Приключения Ариэля, рыцаря двух миров. Том I

Ариэль, как безлошадный, стоявший пока в резерве, прикидывал. У Саладина около двухсот тысяч воинов. У крестоносцев после повального бегства и гибели большинства сержантов, в лучшем случае осталось тысяч тридцать. Рыцарская конница уже перемолола силы сарацин превосходящие крестоносцев раза в два, то есть рыцари уже одержали победу, достойную того, чтобы о ней помнили века, но теперь они вымотаны и выбиты, а у султана ещё больше ста тысяч свежего войска, не принимавшего участия в сражении, и воды у них вдоволь.

После второй атаки на лошадях оставалась лишь горстка рыцарей. Ридфори Лузиньян теперь решили бросить в бой разом все силы. За тонким конным строем, который опять врубился в сарацинские ряды, шли пешие рыцари – страшные, почти неуязвимые, рубящие врагов, как капусту. Ариэль впервые ощутил себя частицей единой, мощной, неодолимой силы, сметающей всё на своём пути. Они продвигались вперёд по трупам врагов, через фонтаны крови, поражая всё живое, что дерзало перед ними шевелиться. Они уже не были людьми в собственном смысле слова. Ариэль вспомнил боевых муравьёв и понял, чем они стали – разум совершенно отключился, в них работали только мощные рефлексы. Такой натиск не может длиться вечно, они уже смяли ещё одну армию, равную им по численности, но постепенно оказались в окружении ещё нескольких армий. Уже никто не наступал и не отступал, началась общая свалка, каждый, увидев перед собой врага, поражал его и тут же, увидев следующего, опять поражал. Солнце жарило теперь в полную силу, страшный зной обрушился на закованных в латы людей, которые были измучены жаждой до самой крайности. В обычных условиях человек, организм которого обезвожен до такой степени, вообще не сможет стоять на ногах, а они рубились час за часом, не теряя боевого пыла. Казалось, адская жара только увеличивает их боевую ярость, а раскалённый воздух превратил их из людей в существа другого порядка. Как псы, вывалив иссохшие языки, они продолжали рубиться, ничего не соображая, ничего не видя – перед глазами давно плыли разноцветные пятна, но они угадывали врагов звериным чутьём и поражали с безупречной точностью. Каждый продолжавший сражаться рыцарь уже вышел за пределы человеческой личности, он делал то, на что человек, оставаясь в теле, вообще не может быть способен, тело уже должно было валяться без сил, но воля, преодолевшая предел человеческих возможностей, продолжала ими управлять.

Вдруг сарацины начали отходить, даже бежать, а рыцари стояли с высунутыми языками, не решаясь поверить в победу. Это действительно не была победа. Сарацины подожгли сухой кустарник, и ветер понёс в сторону крестоносцев густые чёрные клубы дыма. Они давно уже дышали не воздухом, а расплавленным зноем, но теперь оказались внутри чёрной мглы, дышать которой не могли даже они. Многие рыцари начали задыхаться и падать, другие, Ариэль в том числе, побежали вперёд, чтобы вырваться из дыма, и угодили прямо в огонь. Ариэль помнил, как шёл через огонь, как вырвался из него и, увидев сарацин, вновь набросился на них. Он помнил, как продолжал рубиться, а потом увидел перед собой… горный водопад – словно лавина прозрачного хрусталя низвергалась с горы, от неё веяло прохладой и жизнью.

***

Когда Ариэль очнулся, вокруг была кромешная темнота. Через несколько мгновений он понял – это потому, что его глаза закрыты. Он попытался их открыть, но не получалось – высохшая кровь слепила ресницы. Он потёр глаза рукой, они кое-как открылись, и тогда он увидел, что лежит в тени под скалой, вокруг него – рыцари Храма – кто сидел, кто лежал. Рядом был Жан.

– На, попей, – Жан протянул Ариэлю глиняную кружку с водой. Ариэль лихорадочно выпил тёплую мутную воду и стал понемногу приходить в себя.

– Где мы? – спросил он Жана.

