Белая Лилия

Занятия в школе начинались через неделю, и Лиля, прошептав самой себе:

– Ничего прорвёмся, где наша не пропадала, в тайге было тяжелее, – выскочила из школьного двора на центральный городской проспект Шевченко.

Радуясь неожиданно свалившемуся недельному отпуску, она тут же побежала на главпочтамт и заказала междугородний телефонный разговор с Вильнюсом. Через полчаса её соединили с алтайской подругой Гражиной Балашийте, и Лиля с радостью услышала певучий литовский диалект своей коллеги. Узнав, что у неё появилась возможность приехать, Гражина радостно заверещала так, что даже телефонистка междугородки вздрогнула:

– Лилечка, милая, конечно же, приезжай, у меня занятий практически нету, нас распустили на написание дипломной работы, так что времени уйма, я в твоём полном распоряжении.

Вездесущая Лялька не выдержала и сболтнула Виктору, что Лиля уезжает в Прибалтику, добавив при этом от себя, что видимо на помолвку к жениху. Через несколько секунд она пожалела о сказанном. Таким Виктора она ещё не видела. Он сначала покраснел, потом позеленел, а затем побледнел, и всё его лицо покрылось багровыми пятнами. Стиснув зубы, он отрывисто спросил:

– Когда она уезжает?

Лялька, прижав оголённые руки в области сердца, участливо проинформировала его, что Лиля полчаса назад поехала на вокзал. Виктор выбежал из университета как разъярённый лев из клетки, в которой томился долгое время. Как назло, свободных такси с зеленоватым огоньком не было не в наличии. Он долго стоял на университетской площади, пока какой-то частник не согласился за сходную цену отвезти его на вокзал. Отыскав нужную платформу, он увидел, что вильнюсский поезд ещё стоял на перроне. Но вот незадача, Виктор понятия не имел, в каком вагоне едет Лиля. Он суетливо метался по вокзальному дебаркадеру, сбивая с ног провожающих и мешая носильщикам перевозить свой багаж. Так продолжалось несколько минут, пока не рявкнул гудок тепловоза, и прибалтийский экспресс не начал медленно отходить от платформы. Виктор остановился и стал меланхолически всматриваться в окна пролетающих вагонов. Возможно, ему показалось, что в одном из них он увидел блондинку с зелёными глазами, которая приветливо махала ему рукой.

Неделя в Вильнюсе пролетела даже не, как один день, а скорее, как какой-нибудь час, в котором всего шестьдесят минут. Когда голубые вагоны прибалтийского фирменного поезда «Чайка» подкатывали к железнодорожному вокзалу столицы Литвы, за окном лил промозглый осенний дождь. Сквозь его разводы Лиля вдруг увидела шеренгу девушек, одетых в цветастые дождевики. Присмотревшись внимательнее, она опознала в них весь литовский состав алтайской геологической партии под предводительством Юргиса, который держал в руках большой букет ярко-жёлтых астр. На глазах у Лили выступили слёзы, её встречали, как премьер-министра. Она ещё не успела сойти со ступенек вагона, как Юргис подхватил её на руки, не забыв при этом наградить жарким поцелуем, которому расчувствовавшаяся Лиля не очень-то и противилась. Гражина, нежно прижав Лилю к себе, весело прощебетала:

– Значит так, Лилька, вся программа твоего визита расписана по минутам и начинаем мы её с позднего завтрака, у нас принято гостей сначала накормить.

Лиля особо и не возражала, в поезде она успела выпить только чай. Через несколько минут, пройдя на другую сторону привокзальной площади, они попали в очень симпатичное и уютное кафе. Саксофонист на маленькой эстраде не спеша выводил грустную мелодию какого-то джазового блюза, а на столе уже дымились чашечки свежезаваренного кофе. Юргис быстро наполнил маленькие рюмки шоколадным ликёром и хорошо поставленным голосом протрубил:

– Мы приветствуем нашу гостью из не такого уж далёкого прошлого на древней литовской земле. За встречу, дорогая, за тебя, за всех нас, за геологов.

Лиле уже давно не было так хорошо. Она разомлела от ликёра, от томной музыки, от тёплого приёма. Ей не верилось, что ещё несколько месяцев назад она с этими милыми девчонками бороздила тропы прибайкальской тайги, что, прижавшись к Юргису, испуганно всматривалась в глаза озверевшего медведя. Разве можно узнать в этих красивых городских принаряженных и накрашенных дамах девушек с суровыми и обветренными лицами, ежедневно утюжащих тяжёлыми сапогами синие заоблачные дали Алтая. Завтрак плавно перерастал в обед. Официанты в национальных костюмах ненавязчиво запрудили стол огромными цеппелинами, картофельными колбасами, не забыв поставить при этом литовскую медовуху «Krupnikas». Слегка опьяневшая от неё Гражина, привстала из-за стола и жизнерадостно провещала:

– А знаете, девочки, давайте прямо сейчас договоримся, что мы в этом же звёздном составе будем присутствовать на свадьбе каждой из нас. Договорились, вот и прекрасно.

– Ничего прекрасного здесь не вижу, – обиделся Юргис, – а про меня, девочки, вы просто забыли.

А вот и не забыли, – решила отшутиться Гражина, – ты будешь полноправным участником всех этих бракосочетаний, если, конечно, женишься на одной из нас.

– А я категорически согласен, – просиял Юргис, – Лиля, прошу тебя прямо сейчас, будь моей женой.

Замолкший было саксофонист, который слышал весь этот разговор, схватил свой позолоченный инструмент и проникновенно заиграл свадебный марш Мендельсона. Все повскакивали со своих мест, захлопали в ладоши и дружно закричали «горько». Лиля не успела опомниться, как Юргис крепко прижал её к себе и нежно вонзил свои уста в её автоматически приоткрывшиеся губы. Она буквально утонула в этом неожиданно мягком и всепроникающем поцелуе, вспомнив такое же «горько» в новогоднюю ночь в Карпатах. И сейчас ей казалось, что это не Юргис, а Виктор так бархатно и тепло целует её. Она не слышала аплодисментов подруг, которые успели уже досчитать до пятидесяти, она даже не почувствовала, как Юргис высвободил свои губы и не увидела, как он встал на одно колено, спрашивая:

– Так что, Лилечка, ты согласна стать навеки моей.

Лиля продолжала стоять с закрытыми глазами, ощущая знакомый привкус губ Виктора, пока испуганная Гражина не затеребила её пунцовые щёки, участливо справляясь:

– Лиля, что с тобой, ты в порядке? Всё хорошо?

Лиля отрешённо взглянула на, продолжающего стоять на коленях, Юр-гиса, и протянула ему свою руку. Все снова захлопали, приняв этот непроизвольный жест за молчаливое согласие с тем, что предложил несколько минут назад Юргис. Чтобы разрядить обстановку, кто-то из девушек выкрикнул:

– А не засиделись ли мы в этом замечательном кафе, не кажется ли вам, что надо Лиле показать наш прекрасный город.

Шумная и весёлая компания долго бродила по осеннему ненастному серому городу, который, тем не менее, вызывал гамму самых светлых чувств и чем-то напоминал Львов. Может быть потому, что, по большой части, также был выстроен в средневековье поляками. Тем не менее, Лиля чувствовала себя здесь как заграницей. Вильнюс никак не напоминал стандартный советский город. И дело не в вывесках, что были написаны на незнакомом языке. Узкие, сбегающие вниз к центральной площади, улочки, мощенные, двухвековой давности красноватым булыжником, переулки, лепная фасадная архитектура причудливых зданий – всё сверкало какой-то первозданной стерильной чистотой. Создавалось впечатление, будто неизвестный никому чародей стирает этот город волшебным моющим средством. К вечеру, когда все заметно подустали, Лиля, несмело заглядывая Гражине в глаза, спросила:

– Скажи мне, подруженька, а где я буду спать.

– Ой, совсем забыла тебе сказать, – засмеялась Гражина, – в двух кварталах отсюда возвышается дивный костёл, прямо возле него мы поставили для тебя палатку.

– Гражинка, ну как тебе не стыдно, – обиделась Лиля, – я же серьёзно спрашиваю.

– Ну, а если серьёзно, – продолжала улыбаться бесшабашная Гражина, – то мы все решили, что не стоит тебе жить с нами в общежитии. На этот быт ты насмотрелась у себя дома. Юргис с родителями проживает в отдельном особняке в зелёной зоне города, практически в тайге, там для тебя выделена отдельная комната, будешь жить, как у бога за пазухой.

– Да ты с ума сошла, Гражинка, – возразила ей Лиля, – не пойду я в никакой особняк, я лучше буду спать с тобой в одной кровати в самом захудалом общежитии, а, может быть, даже в палатке у костёла.

– Эти вопросы даже не обсуждаются, – встрял в разговор подоспевший Юргис, – это решение не моё, а коллегиальное, принятое на общем совете, а я просто его исполняю.

С этими словами он, взмахнув левой рукой, остановил проезжавшее мимо такси, а правой подтолкнул, не успевшую ничего сообразить, Лилю к кабине и практически втолкнул её туда. Зелёная «Волга» быстро набрала скорость и покатила к городской окраине. Ещё позавчера Лиля договаривалась с деловой директрисой о начале своей педагогической практики, а сегодня она едет неизвестно куда по незнакомому городу, в окно машины ей подмигивают пролетающие мимо необычайно жёлтые фонари, а из машинного приёмника льётся какая-то весёлая и приятная песенка на незнакомом литовском языке. Не успела Лиля подумать про себя, что, может так и надо жить в стремительном, почти калейдоскопическом, беге времени: алтайская тайга, львовский университет, практика в школе, литовское кафе, как машина, мягко притормозив, остановилась у резных деревянных ворот. Выйдя из машины, Лиля оглянулась, увидев несколько жилых домов, больше напоминающих, облагороженные модерном, средневековые замки. За ними в темноте угадывалась стена густого леса.

