Аашмеди. Скрижали. Скрижаль 1. Бегство с Нибиру

В ваши придет дома.

Пусть же взойдет, взойдет

Солнце для тех кто ждет,

Светом, теплом войдет,

Там где нужда гнетет.

Счастье пусть всех найдет,

Радость судьба несет,

Пусть за собой зовет,

Всех в ком мечта живет.

Где ты, моя мечта,

Радость, где ты моя,

Счастье ты где мое?

Мне расскажи про то.

––

2. Нибиру. Измена.

Бравая кучка отпускников, где-то уже изрядно нахлеставшаяся, шумной попойкой чествовала новичков, пропивая честно обработанное у них достояние – заботливо завернутое на дорогу любящими домочадцами. Толстый новобранец, громко о чем-то перед ними хвалился, а они, улыбаясь, поддакивали и подливали ему в чарку.

– И тут, я его шмякнул об землю. – Хвастливо закончил свое повествование новобранец. И хлебнув из чарки, добавил – Вот какие дела творились у нас в городе, в бытность мою стражником.

– Даа, брат. Стало быть, служба для тебя не в новинку? – С напускным восхищением и любезностью в лице, заключил для себя его новый са-каль.

– Да, стало быть. Я не как эти. – Кивнул он с пренебреженьем в сторону своих сослуживцев, стеснено сбившихся в кучу. – Уж я-то, знаю цену хорошей драки

– Даа, не хотел бы я с тобой ссориться. А что это, питье кажется, задерживают? Рябой, ты спрашивал? Когда подадут?

– Да я уж не единожды кликал. Все обещают, мол, непременно сейчас принесут, а все не несут.

– Да ты, как следует, просить не умеешь. У тебя нет твердости в голосе. Не то, что, у нашего нового друга. Ох, не быть тебе кингалем…, может, если только у бабы под подолом.

– Да я и не стремлюсь. – Слегка обиженно ответил рябой. – Может, сам покличешь, раз такой твердогласый?

– Не пристало кингалю за выпивкой бегать.

– Зато и твердость в голосе.

– Ну, каково, а? Видал? Опять на меня повернул. – Обратился он к новобранцу. – Ему бы только с бабами и воевать.

– Гы-гы-гы. Ага, у них под подолом. – Выдохнул из себя новоявленный вояка, надуваясь от гогота.

– Да не, вру. Не только в голосе, но и пониже похоже. Здесь хозяйка такая красотка, а ты ее ублажить не хочешь.

– Сам ее и ублажай, раз у тебя такая стойкость. – Снова обидчиво огрызнулся рябой.

– Гляди-ка на него, опять повернул: «Стоойкость». – Передразнил кингаль рябого, подмигнув развеселевшему бану.

– Похоже, все россказни о твоих победах по блудной части, обычные байки, что ты вещаешь глупым ки-сикиль. – Продолжал поддевать товарища десятник, шлепнув по пышным ягодицам, крутившую задом блудницу. – Балабол ты. Не то, что мой новый друг.

– Что скажешь? – Повернулся он к бану. – Ты стал бы как этот гала уду, красотки избегать?

– Сам ты уду? – Отвернулся рябой.

– Гы-гы-гы. Уду, гы-гы-гы.

Разъяренный неуважительным смешком молодого, рябой привстал, чтобы проучить чересчур осмелевшего бана:

– Чего ты, тут расхихикался?! Может помочь зубы пересчитать?!

– А ну, сядь! – Резким окриком, осадил его кингаль.

– Смог бы ты ублажить красотку? Ты ведь мужик, а не… – Начал он снова, но осекшись на друга, перевел разговор. – Ну, ты понял, о чем я.

– Хо-хо-хо, а не этот уду. Гы-гы-гы – Как будто нарочно, еще пуще начал смеяться новичок, закончив то, что, по его мнению, хотел сказать са-каль.

А десятник, обращаясь к бану, как к равному, со вздохом заметил:

– Стареет.

И снова к помощнику:

– Какой-то ты вялый стал, думаю, пора тебя сменить. Вот и достойная тебе замена.

– Вот и целуйся с ним.

– Да ладно, не стоит так обижаться, такова жизнь: твое время вышло, пришла пора молодых. Лучше, покличка еще. Да погромче. А то, после твоих писков толку никакого.

– Сам поклич.

– Слушай Мушу, может ты крикнешь? Я вижу, в тебе есть все задатки са-каля. Чего он там застрял? – Начал подбивать толстяка десятник.

– Эй, корчмарь! Где, ты там застрял?! Неси свежего пива! Хватит натирать свой лоснящийся зад! Тащи его сюда!! – С готовностью заорал на всю корчму, новоиспеченный вояка. Затем, ободряясь одобрительными смешками сотрапезников, довольный собой, добавил – Да поторопись, а то я тебе его надеру! – Расхохотавшись, и обнаглев окончательно, подумав еще немного, крикнул – Ладно, свою задницу можешь оставить, лучше пришли с хозяйкой ее задок! Я лучше ее задок надеру, если ты не можешь! И в передке протрусь, ублажу хозяйку!

Делая неприличествующие движения животом, толстяк так же раскатисто расхохотался, радуясь своей шутке. Оглядывая оторопевших от такой дерзости сотрапезников, и оценивая, какое впечатление она на них произвела, он открыл рот, чтоб крикнуть еще:

– Да где ты, ослиная мо…?!