Если женщина…

– Нет! Молодцы немцы! Представляете: вы голый на пляже! Очень прогрессивно!

Гриша машинально прикрылся журналом, а Левчик вздохнул:

– Эх! А наша Русь-матушка пока разденется, тыща лет пройдет! У нас устрой тропики, мы все равно в шубах да в зипунах ходить будем. Так уж воспитаны. А ведь во всем цивилизованном мире дети усваивают половое воспитание уже на школьной скамье! Вы вспоминаете свое половое воспитание? Я – с ужасом! У нас же не то что секса, у нас поцелуев боялись! И боятся до сих пор. Вот что обидно!

Гриша усмехнулся из солидарности и проговорил:

– Да… Отстали на миллион лет!

– А вы смотрели «Белый снег» Крутаулина?

– Да, – ответил Гриша, хотя не слышал ни о Крутаулине, ни о его «Белом снеге» и даже не знал, что это: балет, фильм или драма?

– Помните, как мать выходит на просцениум без всего и кричит сыну: «Я пришла, чтобы убить тебя!» Потрясающе! А финал? «Ты – негодяй и будешь наказан!» До сих пор перед глазами эта сцена…

Левчик побарабанил длинными с маникюром ногтями по мягкой обивке и добавил:

– Хотя, я думаю, такой материал в Англии поставили бы лучше.

– В Англии школа, – уважая себя, добавил Гриша.

То ли фасон оказался сложным, то ли женщины давно не виделись, но пока их не было, Левчик успел рассказать и о том, как они с Галочкой отдыхали в Ялте, о новом рецепте пирожных к вечернему чаю из лондонского журнала, и о том, как лучше использовать танки в гражданском строительстве в связи с предстоящим сокращением вооруженных сил.

Когда Марина и портниха вернулись в комнату, Левчик спросил:

– Галочка, подавать?

За кофе женщины заговорили о модах на женское белье.

– Застежка спереди, застежка сзади! – восхищалась Марина.

– Прошлый век! Мариночка, прошлый век! – говорила портниха.

– Что же теперь делать?

– Вообще без застежек!

Марина удивилась, а Левчик сочувственно поддакнул. Гриша очень ему теперь завидовал, завидовал умению чувствовать в такой ситуации себя мужчиной. А еще он изредка поглядывал на пышную портниху и удивлялся, как там все это может быть совсем без застежек.

Прощались женщины звонкими поцелуями в воздух, прислонившись друг к другу щечками.

– Мариночка, прелесть моя, через два дня бери своего жениха под мышку и ко мне. Все будет готово в лучшем виде.

– Я уж и не знаю, как вас благодарить! – отвечала Марина.

Гриша поцеловал портнихе руку, чуть было не поцеловал руку и Левчику, так тот ее протянул: грациозно, пальчиками вниз.

На улицу Марина вышла сильно возбужденной.

– Старая карга! Вешалка! Совсем без застежек! Конечно, ей любовники из-за бугра еще не то привезут!

– Она же в возрасте, – возразил Гриша.

– Зато с деньгами!

Гриша вдохнул копоти проезжавшего мимо автобуса, и ему стало стыдно за свое безденежье.

На работе Гриша тоже был Гришей. По отчеству или по фамилии обращаться к нему сотрудникам не случалось, даже подчиненным. Подчиненных было двое. Чем занимается на работе молодой специалист Ганушкин, не знал даже его начальник – Гриша. Ганушкин приходил на работу, вешал сумку на стул и пропадал. К шести – возвращался, забирал сумку, прощался и уходил. Гриша поначалу раза два давал парню переписывать бумаги, но ничего не получилось, и Гриша остыл.

Второй подчиненной была Вера Сергеевна. Вера Сергеевна вела дела. Есть такие женщины, глядя на которых кажется, что они родились старушками. Вот и Вера Сергеевна приходила на работу всегда в одном и том же коричневом костюме, в черных разбитых туфлях. Сидела она над бумагами сгорбившись так, что и головы было не видно, а когда в лабораторию кто-нибудь входил, голова вроде как бы появлялась из туловища. Вера Сергеевна поднимала очки и с постоянным недоумением смотрела на гостя. Была она в такую минуту похожа на старую черепаху, хотя кто видел молодую?

Стол Веры Сергеевны был постоянно завален бумагами, а над столом висела репродукция из журнала. Знающий человек мог при случае сказать, что это – репродукция с картины Карла Брюллова «Всадница. Портрет Джованины и Амацилии Паччини», а незнающий мог прочитать.

Работалось Грише с Верой Сергеевной спокойно. Бумаги, которые нужно было заполнить, переправить или подготовить, он складывал ей на стол. С бумагами Вера Сергеевна расправлялась исключительно красиво.

Служба самого Гриши складывалась в основном из хождений по отделам, правда в последнее время ходить он стал меньше. Работа вдруг показалась бессмысленной, а сам он – человеком со слабой волей, дурным характером, без способностей. «Можно ли такого любить?» – думал Гриша и сам же себе отвечал: «Нельзя!»

В воскресенье Марина позвонила сама.

– Ты мне нужен!

Из тысячи вариантов, какие могли бы сделать Гришу счастливым, Марина выбрала самый неинтересный: перевезти от мамы к бабушке книжную полку.

Пока Гриша мылся, брился, варил сосиски, он пел. Так же с песней долго выбирал костюм. Костюмов было два: старый и новый. Старый больше подходил для свидания с книжной полкой, но Гриша все-таки шел на свидание с любимой. Когда он, одетый в новый костюм, надушенный смотрелся в зеркало, ему вдруг подумалось, что подобные поручения от мамы воспринимались совсем с другим настроением. Грише стало стыдно, он сел на диван, с болью и восторгом вдруг почувствовал, что кроме Марины, ее родных у него теперь и нет никого. Чувство было новое, удивительное. Гриша еще ни разу не видел ни Марининой мамы, ни бабушки, но был уже готов принять их, и даже других ее родственников, сколько бы их ни было.

Погода была пасмурная. Ожидался дождь. Гриша стоял на остановке, подняв на всякий случай воротник, и по-новому, как человек заинтересованный, вчитывался в объявления на столбе: «продаю», «меняю», «куплю»… Каждое рождало вопрос: а нужно ли это Марине?

Марина опоздала на полчаса.

– Заждался? А мы с мамой поругались!

– Зачем?

– Зачем с мамами ругаются? Чтобы лучше жилось.

Марина пришла в новом сиреневом плаще, сиреневых туфельках и сиреневых чулках. Гриша боялся представить, что там, под этим сиреневым цветом. От одного запаха духов голова кружилась.

– Но полку мы все равно заберем, – сказала Марина. – Осилишь?

– Все равно ты ниже меня ростом, – пробурчал Гриша.

Пошел дождь. Марина раскрыла зонтик, сунула Грише:

– Принимай под крыло!

Гриша старался. Ему очень хотелось, чтобы Марине понравилось вот так ходить с ним под дождем. Около дома она проворчала:

– Что ты постоянно кривишь? Вымокла вся!