– И в самом деле, тайга, – вспомнила Лиля слова Гражины.

Её мысли, настежь открывая ворота, Юргис прервал словами:

– Милости просим, госпожа Сергачёва в наш гостеприимный дом.

Лиля, беспокойно поворачивая голову по длине её окружности и собравшись с последними силами, насмешливо спросила:

– А разве хлеб и соль не входит в запрограммированный ритуал, господин Валтрунас.

– Будет вам, мадемуазель и хлеб, и соль, и даже какао с чаем, только всё это внутри дома.

– Послушай, Юргис, мне, действительно, неудобно нарушать покой твоих родителей среди ночи, отвези меня, пожалуйста, к девочкам.

– Лимит на девочек сегодня закончился, – жизнерадостно заявил Юргис, открыв входную дубовую дверь двухэтажного каменного особняка.

Миновав небольшую прихожую, размеры которой в два раза превышали площадь комнаты, занимаемой Лилей, Лялькой и Ларой в общежитии, они прошли в салон, габариты которого походили на танцевальный зал в их университетском клубе. За большим, овальной формы, столом ужинали средних лет мужчина и женщина, одетые явно не по-домашнему. Только потом Лиля узнает, что в литовских семьях не заведено выходить к столу, как на Украине, в халате, в пижаме, в спортивных трико и домашних тапочках. Отец Юргиса был одет в светлые из добротной ткани брюки и тональной к ним фиолетовую рубашку, а мать была в строгой чёрного цвета юбке и белой гипюровой блузке. Складывалось впечатление, что это не тривиальный семейный ужин, а празднование какой-то особой даты. Юргис что-то сказал родителям по-литовски, а потом, взяв Лилю под руку, подвёл её к столу и торжественно провозгласил:

– Знакомьтесь, это моя боевая подруга Лиля из Украины, помните, я вам рассказывал, как мы с ней напугали медведя в тайге.

Лиля покраснела и, смутившись, выдавила из себя:

– Ну, это ещё неизвестно кто кого напугал.

– Наслышаны, наслышаны о ваших приключениях, – сказал, протягивая Лиле руку, отец Юргиса, – давайте знакомиться, меня зовут Зикмундас Пра-нович, мою жену – Ева Антанасовна.

Не дав мужу договорить, мать Юргиса весёлой скороговоркой проворковала:

– Ну что же ты детей держишь по стойке смирно, они стоят перед тобой словно ты генерал, а они солдаты. Лиля, не стесняйтесь, пожалуйста, прошу к нашему столу, как раз чайник закипел, а я сейчас же принесу наше домашнее варенье.

Они долго чаевничали, беседовали на различные жизненные темы, Лиля ощущала, что от этих людей исходит душевная теплота и искренняя благожелательность к ней. Она совсем не ожидала, что будет чувствовать себя с родителями Юргиса так непринуждённо и раскованно. Они показались ей простыми, скромными и неприхотливыми людьми. В общем, так оно и было на самом деле, если не задаваться вопросом, на какие средства построен этот каменный дворец, в котором можно было свободно поместить всю их алтайскую геологическую партию без боязни, что работники этой партии будут стеснять друг друга. С другой стороны, Лиля ещё не знала, что Зикмундас Пранович, профессор, доктор географических наук, декан географического факультета Вильнюсского университета, где учился Юр-гис, а Ева Антанасовна, кандидат геолого-минералогических наук, занимала ответственную должность заместителя директора института геологии и географии. Юргис никогда не рассказывал, что принадлежит к династии работников геологической службы, занимающих в ней высокие служебные ступени. Уже к концу своего пребывания здесь отец Юргиса передаст Лилиному декану, профессору Гончару, которого он хорошо знал, подарок – свою толстую научную монографию, которая вышла в свет в московском издательстве «Недра». А Ева Антанасовна на прощание скажет ей:

– Лилечка, нам было очень приятно контактировать с такой скромной и пристойной девушкой, как вы. Приезжайте к нам ещё, а если надумаете работать у меня в институте, то я напишу письмо-ходатайство в ваш университет и в министерство геологии СССР, там меня знают и думаю, что не откажут в моей просьбе. Город у нас замечательный, поработаете несколько лет, а там, даст бог, поможем и квартиру получить.

У Лили на глазах выступили слёзы, такого ей ещё никто и никогда не предлагал. Она не удержалась и, на ходу утирая слёзы, подбежала к Юргиса маме и, не стесняясь, расцеловала её. Этим дело не кончилось, последнюю точку в Лилином визите поставил Юргис. Когда она катались с ним на лодке на диковинном лесном озере, он остановил её на средине водной глади и, отбросив вёсла в сторону, проникновенно озвучил то, что думал:

– Послушай, Лиля, а ведь в первый твой день здесь, в кафе, когда предлагал тебе руку и сердце, я не шутил. Просто не хотел при всех кричать, что очень тебя люблю.

– Юргис, не надо, очень тебя прошу, не надо, – жалобно заговорила Лиля, – ты ведь знаешь, что в Львове есть человек, с которым меня связывают более чем близкие отношения.