Аашмеди. Скрижали. Скрижаль 1. Бегство с Нибиру

Стражник, густо покраснев, сказал:

– Мне придан новый десяток, и он еще не полностью сколочен, но я подбираю новобранцев. В этом деле торопиться нельзя, нужны не просто подготовленные мужи, но и проверенные люди.

– Бог тебе в помощь.

– Благодарствую, досточтимая эрес. – Опустив голову в знак признательности, поблагодарил молодой десятник хозяйку.

– Я пригласила тебя к себе, потому, что помню добро сделанное мне. – Со значением в голосе произнесла она. – Также я оценила твое усердие и умение управляться не только со своими людьми, но и справляться с всевозможным сбродом, заполонившим улицы нашего священного города.

Его глаза, снова помимо воли скользнули по воздушной накидке и остановились на набухших сосках, вполне различимых под одеждой и даже слегка проглядываемых.

– Поэтому мне хочется помочь тебе.

При этих словах, глаза молодого кингаля загорелись алчностью.

– Я знаю, – между тем продолжала госпожа, превратно поняв огонь в его глазах, – вы – честные стражники, считаете оскорбительным для себя любые разговоры о благодарении вас золотом и серебром за ваш служебный долг, и даже намеки об этом вас гневят, поэтому даже не буду заикаться об этом.

Глаза кингаля разочаровано погасли. В голове бешено начала крутится мысль, как бы дать ей понять, что он не прочь пошебуршить золотом и не отказался бы и от мешочка с серебром, но последние слова хозяйки окончательно развеяли в прах все его надежды:

– Я и сама считаю, что задаривать верных слуг, значит развращать, превращая их в алчных прихлебателей, погрязших в мзде и пороке. Как говорит мой мудрый муж: Даже мысли об этом, должны стращать государственных мужей как смерть.

Это говорила женщина, знавшая о лицемерности сих словоречий, так как сознавала источник благ своего благоверного супруга, – а, следовательно и своих, – с каждым днем, будто лишь растущих на опаре; ведь ее муж сам не гнушался подобных обычаев, бывших у него уже семейными, и позволивших его родителю когда-то из бессчетного множества безвестных чиновников, пробиться в вельможи, а ему занять высокую должность в державном войске и как итог – положение главы священного города. У стражника в запасе осталось последнее предположение, но зато самое заманчивое, он с нетерпеньем ждал, когда прекрасная госпожа назовет его.

– Если бы было в моей воле повлиять на твое продвижение по службе, я бы этому поспособствовала, но, увы, я не вправе встревать в мужнины дела. – Тут же разбила она и эти его мечты. – Я бы замолвила за тебя свое скромное словечко, но муж мой ужасно ревнив, и боюсь, я бы только навредила тебе.

Слушая, раскрыв рот, подающий надежды служака, усиленно напряг извилины, гадая, для чего же его тогда могла позвать благородная эрес.

– Но я еще раз повторяю: я умею быть благодарной. Поэтому, так как у меня больше не остается иных возможностей, остается лишь одно…

В следующее мгновение произошло то, от чего молодой предводитель стражников, застыл в смешанности ужаса и вожделения: перед ним, как молодая львица во время брачных игр перед своим львом, с царственной осанистостью – расхаживала обнаженная эрес. Стараясь понять, как это произошло, в ошеломленном мозгу хранителя порядка, остатки мышления начали изнуряющую работу над приведением в порядок здравомыслия. До его сознания стало доходить, как произошло, что она перед ним стояла сейчас голой: да-да, при последних словах она скинула свою накидку, и он, совершенно не ожидавший подобного, от ужаса, совсем на краткий миг, впал в забытье.

Дразня набухшими от возбуждения сосками и треугольником в ложбинке, юная градоначальша, виляя задом обхаживала вкруг него, и говорила что-то своим приятным, мурлыкающим голосом, а он, приходя в себя после первоначальной растерянности, совершенно обалдевший от свалившегося на него счастья, отвечал ей невпопад.

***

От нудной работы, трудно думать о чем-то другом кроме как о том, как бы поскорее подошло время, когда можно будет опустить уставшее тело на подстилку, пусть даже сплетенную из самого жесткого тростника, еще тяжелее, если пузо тебя постоянно тянет вниз и мешает сгибаться и ползать на четвереньках. Но чего не сделаешь, чтоб избежать заслуженного наказания. Незадачливый вояка, соскребая с глинобитного пола, очередное пятно чего-то непонятного, украдкой поглядывал сквозь прорехи занавеси, и, опасаясь, как бы разговор не касался его особы, вслушивался в однообразное разноголосье раздающейся с клети – нарочно отведенной для важных гостей. Тем более, повод подозревать, что-то нечистое, был. Таинственные гости, скрывая лица под страшными клобуками, о чем-то перешептывались с хозяйкой, Мушу пытался понять смысл разговора, но те говорили слишком тихо.

