Параллели. Часть первая

– Так не пойдет, что значит, я сделаю предложение, я считаю это нечестно, мы с тобой договаривались дать ей право самой сделать выбор, вот пусть его и делает.

– Как делает, что ты имеешь в виду?

– Я считаю, мы вместе должны сделать ей предложение, она пусть сама решает, кого из нас выбрать.

– И как ты это себе представляешь?

– А что здесь представлять, вместе к ней придем и вместе предложение делать будем. Ты согласен? – закончил Павел.

– Да я-то согласен, только ответит ли нам Фрося или посчитает, что это очередная наша выдумка.

– Не посчитает, – не унимался Павел, – что ей так считать? Я думаю, так будет честно между нами.

– Ну хорошо, тогда идем в резерв, соберемся, а потом сходим к Фросе домой, там и поставим вопрос, согласен?

Павел довольно кивнул головой, и они быстрым шагом пошли к резерву. Фрося была очень удивлена их поздним визитом к ней, но ребята так настаивали, что их пришлось впустить. Сели пить чай, к столу вышла мать Фроси Анастасия, она поздоровалась с гостями и поинтересовалась, что так поздно, но Александр с Павлом объяснили ей, что они утром возвращаются в Акмолинск и, следовательно, не смогут сделать то, за чем сегодня пришли. В этот раз они говорили путано и бесконечно перебивали друг друга. Наконец, они собрались с мыслями и приступили к делу. Первым, как всегда, заговорил Александр:

– Фрося, ты давно нам очень нравишься, мне и Паше, мы завтра возвращаемся в Акмолинск. Поэтому мы оба пришли к тебе с предложением.

Ребята явно волновались, краснели и пот выступал у них на лице.

– Мы, – продолжил Александр, – хотим, чтобы ты выбрала кого-либо из нас и вышла замуж! – выпалил Александр.

– Фрося, – продолжал Павел, – выбери одного из нас и стань кому-то женой!

Фрося опешила от неожиданности, первой из замешательства вышла мать Фроси.

– Да, ребята, первый раз я вижу, чтобы предложение девушке делали сразу двое парней, да еще и одновременно, где же вы такое видели? Как-то принято предложение делать одному, так и девушке спокойней, да и вам, мне кажется, сподручней было бы. Ну, уж коли сделали, так теперь дайте ей хотя бы подумать, как же ей вот так сразу ответить, не обидев кого из вас?

Паша не унимался.

– Мы, мать, давно за Фросей ухаживаем и давно договорились, что она сама, кого выберет, то и уважать будем. Обид здесь не будет, так договорено!

Анастасия сочувственно посмотрела на ребят и произнесла:

– Ну, раз договорено, что ж здесь поделаешь. Только на ответ время нужно, с этим вы, надеюсь, согласны?

– Конечно, – ответил Александр, – мы подождем, – продолжил он.

Фрося, красная от волнения, решила заговорить.

– Дома-то у вас знают, домашних в известность поставили? Вдруг они против будут? С родителями согласовали ли?

– Так время еще есть. Да я и сам взрослый, – вступил в разговор Паша.

– Взрослый-то, ты взрослый, а с родителями посоветоваться нужно, с ними сориться не надо, – назидательно высказалась Анастасия.

– Хорошо, – вторил ей Паша. – До осени еще два месяца, тебе два месяца, Фрося, на раздумья хватит?

Фрося улыбнулась, никогда она еще не попадала в такую смешную ситуацию сватовства. «Да, удивили!» – думала Фрося.

– Не знаю, – нерешительно ответила она.

Но Павел не унимался:

– До конца сентября и не больше! – и, обращаясь к Александру, предложил: – Пойдем, Сань, собираться надо.

Попрощавшись с хозяевами, они вышли из землянки и быстрыми шагами направились к станции. Утром следующего дня они уже вели грузовой состав в Акмолинск.

После смены Александр отправился в село Рождественка, где жили его родители и многочисленные родственники. Дома его встретил отец. Семья Александра была верующая и придерживалась лютеранского направления христианства, сам Александр сильно не углублялся в верования, но все требования, установленные отцом с матерью, выполнял неукоснительно. Так у них в семье было принято далеко до них, и никому и в голову не приходило что-либо менять в этих установках. Отец Александра, Андрей Робертович, очень гордился сыном, тем, что он работает в городе, да еще машинистом, что для выходцев из немецких семей было большой редкостью, сказывались последствия войны и сталинских репрессий. Потому отношения между отцом и сыном всегда были теплые.

– А, приехал! – радостно воскликнул отец, увидев входящего во двор сына, – как командировка, все ли хорошо у тебя, сынок?

– Здравствуйте, папа, все хорошо, как вы с мамой, как все?

– Да что с нами будет, сынок, как работали, так и работаем, мать сейчас подойдет, она еще не пришла с вечерней дойки. Что, построили, что хотели?

– Построили, пап, потому и вернулись, даже на неделю раньше запланированного.

– А, ну добро, заходи, умывайся, мать подойдет, ужинать будем. Скажи Ирме, пусть готовит на стол.

– Хорошо, пап.

Александр вошел в дом, поздоровался со старшей сестрой Ирмой, передал ей распоряжение отца и пошел умываться. Через каких-то минут 40—50 вся семья Майеров уже была в сборе. Перед едой все встали, отец семейства прочитал молитву и пригласил к ужину, и только после этого за столом полился спокойный, в меру шумный разговор. Наконец, все поужинали, но из-за стола у Майеров было не принято выходить без обсуждения дня прошедшего и хотя бы приблизительных планов на будущее. Улучив момент повисшей паузы, Александр обратился к родителям:

– Пап, мам, я хотел вам сказать, – он чуточку растерялся, было видно, что он волнуется и слова застревают у него в горле. – Я, – продолжил Александр, – полюбил девушку и сделал ей предложение.

За столом повисла полная тишина, братья и сестры с изумлением смотрели на Алекса, так они звали его в семье, и все ждали реакции родителей, прежде всего, отца. Тот вздохнул и бесстрастно спросил:

– Кто она, сынок, расскажи о ней нам.

– Пап, мам, она работает кондуктором на станции Атбасар, была замужем, но муж умер, я сделал ей предложение!

Зная своих родителей, Алекс последнею фразу говорил именно для них, как увесистый аргумент. В семье свято чтили правило: «Дал слово – держи его, чего бы тебе это не стоило». Поэтому и обещания членами семьи давались осознанные, не терпящие поверхностного значения. В разговор вступила мать.

– Как зовут ее, сынок?

– Ее зовут Фрося.

– Так она русская, сынок?

– Да, она русская, мама.

– Сынок, значит, она православная или неверующая?!

– Я не знаю, мама, вы всегда учили нас любви. Я полюбил ее, мама.

– Ах, бедный ты мой! – всплеснула мать руками.