Дополнения

Из пещеры даже за несколько шагов теплело резким духом гнили. Недалеко от входа сидел перед костром Еруслан Лазаревич и что-то жарил, используя вместо вертела свой перепачканный меч. Богатырь взглянул на Торопа и усмехнулся. Непонятный румянец зашевелился на его лице, как будто кровь за кожей на скулах переливается сама по себе.

– Ты, я виижу отлучался на часок. А я за это время поимал нам пиищу. Проходии, что ты так оторопел?

– У вас сильная лихорадка. Вам надо лечь, я ещё могу кое-что…

– Ты что!? Хочешь, что бы я снова повалился на бок на тее тряпки? А вот на свежем воздухе да перед огнём мне сразу стало лучше.

Тороп вежливо отказался от еды, предложенной Ерусланом. Богатырь пальцами отрывал жарящееся мясо и жадно ел; горячий сок темнил и пачкал усы, стекал по подбородку за шиворот.

– Хорошо снова чувствовати себя живыим! А ты и прямо мне помог, такои слуга мне подходит. Хорошо.

До вечера Еруслан гулял перед пещерой, насвистывая песни. А когда пришла ночь, он легко уснул и храпел здоровым сном до самого рассвета. Тороп у противоположной стены не сомкнул глаза – ему было так страшно, как никогда в жизни. И на следующую ночь повторилось то же самое. Заживо гниющий богатырь спал и ничего не замечал, а Тороп всю ночь и весь прошедший день гнал от себя сон. Мысль о побеге больше не приходила ему на ум. Он был зачарован богатырём, как тогда, когда тот полз на него с перекошенным лицом. Тороп дрожал от ужаса, но ничего не предпринимал. И третья ночь прошла точно так же. Днём они перекинулись несколькими словами, а при темноте один спал, другой – трясся от томного, вязкого, непринуждённого страха. На хлеб собственной плоти намазывались слова, слышанные в городе, и этот бутерброд, казалось, вот-вот проглотит спящий богатырь, который во сне уже разевает свой зёв…

А потом силы подвели Торопа, и он уснул. Представлялась девушка из города: она глядела исподлобья и вызывающе повторяла: «Где мой брат?»

А проснулся он связанным. Еруслан стоял над ним и зловонно дышал прямо в лицо.

– Ты гой еси, верный Тороп-слуга. Чую я кончину свою скорую, не владети мне больше сими сокровищами. Видел я чегодня во сне могучего богатыря Агрикана, и он говорил мне: «Ах, короткий переемник мои! Запри верного Торопа со всеми сокровищами в сей палате, а сам иди с ключом на ратное поле и сложи там свои кости промеж других!»

Еруслан привстал с корточек.

– Я оставляю тебя. Ты будешь спать тут сном богатырскиим тридевять лет, пока не наидётся другой богатырь, что наидёт среди моих костей ключ и не отворит дверь, и не выпустит тебя на волю. Ему и послужишь ты верои-правдои.

Еруслан крепкой походкой двинулся к выходу. Тороп, связанный, выкручивался и орал:

– Не губите меня, батюшка! Я ж умру тут! Это же страх-то какой!

Под неистовые рыдания дверь затворилась и отсекла свет. Еруслан Лазаревич сделал несколько шагов и упал замертво. Уже в этот самый момент пещера начала медленно навсегда зарастать травой.

Глава 8 «О всё видавшем»

1

Желание творчества – это нарыв на моей душе. Он растёт, крепнет, чешется, а потом прорывается. Поэтому самый главный вопрос, что я задаю себе, это не "кто я, и зачем я здесь", а – не путаю ли я болезнь с творчеством. Моё отношение с книгой, как у больного человека со свои божеством: я ползаю перед ним на коленях, а когда оно долго не отвечает мне, я топчу свой идол, плююсь на него и ненавижу. Когда же наваждение проходит, я страдаю и каюсь и снова водружаю его над собой.

Читаю как-то в анонсе: роман-провокация?! О! Здорово, думаю я. Открываю книгу в надежде, что меня сейчас начнут провоцировать. А там: один персонаж, другой персонаж, они о чём-то говорят, передвигаются, появляется третий персонаж… Что за ерунда? Пока я пойму, в чём там суть, уйдёт много времени. Мне не нужна эта рефлексия, дайте Вещь. В учебнике по литературе за пятый класс я давно прочитал: автору не обязательно показывать жизнь барона, описывая каждый его обед; достаточно дать лишь один, включающий самое характерное. Так и тут. Если то, что я прочитал на первых страницах – самое оно, то чего ж там ждать дальше? Я уже читал реалистический роман, где персонажи ходят и разговаривают. Зачем вы написали ещё один?

И вообще, что такое реалистические персонажи? Кто вообще видел таких персонажей в реальности? Я раз стоял на остановке и слышал, как один стареющий мальчик долго – раз сто – и уверенно рассказывал:

– …все уедут в Москву работать, всё обанкротится, а я тут останусь! Всё обанкротится, работы не будет нигде, а я тут останусь!!! – Глаза его смотрят в одну точку. Рот широко открыт. Гогот.