– Вы все слышали? – Спросила угрюмая корчмарка гостей.

– Да, слышали. – Утвердительно закивали гости своими накидками.

– Ку-Баба, ты же ненавидишь Загесси. Почему ты на его стороне? – Спросил кто-то.

– Я научена горьким опытом, когда обещавший помочь Киш, бросил Шуруппак в беде, лишь раззадорив уммийцев, сотворивших великие насилия над шуруппакцами. Лучше предать заранее самому, чем ждать, когда за тебя это сделает твой трусливый «друг». Чтобы избежать худшего.

– А что я вам говорил? – Самодовольно подметил высокий гость. – Противоречивость нашего самозванца, приводит к тому, что скоро и самые упертые его сторонники пошатнутся в своей вере. Впрочем, мы не будем ждать, пока он приведет свой народ к гибели. Уже и святейшие жрецы с нами.

– Как?!! И служители Вседержителя?! – Удивленно воскликнул, кто-то из гостей.

– Чему удивляться? Вседержитель не потерпит, чтобы от его имени кто-то смел, тешить свое честолюбие и единолично править; тем более чужак, из земель подвластных иному богу. Только богам дано право, единолично решать судьбы мира. – Мрачно осадил недоверчивого, сухой голос, принадлежащий ряженному в дерюжьи одежды.

– Но Энлиль, при нем стал единым богом всех жителей Калама по эту сторону.

– И думаешь, нам лучше от того? Наш бог и прежде был первейшим, и все города по эту и по ту сторону признавали это, а город его, бесспорно, оставался священным местом для всего Калама. Теперь же, благодаря стараниям Ур-Забабы, посмевшего самозваньем поносить имя нашего бога, и подлостью нашего святейшего первосвященника, продавшегося за честолюбивые помыслы и побрякушки; бога нашего всюду ненавидят, а нас презирают: открыто на землях по ту сторону и скрыто по эту.

– Святейший, много ли, среди служителей вседержителя, думающих так же? – Коротко спросил кто-то, с привычной уверенностью в голосе.

– Все, кого самозванец не успел умаслить, и многие из тех кто принимал его дары без радости. Но у нас есть условие…

– Сколько вас?

– Должен быть избран новый энси, из нашего круга. – Проверещал жрец.

– Мы это решим. Сколько?

– Достаточно, чтобы совершить обряд смещения верховного жреца, и отстранить от власти тех недостойных, кто продал свои души за личное благоденствие.

– Да свершится. – Заключил велеречие жреца, главный заговорщик. – Не захотел помочь другим. Подорвал доверие к себе подлым предательством. Что ж, думаю, теперь и к нему никто не захочет прийти на помощь. Когда это уважали и доверяли предателям?

– Ты так говоришь, будто сам не толкаешь нас на то же. – Возразил ему старческий голос.

– Полно тебе алга, он сам себя предал. Предавший первым, предает себя сам, и потому: предать предателя, не предательство.

– Предательство есть предательство, как его не называй.

– Уж не хочешь ли ты, пойти на попятную алга? С каких пор, тебя стала беспокоить судьба этого обезумевшего царька? Гляди старик, мы договаривались; я свое слово сдержал, держи и ты свое. – С едва заметной угрозой в голосе, сказал высокий гость.

– Меня мало заботит судьба этого кровососа, и я вполне поддерживаю, твое стремление сместить его. Но меня волнует, как бы наши действия не привели к пролитию крови черноголовых. – Упрямо возражал ему старик.

– Кровь неизбежна.

– Но ты обещал, что сделаешь все, чтобы невинные не пострадали и города не были разграблены.

– Раз обещал, значит так и будет. Но сперва, ты – сдержи свое слово. – Раздраженно требовал высокий.

– Ну, коли так, и я буду придерживаться наших договоренностей, по мере сил прилаживая свои скромные знания, чтобы помочь освободить Калам от гнета безумцев и воров. – Утихомирил его словами старик.

– А то ведь знаешь, у меня достаточно возможностей, чтобы исправить совершенное благодеяние. – Успокаиваясь, продолжал на него давить тот, скорее уже просто разогнавшись, уведомляя а не угрожая.

– Этого я и боюсь.

– Напрасно. Если все выйдет, до вас никому не будет дела. – Совершенно повеселев, заверил старого гостя, высокий гость.

– Так ты говоришь, энси все знает? – Прервала их препирательство хозяйка.

– Да, я с ним переговорил. – Ответил высокий гость.

– И что же, он согласен?