Если женщина…

– Нету там никакого Гитлера, – вдруг неожиданно даже для себя сказал Гриша и включил магнитофон.

Женский голос запел о любви.

– Гриша! Ты просто забыл! – воскликнул Сазонтьев.

– Гриша прав…

– Прав? Да? Пойдем посмотрим. Вот пойдем… Пойдем и ты увидишь: кто прав, а кто виноват… И что делать.

Терпение у Сазонтьева кончилось. Он крепко обнял Марину и утащил. Гриша вздохнул, тихо поаплодировал, сел за столик и выпил вина. Откинулся в кресле, уперся взглядом в фотографию родителей на стене над диваном. Родители еще молодые, красивые, отец – с институтским значком на пиджаке, смотрели с фотографии строго и справедливо. Грише стало стыдно за весь этот бардак в их квартире. Он отвел глаза, подумал: «Надо бы куда-нибудь перевесить…»

Из маленькой комнаты вылетел взъерошенный Сазонтьев.

– Дура! – прошептал он криком. – Ну дура! Она же действительно хочет марки смотреть!

Вышла Марина, погладила себя по бедрам, разогнала морщины на узком платье, спросила:

– Что ж, Гриша, меня твой друг обманывает? Где марки?

Марки были. Гриша их собирал до четвертого класса, потом бросил.

– Внизу… В шкафу под книжками…

– Вот оказывается как, – сказала Марина и посмотрела на Сазонтьева.

Тот подошел к столу, сел и сказал:

– Хочу выпить.

Потом налил себе и выпил.

– А как же марки? – ехидно спросила Марина.

Гриша не удержался, радостно улыбнулся. Сазонтьев посмотрел на бутылки – вина оставалось мало.

– Нам пора, – строго сказал он. – Завтра трудный день.

– Куда это нам пора?

– Домой…

– А я домой не спешу…

Марина села в кресло, взяла яблоко, аппетитно стала жевать.

– Уже время, Мариночка…

Сазонтьев показал ей свои часы и надавил пальцем на стеклышко так, словно мог выдавить оттуда Маринино согласие.

– Милый мой! Тебя ждут дома! А меня мама не ждет, мне спешить некуда… Ты ведь человек широких взглядов?

Надо ли говорить, как разволновались оба мужчины. Только один жег взглядом магнитофон и боялся дышать, чтобы не спугнуть удачу, а другой жег взглядом стол. Если бы взгляды мужчин обладали реальной энергией, квартира заполыхала бы в момент.

– Мариночка, не глупи…

– Не хочу я никуда идти… Дождь, может, скоро пойдет…

– Никакого дождя не будет!

Сазонтьев попыхтел немного, добавил:

– Пить хочется… Гриша, покажи, где у тебя вода течет?

Мужчины вышли на кухню. Сазонтьев включил воду, струя с шипением и брызгами ударила в грязную тарелку.

– Ты б хоть посуду мыл! – гневно воскликнул Сазонтьев, вытираясь.

– Я собирался…

Сазонтьев сделал воду потише, недолго посопел, думая, видимо, что сопение все объяснит, но реакции товарища не дождался.

– Ты что? Ничего не понимаешь?

Гриша пожал плечами, потер желтую от пыли и копоти дверцу белого шкафчика. Пыль и копоть скатались на пальце. Палец Гриша вытер о занавеску.

– Старик, ты можешь сделать так, чтобы она ушла?

– Может, ты пива хочешь? – спросил Гриша. – Вчера купил…

– Хочу, – ответил Сазонтьев.

Гриша достал из холодильника бутылку, открыл – пробка упала на пол, укатилась под плиту. Сазонтьев перехватил бутылку, прихлебывая из горлышка заговорил:

– Ты же понимаешь! Ты же неглупый человек! Первый разряд! Надо помочь в дружбе!

Гриша заглянул, куда укатилась пробка, сказал:

– Не достать.

– Надо, чтобы она ушла со мной! Это же будет справедливо! Ушла – пришла – ушла! То есть – наоборот! Ты не молчи! Сделай что-нибудь для друга!

– А что я? Она – человек…

– Ах так! Так?

Приятели надолго замолчали, задумались, глядя в пол, и если бы в эту минуту между ними поставили шахматы, можно было бы подумать, что идет середина партии.

Однако никто ходить не хотел. Оба пытались через пол внушить друг другу мысль о том, что в дружбе надо уступать. У Сазонтьева был цейтнот, он не выдержал первым: