– Да, суровые люди здесь сидят. Но, что скрывать, хорошо работают. Тоже, практически все бывшие физтехи, держат марку заведения. Диплом физтеха, запомните, Саша, всегда будет цениться. Физтех – это звучит гордо. Физтех всегда поддержит другого физтеха, не даст в обиду. Мы все ведь из подмосковного городка Долгопрудного, дышали одним воздухом, слушали одних и тех же преподавателей, ели одну и ту же пищу, играли матчи века. В футбол играешь, Саша?
Нахимов кивнул.
– Играю, хотя больше шахматы люблю.
– Да разве ж это спорт?! И разряд имеется?
– Первый.
– А я играл и до сих пор иногда приезжаю, ностальгия какая-то в душе ощущается. Иду по Первомайской, захожу в корпуса, в столовую. Просто дышу воздухом альма-матер. С каждым годом что-то меняется, не стоит жизнь на месте.
– Да, мне сегодня как раз Алексей Вениаминович про пустырь возле Лабораторного корпуса рассказывал, как пешеходы грязь месили, асфальта ведь не было.
Колосов оживился:
– Баронов? Мощный мужик, он еще и нам преподавал, не голова, а счетная машина, весь курс лекций в башке у него записан, никогда не сбивался. На ходу гипотезы высказывает, не зря лауреат всевозможных премий и наград. Самое главное, что в себе не копит, со студентами знаниями делится, кандидатов и докторов, как пирожки, выпекает. Не зря говорят ведь, каждая собака похожа на своего хозяина, каждый аспирант на своего шефа. Они с него пример берут и тоже такими же становятся. Всех до своего уровня старается подтянуть. Способности способностями, а нужен человек, который бы подсказал. Это ведь, как в лесу густом, где тропинок нет, – без поводыря, без проводника не обойдешься. Баронов многим таким проводником стал, так сказать, сталкером через зону науки, где столько мин понатыкано, что чуть зазеваешься и пиши пропало.
Колосов прошел к своему рабочему месту. В просторном кабинете с широкими окнами находилось еще штук шесть столов. На трех из них стояли терминалы, где пульсировал курсор ввода.
В это время дверь отворилась, и в кабинет вошла девушка лет двадцати двух, чуть старше Нахимова, как он интуитивно понял.
– Оленька, как пообедали? Или опять на диете?
– Нет, не на диете, – ответила та.
– Ну, конечно, зачем вам она, на прошлой неделе, помню, воздерживались от еды, и совершенно напрасно, фигурка у вас точеная, как у модели, а наша жизнь и так не сахар, чтоб еще лишать себя удовольствий плоти.
Видно, отъезд жены в командировку подвигал Колосова к таким фривольным эскападам и флирту с представительницами слабого пола.
– Вот, познакомьтесь, Оля Петрова, подающая большие надежды шестикурсница физтеха. После окончания, надеюсь, продолжит работу у нас.
Девушка оказалась из той же группы, где учился Семен, но Нахимов в первый раз увидел ее.
Оля чуть засмущалась, слегка порозовела, подняла красивые глаза с длинными ресницами на студента.
– Александр Нахимов собственной персоной, студент первого курса МФТИ, друг Семена Весника.
Прозвучавшее имя мгновенно внесло диссонанс в атмосферу разговора. Ольга невольно бросила взгляд на место в углу, где в отличие от других столов с разбросанными листингами, книгами и тетрадями, царил порядок. Нахимов понял, что за этим столом и работал Семен Весник.
Колосов тоже посерьезнел, вздохнул, в который раз за день уже произнес:
– Да, жаль парня.
Нахимов обвел взглядом светлый кабинет, посмотрел в окно, где видны были ветки тоненьких высоких березок и сказал:
– Максим Андреевич, у меня ведь тетрадь Семена с записями была, да не сберег я ее.
– Да? – удивленно спросил Колосов. – Тетрадь? Я думал, что все записи он держит здесь, на рабочем месте.
– Нет, у него такая толстая общая тетрадь была, в коричневом переплете, которую он почти полностью исписал, схемы, выкладки, разные мысли. Я ее с собой носил, читал, разбирался, многого не понял. Какой-то хулиган, представляете, напал вчера, когда я возвращался домой с электрички, ударил по голове.
– Ах вот откуда ваша рана, а я все порывался спросить, но не хотел смущать, и так, думаю, надоели с расспросами.
Оля тоже с любопытством посмотрела на пластырь, украшавший затылок юноши, но ничего не добавила.
– Долгоп, наверное, какой-то, только одно не понятно, зачем ему сдалась тетрадь?! У меня ведь еще кошелек в кармане был. Правда, Ларин и Четвертаков помогли, они шли на электричку, собирались уехать в Москву, увидели издалека какую-то стычку, засвистели, закричали и хулиган ретировался.
– Удивительные вы вещи рассказываете, Александр, – вымолвил Колосов, посмотрел на него, затем перевел взгляд на Ольгу. – Вот здесь и было рабочее место Семена, подойдите к столу, посмотрите, может, что-нибудь матери или себе возьмете.
