Аашмеди. Скрижали. Скрижаль 2. Столпотворение

– Это имя для чужаков, а для нас он всегда был Адамен. Так прозвали его за доблесть в бою, ибо он не ведал поражений.

– Адамен? Ты говоришь правду, боец???

– Адамен. Почему, это удивляеет господина? У наших воинов, второе имя в обыденности. Многие не любят своих домашних имен, из-за простоты или дурного звучания, заслуживая новые прозвища от товарищей и кингалей, а порой и от врагов. А наш са-каль, заслужил его доблестью в бою. Разве у воинов пустынь не так?

– Так. Об этом, я даже и не подумал. – Пустынник оживясь, не скрывал своей радости, скалясь в бороду. – А ведь и вправду, такому доброму воину и лушару славного лима, не пристало носить недостойное имя как какому-то деревенщине.

Молодой пленник, в ответ лишь хлопал глазами, все так же невинно улыбаясь.

– Я вижу, ты уже собрался. Не торопись умирать, если хочешь это сделать для меня. Ты всегда успеешь это сделать, а я верными людьми дорожу. Хочешь служить мне?

– Ооо, господин, я не смел даже мечтать об этом. – Коленопреклоненно, дрожащим от волнения голосом, произнес пораженный неожиданной честью и внезапной переменой, парень. – Это великая честь для меня. Я готов всегда служить моему славному господину и, если только потребуется – умереть за него.

– Хорошо. Как звать тебя?

– Ус-а-Ма, мой господин.

Аш-Шу велел развязать его, и принять в свою личную стражу, вызвав удивление приближенных. Однако никто из них не стал возражать, зная, что действиями их вождя движет высшая сила.

– Магару, – обратился он к подручному – уже выбрали счастливчиков из городской стражи, что удостоены чести заменить уммийцев?

– Да.

– Остальные?

– Приняты в сброд новобранцев.

– Придется видно, еще одной счастливой голове из их рядов, подставиться. – Пошутил пустынник.

***

Чаля последним плотом к берегу, десятник, с сожалением вспоминал о судьбе своих друзей и верных соратников, павших защищая чужих для себя людей. Но оглядев хмурые лица детей, оставшихся без попечения родителей, он засовестился, подумав, что бы ему сказала, на сей счет его старая товарка, не пожалевшая своей жизни ради них, несмотря на то, что могла спокойно отсидеться за стенами. Стерев следы нахлынувших чувств, он улыбнувшись, ободряюще кивнул чете огромных глаз, с любопытством разглядывавших, как дядя с красивыми бляхами на перевязях, правит их маленькое суденышко. Поругавшись с замешкавшимися причальщиками, десятник сошел на берег со своими маленькими плавщиками.

Глядя на то, сколько людей они спасли от смерти и рабства, десятник с гордостью подумал, что все же не зря погибли его товарищи, и тысячу раз была права корчмарка, когда подбила его на измену. Предать предавших не предательство, а справедливость, особенно если на кону жизни людей. Дождавшись пока все соберутся, получив дозволение старост, он обратился к людям:

– Досточтимые граждане славного Нибиру! Вот и нет у нас дома: нашего любимого города, священного, славного в землях. Разрушен не нашим предательством, но тех, кто свое благополучие возвысил выше совести и жизни других. Вам ли, сожалеть теперь о них? Тем, кого они не ставили, ни в горсть ячменя. Давайте лучше вспомним о том, что все вы свободны теперь: от их поборов и обязательств перед ними, и от поборов тех, кто вместе с чужаком, пришел завоевывать вас как враг. И вместе подумаем, как быть дальше, что делать!

– Так, что нам делать?! – Послышались возмущенные голоса, тех, кто отсиделся в сторонке, пока другие умирали за них на валах. – Вы своими самовольствами, только раззадорили чужака! А теперь еще, на нас точат зубы и люди Загесси!

