Это самое безрассудное, что я делала в жизни, если бы сейчас меня увидел брат, точно счел сумасшедшей. Надо признать, я и сама так себя чувствую, но лучших вариантов на этот вечер у меня не было.
Придется принять происходящее, даже если оно кажется кошмарным сном.
Радует, что общество музыканта приятно той Райли, которая некогда была его фанаткой, одержимой им и его музыкой.
Звезда с татуировками на теле останавливается на оживленном перекрестке, поворачивается ко мне и спрашивает с улыбкой:
– Чувствуешь запах?
Я замираю, не успев сделать следующий шаг, склоняю голову и вдыхаю.
Меня поражают мириады запахов: дорогих духов прохожих, мокрого асфальта и непередаваемые запахи мусора. Мне трудно выделить какой-то один, ведь они так плотно сплетены – так смешивают несколько цветов, чтобы получить коричневый.
– Эм… какой конкретно? – Потоки холодного воздуха скользят по открытым частям тела, но я почти не чувствую холода из-за всплеска адреналина.
Несколько движений, Эйден засучивает рукава, и я вижу необычный компас с разбитым стеклом, осколки – стайка взлетевших птиц. Вижу нижнюю половину кубика Рубика – одну из первых сделанных им татуировок.
Морщу нос. Даже странно, что я знаю о нем такие детали, а он и не подозревает.
– Не делай такое лицо, – говорит он из-за моей спины. – Нельзя судить, пока сам не испытаешь.
– Не знаю, что такого я…
Он закрывает мне глаза, и я напрягаюсь, тело становится твердым, как деревяшка. Машинально тянусь вверх и сжимаю его запястья.
Зря. Они массивные, пульс бьется уверенно, от этого внутри меня вспыхивает огонь. Я ощущаю толчок, такое впечатление, что меня только что реанимировали.
И я понимаю, что вернулась к жизни.
От прикосновений к его руке я начинаю дрожать, по коже бегут мурашки, которые множит ледяной воздух.
– Расслабься, – переливчато произносит он. Руки скользят по моим волосам. Больше никакая часть его тела меня не касается, только руки. И еще я чувствую влажное дыхание. – Мы на людной улице Нью-Йорка, на тебя не может не обратить внимание ни один прохожий, и я, конечно, брошусь на помощь, если пойму, что тебе грозит опасность.
Я усмехаюсь, ощущая, как напряжены плечи.
– Они, скорее, будут смотреть на тебя.
– Если бы меня узнали, тут уже была бы толпа папарацци. Поверь мне, ангел, все взгляды обращены на тебя.
Стараясь не думать, как с выдохом уходит напряжение, я отпускаю его руку.
– Почему ты так меня называешь?
Он не отвечает, только подталкивает, заставляя переступать ногами.
– Скажи, какой запах ты ощущаешь?
Твой! Пряный аромат духов будоражит рецепторы, подавляя все остальное. Мне трудно дышать, как и думать о чем-то, кроме распространяющегося по спине жара.
С одной стороны: Ко мне прикасается Эйден Джеймс! И, боже, от него пахнет лучше, чем описывалось во всех журналах.
С другой стороны: совершенно чужой человек закрыл мне глаза и внезапно напомнил обо всех правилах брата – даже несуществующего отца. Я вспоминаю обо всех наказах сразу, и от этого вновь охватывает страх.
Наклоняюсь вперед, чтобы его ладони не прижимались так сильно к моим векам. Не получается; он ведет меня, двигаясь следом, будто это игра.
– Разве у тебя нет охраны? Они не будут волноваться из-за того, что ты исчез?
– Я не заключенный, – отвечает он, и в голосе появляется резкость, заставляющая меня задуматься, верит ли он в это. – Что ты чувствуешь?
– Ты достал, – пыхчу я, еле передвигая ногами, и пытаюсь вырваться. Потерпев неудачу, втягиваю воздух, это болезненно, словно легкие наполнили острыми кусочками льда, но присутствует и еще некое странное ощущение.
Нечто теплое и свежее, так пахнет в моей любимой домашней пекарне.
– Что это? – Брови непроизвольно сходятся у переносицы. Он медленно убирает руки, скользнув пальцами по скулам.
Я открываю глаза и вижу витрину старой химчистки. Брезентовые тенты порваны, окна давно не мыты, на входной двери сломанный массивный замок.
Я смотрю на Эйдена, он улыбается, перекатываясь с пяток на носочки. Моя паранойя превращается в простое удивление.
– И это твое приключение? Отвести меня в… химчистку? Ты знаешь, их немало за пределами города.
– Я в курсе, да. – Он подходит к двери, открывает ее и взмахом руки предлагает мне войти. – Приключения бывают разными. Я подумал, что наше будет интереснее, если мы найдем, во что тебе переодеться.
Я складываю руки на груди, надавив до боли ногтями на предплечья.
– Разве тебе не нравится платье?
Мне так стыдно, что кожа мгновенно покрывается потом, словно пленкой. Я ругаю себя за то, что могла вообразить такую глупость. Конечно, не влечение заставило его выбрать меня, а жалость к одиноко сидящей за стойкой маленькой девочке.
– Я этого не говорил. – Затуманенный взгляд скользит по мне мучительно медленно, я вижу, как дергается его кадык, когда он сглатывает. – Подумал, что тебе в нем неудобно.
Наши взгляды встречаются на несколько секунд, и, клянусь, я готова упасть в обморок от того, как пристально он смотрит.
Пожимаю плечами, соглашаясь, стараюсь не прислушиваться к биению сердца.
– Но почему химчистка? Мы ведь прошли мимо дюжины разных магазинов.
Эйден ухмыляется:
– Верно, но ни в одном из них не найти настоящего нью-йоркского бейгла.
– Бейгла? – Я щурюсь с подозрением.
– Не удивляйся. Поверь мне: это хлеб, который может изменить жизнь.
Поверь мне. Я слышу от него эти слова второй раз за вечер. И я верю, хотя не должна.
Мне хочется верить, что человек, которого я совсем не знаю, желает мне добра, не хочет просто использовать. Если не этот человек, то кто? И почему не он?