Нахимов подошел к угловому столу, где совсем недавно сидел и работал Весник. На столе стоял терминал, выделенный ему как одному из лучших работников, поскольку на всех не хватало. Стопкой лежали книги, среди них несколько томов Ландафшица, как физтехи называют курс теоретической физики Ландау и Лифшица, том Дональда Кнута, сувенир в виде кораблика, ручки, наградные вымпелы за победу в разных конкурсах и соревнованиях.
– Пусть здесь все остается, книги ведь его личные, вам будут нужнее.
– Хорошо, хорошо, – согласился Колосов, – вот Оленьке отдадим книжки. Ей еще большая карьера предстоит. Знаете, сколько инженер, только придя, получает на «Граните»? Минимум сто пятьдесят рублей, а вот ведущий инженер уже может претендовать на двести десять. Но это потолок. Если не защитил кандидатскую, то на этом и будет сидеть.
В это время вошли и остальные сотрудники отдела, в основном, лет тридцати. Только один мужчина выглядел на сорок, у него имелось довольно солидное брюшко, и он походил на подуставшего колобка.
– Максим Андреевич, вы о материальной составляющей нашей работы? – деловито поинтересовался «колобок». – Когда я был маленьким, я на ста тридцати рублях сидел, а машинники – на ста двадцати. Пять лет работал прежде, чем сто пятьдесят рублей назначили, а потом скачок, конечно, очень большой сделал после защиты кандидатской. А ведь мне предлагали начальником штаба в ВМФ. Представляете? Еще когда я в аспирантуре учился. Но я-то знал, как трудно в академию уйти и отказался. Меня через пять лет переаттестуют. Могут снять с начальников сектора. Но, впрочем, это формально, у нас один человек на место. Так что, – толстячок обратился к молодым людям, коллегам, – пашите, диссертацию защищайте, чтоб на сотне рублей не валандаться.
Видно, что тема денег, на которую неожиданно свернул разговор, интересовала всех, их нехватка подспудно влияла на настроение и активность работников.
– Семену, например, наплевать на деньги было, – горячо вступил в разговор высокий лохматый парень в синей рубашке и джинсах, с щеточкой жестких усов и красивой мужественной щетиной. – Он вообще бессребреник был, а вот у меня двое детей, так что поневоле о деньжатах постоянно думаешь.
Толстячок разъяснял Оле политику в области кадров:
– С улицы не выгодно кота в мешке брать. Вы уже ее не застали, а в соседнем отделе взяли женщину начальником сектора, а она принципиально не работает. Четыре года промаялись! А выгнать у нас невозможно.
– Но если пользы от нее нет?
– Поверишь ли, Оля, никак! Пока сама не ушла, тогда только мы перекрестились: «Слава тебе, Господи!»
Другой парень, в песочном костюме и темно-синих джинсах, интеллигентного вида:
– Деньги, деньги! Если бы я только за деньгами гнался, то давно бы репетитором стал. Вот у меня друг-физтех, плюнул на науку, пятнадцать рублей за час берет за урок физики или математики. К поступлению в вузы готовит. А ведь башковитый, учился на «отлично», но, как ни крути, все хотят жить хорошо, на кооператив да машину заработать. Прикиньте сами, если даже в день он один урок проведет, то в месяц четыреста пятьдесят, а сколько у нас начальники получают? Пятьсот, да и то со всеми докторскими регалиями да опытом работы. Игра не стоит свеч для моего друга.
– А у буржуев как? У буржуев потолка нет, там такой специалист, например, как Семен, десятки тысяч долларов, наверное, получал бы!
Сотрудники тяжело вздохнули при упоминании имени Весника.
– Как же так, – в какой уж раз за день произнес лохматый – Такой молодой парень, наша гордость. Эх. Не те люди уходят, совсем не те…
Все некоторое время помолчали.
– Ну да, у них все для прибыли. И плюсы есть, и минусы. – не выдержал, наконец, «интеллигент». – Один знакомый купил японский телевизор, а он, как ни странно, сломался. Скорее всего, неправильно эксплуатировали, а то с чего бы он сломался? Вызвал представителя фирмы, тот исправил. Мой знакомый мнется, думает: сколько дать? Хотел червонец сунуть, уже руку в кошелек запустил, как вдруг японец вынимает четвертной и отдает хлопающему глазами знакомому. Тот даже дверь за ним закрыть забыл, всего ожидал, но чтобы такое?! Совсем другой менталитет. Представьте нашего теперь ремонтника. Отказался бы он от червонца? А чтобы четвертной выдать? То-то и оно. И кто? Японцы! О них еще сто лет назад и знать никто не знал. Загадочно все это для меня.
– Да что тут загадочного? – вступила в разговор подошедшая стройная женщина лет сорока, с некрасивым, но удивительно добрым и каким-то моральным лицом. На ней были надеты черные штаны, белая блузка. – Трудолюбие – вот и весь секрет.
– Так-так, – усмехнулся «колобок», – а мы что, не трудолюбивые, по-твоему, Люда?