А потом в автобусе двое молодых студентов ведут такой разговор:

– У неё (преподши) лекции хорошие, весёлые.

– Да весёлые. А как тебе психология?

– Мне кажется она банальная.

– Она не может быть банальная, потому что она левша.

Ну тут понятно, да? Раз ты левша – значит лекции у тебя не бальные, хоть ты что делай.

Или в другой маршрутке. Другой пацан. Половина рта гнилых или вовсе отсутствующих зубов, отчего губа с левой стороны почти ввалилась. Но: классная причёска, шмотки с иголочки, и огромная яркая татуха-сова из-под закатанного белоснежного рукавчика.

– Сколько надпись на руке набить стоит? – спрашивает его друг.

– Смотря какая… От рубля (рубль, понятно, это тысяча значит).

– Ну вот такого размера, – показывает пальцами размер.

– Два рубля. Я вообще хочу себе всю спину сделать. Это выйдет тыщ в сто.

– Зачем тебе это? – неподдельно удивляется товарищ.

– Хочу, – меланхолично пожимает плечами пацан с мерзким ртом. Ртом со вваленной губой, потому что зубы гнилые. Передние.

И я подумал: люди порой даже не подозревают, насколько они нереалистичные и неживые образы. Книга с интересными персонажами, с развитием их «характеров» и продуман ной интригой – это такое фальшивое… нет, тошнотворное фуфло, каким каждый книгочей должен наесться ещё в детстве. Ну какая интрига в старых книгах? Да и вообще во всей этой литературе! Или ещё говорят: "Я читаю, чтобы уйти от этой реальности в чудесный мир литературы!" Это просто без комментариев! Давайте все уйдём в чудесный мир комплексов и насилия.

Как же лично мне найти и выбрать ту волшебную ерунду, на которую нанизывается текст, на который в свою очередь нанизывается читатель. Только по мне это не должна быть "проблема". Никаких актуальных тем! Литература уже примеряла роль монополиста актуальности, переросла её и оставила в прошлом теперь, наверное, навсегда. Нет, злоба дня всегда имеет место, правда, не в тех мелочно-бытовых рамках, куда её загоняют.

Не всё же только о проблемах говорить?! Можно и с ума сойти. Неужели мало быть просто пессимистом? Хочется иногда подумать о бессмысленности, то есть о вечном, о любви, о страхе, о ненастоящем. Отойти от "здесь и сейчас", чтобы взглянуть на них издалека сквозь магию фантазии. Весь фольклор – он же именно об этом.

И тут меня осенило. Что выбрало человечество для своего дебюта? Насколько нам известно, – хотя это конечно же не так – человечество в качестве творца именно литературных  произведений дебютировало историей о Гильгамеше. "Что бы мне сделать основой своего первого опыта?" – думает человечество, – "Ага! Жизнь и смерть и смысл того и другого, скорее всего, подойдет". Несомненно! Это потом уже пошли всякие частности: добро и зло, любовь и предательство. Но самым первым был персонаж, который был исключителен и усомнился в своей исключительности.

И я сразу представил ночь во дворце. Ночь и дворец после пира. Кое-где горят огни, прохлада и полусмерть исходит от измученных весельем тел, среди которых Гильгамеш и его верный друг Энкиду. Итак, наступает ночь, дворец в тумане сна, как будто это сцена и на ней меняется свет. В тех же декорациях, но с другим смыслом будет проходить следующий акт, там, где суд, много дурацких разговоров и приговор. Именно после смерти своего друга Гильгамеш отправится совершать свои главные подвиги: поиски бессмертия, неудачу и смирение. Вот она: смерть, как начало! В начале была смерть. Без неё друзья пировали бы и дальше, и ничего бы не было. Без этой смерти не будет всей последующей литературы (то есть вообще ВСЕЙ). Потому что литература – это и есть мир смерти, с какими-то неестественными и живыми только отчасти персонажами, живыми лишь в нашей голове, как и все прочие наши умершие знакомые. Чтение литературы – это замена мыслей о смерти.

И вот я решил рассказать историю.

2

Протокол заседания богов.

Сцена №.......

В середине стул верховного бога Ану. Ану всегда говорит бесцветным скучным голосом, но может вдруг сделать жесть рукой. Слева стул Эллиля. Эллиль немного нервничает, садится на и вскоре встаёт. Справа – Шамаш. Этот всегда стоит около своего стула, постоянно щурится, голос его строг.

Ш а м а ш: Все ли мы собрались перед лицом Ану?

В ы к р и к  и з  з а л а: Нет одного Думузи.

Ш а м а ш: Что с ним?

В ы к р и к  и з  з а л а: Он умер.

Ш а м а ш: Прошлый раз он был среди нас.

В ы к р и к  и з  з а л а: Так была весна, а наступила зима!