поводу берлинской еды: «Знаешь почему в Берлине много дешевых ресторанов? Потому что большинство берлинцев – протестанты. Протестанты не разбираются в еде. Им дашь сырую картофелину – они и счастливы. Например, в Мюнхене (Марк из Мюнхена) живут в основном католики. Поэтому и рестораны дорогие. Уж там-то люди знают толк в еде!»