– Вам ли, трусливым шакалам судить нас?! Ваше дело теперь, сидеть тихо и помалкивать! Бабы, и те храбрей вас! – Тут же осадили их защитники, не побоявшиеся мечей пустынников, и ропщущие пугливо втянули шеи; а дружинники стали внимательно выискивать глазами недовольных, опасаясь возможных распрей.

Дождавшись, пока волнение уложится, десятник продолжил:

– Я вижу, вы все понимаете, что путь домой нам теперь заказан! Хоть мы и выстояли теперь. Это ненадолго. Чужаки никуда не денутся и придут снова. Придут и унукцы, ненавидящие вас лишь за то, что Нибиру предпочел Унуку Киш, подпав под власть Ур-Забабы. Думаю, вы догадываетесь, что сейчас творится с городом и теми, кто был за стенами, и что ждало вас. А без подмоги, нам не выдержать новой напасти.

"Идем в Киш!!" – Послышались голоса, и кто-то уже собрался двигаться в ту сторону. Но десятник, подняв ладонь, в знак того, что еще не закончил, провел рукой по своим людям.

– Глядите! Здесь дружинники, дважды предавшие ради вас! Восставшие против своих господ, своего военачальника – ставившего долг, выше человеческих жизней. Предавшие лучших, ради худших. Зачем же они сделали это?! Ведь они могли спокойно отсидеться за стенами, охраняя покой лучших, пока вас убивали бы и уводили в плен. Так зачем они сделали это?!… А я вам скажу – зачем. Они могли отсидеться за стенами, но, не поколебавшись, заняли сторону худших, ибо знали, кто в Нибиру действительно – лучший…! Теперь же этих людей ждет дома кара: за то, что богачи Нибиру, надумали сдать город без боя; за то, что вопреки приказу, не наплевали на оставленных за пределами стен.

Я знаю, вы горюете о простых работягах: ремесленниках и общинниках. Но, разве они подумали о вас, когда закрывали перед вами ворота и оставляли один на один со страшным врагом, безжалостным и беспощадным? Разве не они, первыми предали вас?!

Тут из толпы вышел долговязый человек, руководивший защитой после смерти великанши, и живо размахивая руками, начал уверять, что не сожалеет об оставленной жизни, полной горести и страданий. Что работяги внутреннего города, всегда смотрели на них свысока, так как считались полноправными гражданами, и их никогда не волновала судьба жителей бедных пределов, претерпевавших нужду и поборы. И потому и им, особенно после их подлого предательства, нет дела до их судеб.

Благосклонно выслушав одного из негласных предводителей общинников, и поблагодарив за понимание, десятник продолжил свою речь, стараясь обрисовать им, их незавидное будущее, если они вздумают податься в Киш. Изможденные и угрюмые после кровавой бойни, люди слушали не перебивая. Помалкивали даже те из старейшин, что когда-то яростно противились тому, чтобы не уполномоченные энси военные, распоряжались у них в пределах, заставляя людей – вооружаться и готовится к обороне, внося ненужную смуту. И смиренно слушали, напуганные внезапной правотой испитой бабы.

– Есть два пути: идти в Киш за помощью к царю – обещавшему защиту, к собратьям – обещавшим приют; либо бродяжничать, добывая хлеб разбоем и наймом в войнах! Что ждет вас в Кише?! Слово государя как ветер – сказано, улетело; как лед – крепко, пока не припекло! Ну, а люди, переменчивы как и погода. Может у кого-то там, есть родные или близкие, что радостно встретят и поделятся кровом. Тому радость. А если – нет? Вас ждет незавидная судьба закупов, продающих себя и свою семью, как скотину. Многие из вас уже познали нелегкую судьбу, когда худые годы недорода, сняли свою черную жатву. Многие семьи недосчитались своих кормильцев, когда зажиревшие соседи, вопреки обычаям предков, не делились припрятанным, но сами еще больше жирели, давая в рост. Многим тогда, за пригоршню зерен, пришлось отдать в безвозмездный найм своих детей. Я знаю, что перейдя под власть Киша, вы надеялись, что хоть там еще чтят старые обычаи. Но вы обманулись, там – то же что и здесь. И самое лучшее, что вас ожидает, это гнуть спину на какого-нибудь богатого хозяина. Это я говорю вам как кишец. Ведь я и сам, как и мои воины, был когда-то таким же как вы – простым работягой, но голод и нужда, заставили меня взяться за копье воина. Кто хочет этого, идите. Оставаться опасно, да и негде. Но и идти в Киш бессмысленно. Тамошние богачи и чиновники, столь же вороваты и скупы, а простые люди от этого неприветливы и злобны! Потому и не найти вам там желаемого приюта!

