Стоило промолвить, как без маны ноги подкосились и обмякли, а передо мной вновь показались опустевшие текстуры и евклидово чудо мировой изнанки.
– Да что же… это…!?
Сознание расплывалось и терялось в серости вокруг, но от закипавшей злобы, руки с новой яростью полыхнули бурой кутерьмой. С силой развеяв сизый бред и наваждение, уводящий от заветной цели, потоки маны впились в заветную начинку старой Мэри, за которой ждала Лера.
– Меня уже не сбить с пути…!
Отбросив иллюзию картинок не моей жизни, я вновь зажмурился и сжав окровавленную руну, очнулся ото сна. По телу разливалась такая сила, что, словно ветром, подгоняла вперёд, растерзав в клочья весь закатный небосвод, заискрившийся от маны. В зареве молний даже появились ничтожные фракталы, прилипавшие к коже, но стоило испариться кутерьме, как небесная твердь выплеснула вслед за мной нескончаемый поток энергии сгоревшего мира у меня за спиной.
– Я бросил тебе вызов, мир…
Стряхнув «антитела» вселенной с рукава, покусывающие «неисправный фрагмент», я испарил их маной и не смотря на сожжённый город подо мной, до хруста в груди затянулся сладким грозовым ароматом, впервые за столько лет расправив плечи.
– Так приди же, и возьми…
Оставив местных в панике разбегаться от явления бога, я поймал на ладонь последний, просочившийся вслед за мной, вселенский фрактал и раздавив его в пыль, щёлкнул пальцами.
Всё тело свело судорогой, стоило в ужасе вновь очнуться ото сна. На пошарпанном потолке виднелись следы поспешно вымытой копоти, ну а рядом на стуле мирно спала Сюзи.
– Не шевелись. Только добавишь хлопот.
Уняв судорогу в ногах своими тёплыми руками, уставшая Хэ сердито бросила тряпку мне на лоб и уселась на стульчик рядом с девчонкой.
– Уж не знаю, чем ты задурил малышке голову, но она от тебя не отходила всю ночь.
Хэджон прикрыла Сьюзи простынёй и уложила себе на плечо, а потом непривычно мягко посмотрела на меня.
– Она хорошая девочка, Рой. Не смей обойтись с ней так же, как со всеми…
– Он очнулся?
В комнату спешно вошёл Евгенич и отстранив Хэ, посмотрел на меня.
– Это хорошо. Значит моя догадка сработала.
Я не понимал о чём он, но сейчас Совесть выглядел совсем иначе. Даже как-то старше и стройней.
– Отнеси девчонку в постель и не давай выходить, пока я не скажу. И да…
Совесть остановил Хэ у двери и строго прищурился.
– Никому ни слова… поняла?
Уж не знаю, когда наждак сменили на шёлк, но Хэ лишь кротко кивнула и с ребёнком на руках, улизнула из комнаты. Евгенич же сразу запер за девчонками дверь, схватил стул и небрежно зачесался пятернёй.
– Ну привет ещё раз… Рой, чтоб тебя.
По спине тотчас пробежала дрожь, но мышцы сковала боль и просто невозможная слабость.
– Кто… ты…?
– Только не говори, что забыл?
Мысли совершенно не вязались в кучу, так что от беспомощности осталось только сжать кулаки.
– Что же…
Тяжко вздохнув, Совесть вновь зачесал волосы и ловко заправил их под семиклинку, заодно запустив мне в глаз латунный отблеск совдеповских часов.
– А вот трудовой народ помнит всё.
Мир 13
Теплота в манерном голосе осталось в дымке ладонных свечей, а за широким профилем распрямившихся плеч, добродушный брат окончательно исчез.
Как и мягкий взгляд в тени клетчатого козырька.
– Вот скажи мне, Рой…
Чека неспешно, даже слегка небрежно, раскурил папироску и пристально вглядевшись мне в глаза, изменился до неузнаваемости. Осанка, голос, непроизвольный тик… а сейчас от них не осталось и следа. Лишь штатная улыбка и застывший лёд …
– Как ты дожил до сих пор, раз одной фуражки хватило, чтобы сбить с толку?
Триста первый изрядно польстил потёртой фуражке, но потом протянул мне пачку.
– Если спросишь, где Евгенич, то я подменил «Совесть» уже давно. Не думал, однако, что ты и не заметил перемен в друге.
Разумеется, мне было плевать на сигареты. Пальцы не шевелились, а мозг всё ещё не мог поверить. Не мог принять…
– Что же…
Чека понимающе вздохнул и вынув сигаретку, вставил её мне в зубы.
– Мне даже как-то неловко.
Он строго щёлкнул тяжёлой крышкой латунной зажигалки, но мне всё равно было тяжело вдохнуть пленительный дым. От холодка уж было позабытой синевы, зубы едва сжимали край сигареты, борясь с неконтролируемым стуком, так что горечь табака крепила только страх.
– А ведь на актёрской практике я был далеко не лучшим. Всегда имел пристрастие к допросам… особенно в застенках. Там тихо и никто не мешает…
Струсив пепел, Чека покосился на противно щебетавшую птицу за окном, а потом на мгновение растворился в сизой кутерьме, в тот же миг вернувшись с трепыхавшимся голубем в руке.
– Сначала я хотел его избить, но потом понял, что это был не ты. У вас совсем разный взгляд.
Очевидно чекист говорил про Евгенича, но ровный взгляд не отражал ни единой эмоции, пока мы с, обезумившим от страха, голубем трепыхались у него в кулаке. Впрочем, я не был уверен, кого из нас он держал за горло сильнее.
– Всё же, в допросной бывают не только мерзавцы. Главное пристально следить и вовремя подать коллеге знак.
Он не сводил с меня взгляда, но с ровным тоном в голосе, ловко провернул часы в руке на уровне пупка и вновь замер, даже не сбившись с размеренной речи, словно всё это было лишь игрой.