– Она не продается.
У незнакомца глубокий, низкий голос, он ласкает и царапает слух – похоже на растопленный шоколад с кусочками кокоса. Мне хочется, чтобы он растворился у меня на языке.
Это мне кажется… знакомым.
– Что, прости?
Рука с татуировками отпускает край барной стойки и вырывает из пальцев мужчины звуковой прибор. Незнакомец переворачивает его и нажимает кнопку, отчего вспыхивает светом небольшой экран.
– Я непонятно выразился? – спрашивает он, а я продолжаю пялиться на его руку, на вздувшиеся вены на вытутаированной Медузе. Ее волосы-змеи тянутся вдоль каждого пальца, ее глаза почти живые, хотя представляют собой лишь линии-полукруги и заштрихованные зрачки.
Между ног у меня вспыхивает жар, я сжимаю их, чтобы заглушить неуместные ощущения.
В воздухе витает напряжение, я, кажется, перестаю дышать. Извращенец сильнее сжимает бедро, и я буквально чувствую, как на коже появляются синяки.
– Я не собираюсь ссориться с тобой из-за нее.
– Ты прав, не надо. Мы не будем ссориться, ты просто встанешь и уйдешь.
Незнакомец делает резкий мах рукой в воздухе, сигнальный прибор летит на стол и разбивается.
Я больше не борюсь с искушением разглядеть его, мой взгляд цепляется за черные джинсы с разрезами на коленях. Под джинсовой курткой худи с капюшоном и надписью «Sex Pistols». И единственную серебряную цепочку, которую видно на его шее, она блестит и переливается на темной от татуировок коже.
Поднимаю глаза, и внутри все переворачивается, такое ощущение, будто я выпрыгнула из самолета без парашюта.
Я знаю этого человека.
Ну, насколько возможно, если видишь только на экране и на развороте в журнале.
Или встречаешься взглядом через весь зал.
Это Эйден Джеймс. Он был моим кумиром, когда я еще выбирала кумиров и поклонялась знаменитостям.
В горле поднимается комок, твердый и липкий, подсказывая, что, возможно, я еще не очень изменилась.
Может, это чувство из-за глаз цвета стали, что смотрят прямо в душу, отчего перехватывает дыхание? Боль возникает там, где поток воздуха скользит по языку.
Присутствие этого человека завораживает.
Он кажется проницательным и живым, настоящим.
Глубоким.
И злым.
Хотя и не на меня, я все же стараюсь отстраниться, ошеломленная убийственным блеском его глаз.
И пульсация учащается, как в висках, так и внизу живота.
– Убери от нее свои лапы, пока это не сделал я, – произносит Эйден мрачным, предостерегающим тоном.
– Да плевать. Знаешь, с ней все равно будет скучно. – Извращенец выплевывает слова ему в лицо, отталкивает меня, вставая со стула. – Удачи тебе с этой мороженой рыбой.
Я краснею от смущения и растерянности, прижимая ладонь к шраму на щеке. Раскидав обломки сигнального прибора, мужчина удаляется. Эйден шумно выдыхает и проводит рукой по волосам. Его темно-каштановые вьющиеся локоны падают на лоб, он откидывает их и расправляет плечи.
– Ты… – начинаю я, сама не понимая, что хочу сказать. Следует для начала поблагодарить его, но облегчение неожиданно превращается в свинцовую тяжесть.
Хотя разум лихорадочно работает, пытаясь придумать, как моей разбитой душе не опорочить его гений.
– В горле пересохло, – перебивает меня он и поднимает руку. Перед нами появляется блондинка средних лет, чтобы принять заказ, выражение лица у нее скучающее.
– Скотч, пожалуйста, – произносит он, косится на меня и кивает. – И водку с содовой.
Мои глаза медленно расширяются, я обращаю взгляд к девушке.
– О, нет, не стоит. Я не…
Но она уже начала готовить напитки. Я переворачиваю ладонь вниз, чтобы не была видна отметина на тыльной стороне, и убираю руку от груди.
– Это место свободно? – спрашивает Эйден и устраивается на стуле, где только что сидел извращенец.
Несколько секунд мы молчим, наконец бармен ставит перед нами бокалы, собирает обломки пластика и удаляется к другому краю стойки, чтобы принять очередной заказ.
– Я просидела здесь целый час, и никто не подошел, не спросил, хочу ли я сделать заказ, – произношу я и беру свой стакан. Стекло холодит ладонь, и я делаю небольшой глоток.
– Хочешь сказать, этот засранец сразу начал приставать, даже не предложил выпить?
– Ну, ты знаешь, как это бывает. – Я пожимаю плечами и решаюсь повернуться, чтобы посмотреть на него. – Рыцарей больше нет.
– Верно, – усмехается он и подносит ко рту бокал, выпивает немного и возвращает на стойку. – ?Как твое имя, ангел?
Я бормочу что-то, делая большой глоток, который встает поперек горла. Все из-за неожиданного вопроса и смущения от того, что он называет меня ангелом.
Черт, как я могла отказаться от обожания этого человека?
Шестнадцатилетняя Райли умоляет меня не делать этого. Она еще цепляется за надежду, что однажды мы будем вместе. Пройдет время, пятна на наших душах исчезнут.
Но мне лучше знать; тьма проникла внутрь нас, она похожа на зыбучие пески, жаждущие кого-то поглотить.
Я решаю не называть свое имя, пусть он и рок-звезда.
Отворачиваюсь и подношу к губам стакан, чтобы выиграть время. Надо выбрать верную тактику, а сделать это непросто, когда внутри все разваливается на части.
– Я не могу так сразу раскрыть тебе свои секреты. Станет неинтересно.
Улыбка становится шире, он делает еще глоток.
Черт, мне надо бежать отсюда и найти девочек. Поставить на этом точку, иначе все, что начинается в этом баре, закончится плохо.