– Верно! В Кише нам делать нечего, идем в Лагаш! Говорят там справедливый лугаль! – Крикнул кто-то.

"Праавильно!", "Он, верно, говорит!", "В Лагаааш!!!" – Послышались со всех сторон крики поддержки.

Но десятник, не проявляя общего воодушевления, выжидал, давая понять, что хочет говорить. Дождавшись пока толпа стихнет, десятник начал:

– Лагаш это конечно хорошо. Но как вы туда попадете?! Как пройдете сквозь земли тех, кто хотел вас только что поработить и уничтожить?!

– Можно на плотах по Идигне. – Предположил кто-то осторожно.

– По Идигне?! Хорошо, можно и по Идигне! Но и до Идигны путь не близок!

– Зато по землям Киша!

– А вы думаете, что у кишцев не возникнут вопросы, отчего по их земле ходят толпы бродяг?! Вооруженных бродяг!

По рядам прошелся недовольный гул.

– Ладно. Допустим, вы дошли до Идигны. Допустим, вы связали плоты. Но до переправы, вас не допустят державные заставы! И тогда ни я, никто либо из моих людей, не беремся ручаться за ваши жизни! А вы уверены, что все эти россказни о справедливом лугале, не байки балаболов?! А может, вы придете туда, а там, то же, что здесь! …

По взволнованным лицам, поняв, что смысл его слов достиг сознания людей, он продолжил:

– Может хватит?! Может хватит, надеяться на справедливого лугаля?! Может, пора самим решать свою судьбу?! …

Оглядев толпу, десятник понял: они только и ждут, чего-то от него, надеясь, что уж он-то знает, что делать. Но, он лишь тяжело вздохнул, от мысли, что невольно толкает людей на путь полный опасностей.

4. Возвращение.

Сойдя на берег, скитальцы разъехавшись с лагашцами, отправившимся к Кишу, снова покатили на своем возке, по дороге к Нибиру, спеша поскорее вернуться к своим землякам, которые должно быть потеряли своих любимцев, чтобы скорей порадовать их новыми шутками, почерпнутыми на чужбине, и поделиться впечатлениями об увиденном. Аш тоже спешил, обеспокоенный тем, что учитель не нагнал их как обещал, и никакие уговоры и увещевания – дождаться вестей, не смогли остановить его порыва. И бессильно вздохнув, Пузур был вынужден согласиться с решением юноши, вняв заверениям, что под тряпьем, в запыленном бродяге не признают беглого послушника.

– Стоой! – Окрик, заставившийся встрепенуться даже ослов, показал, что их опасения были не напрасны. Исполняя волю кишского стражника, Пузур из-за всех сил потянул вожжи на себя, останавливая перепуганных ослов, да, и здоровенный страж, ухватившись за узду, не дал им сдвинуться с места.

Главный из стражей, подойдя к повозке, отчеканил, то, что должно быть, повторял не раз:

– Именем единого бога и великого единожержца!

Узнав в стражнике, старого знакомого, Пузур попытался успокоить чересчур прилежное рвение вояки, дружеским приветствием:

– Приветствую, благородный сагду!

– И ты будь здоров. – Буркнул в ответ стражник, тоже узнавший возницу и его седоков.