– В плену, – безразлично сказал Жан. – Вода – от саладиновых щедрот, её достаточно, пей сколько хочешь, вон – несколько бочек стоят.

– А где водопад?

– Какой водопад? – сначала не понял Жан, а потом понимающе кивнул. – Видимо, у тебя были галлюцинации перед тем, как ты потерял сознание. Не удивительно. У меня, перед тем, как я отключился, тоже какие-то пальмы мелькали перед глазами, хотя их тут и близко нет.

– Значит, нас разбили?

– Разумеется. Мы сделали, что могли. Даже в несколько раз больше, чем могли. Храмовники, все как один, дрались до последнего, убить сарацины смогли не многих, большинство наших сражались, пока не потеряли сознание. Поэтому сегодня у султана так много пленных храмовников – наших брали в бессознательном состоянии. Я уже сосчитал, здесь 230 братьев – без малого целый боевой монастырь.

– А вожди?

– Граф Раймунд бежал с поля боя, хотя тут и бежать-то вроде было некуда, уж не знаю, как и лазейку нашёл. Барону Рено Шатильонскому султан отрубил голову – этого разбойника он не мог помиловать ни при каких обстоятельствах. А вот Лузиньяна и Ридфора, которые тоже попали в плен, султан, как ни странно, помиловал и отпустил. На Лузиньяна нам плевать, а вот по поводу помилования Ридфора братья ворчат.

– Ты думаешь, он предатель?

– Конечно, это первое, что приходит на ум, но я, откровенно говоря, не верю в предательство Ридфора. Нашего магистра много в чём можно упрекнуть, но это железный человек, такие не предают. Думаю, что султан специально отпустил его, чтобы опозорить Орден, бросить на него тень. Саладин очень хитёр и коварен.

– Почему здесь только храмовники?

– Светских рыцарей уже отвезли в Тивериадский замок, они там будут сидеть, пока за них не заплатят выкуп.

– А что будет с нами?

– Убьют, – вяло усмехнулся Жан. – Храмовники никогда не выкупают своих пленных, и султан это знает. Так что нас прикончат – без вариантов. Впрочем, есть один вариант – тем, кто отречётся от Христа султан сохранит жизнь. Если хотя бы несколько храмовников примут ислам, для Саладина это будет куда больший праздник, чем сама победа.

– Ну щас, – буркнул Ариэль.

– Вот и братья так настроены.

Ариэль сел, прислонился спиной к скале и огляделся. Оказывается, болтали языками тут только они двое. В маленьком лагере пленных храмовников царило молчание. Это молчание было очень мирным, атмосферы нервного напряжения здесь совсем не чувствовалось. Одни лежали с закрытыми глазами, расположившись поудобнее, с тихими улыбками на губах, словно невинные дети в колыбелях. Другие сидели, сосредоточенно глядя перед собой, и на их лицах читалось искреннее сокрушение, как на исповеди, видимо, они каялись Богу в своих грехах. Другие молились, стоя на коленях лицом к востоку, и в их глазах, казалось, отражается Царство Небесное. Ариэль увидел рыцаря, который накануне сражения закопал в пустыне Крест Господень. Он и тогда говорил, что слышит ангельское пение, а сейчас он смотрел в небо на восток, и его лицо было совершенно счастливым, а губы беззвучно шевелились, словно теперь он уже подпевал ангелам. Ариэль понял, что находится в обществе самых счастливых людей на свете, его лицо просветлело, и он тоже почувствовал себя таким счастливым, как никогда. Они оставили за спиной все человеческие страсти, земные неурядицы теперь не имели для них никакого значения. Всё то зло, которого было немало в их жизни, осыпалось, как высохшая грязь, а души тихо и мирно светились. Ариэль явственно увидел перед собой оправдание земного бытия, оправдание боли и зла, через которые они всё-таки пробились сюда – на взлётную площадку в Небеса. Вот в чём цель и смысл жизни и высшая радость, ради которой стоило вытерпеть какое угодно зло. Их крестовый поход завершился величайшей победой, плоды которой пребудут в вечности. А что сейчас празднуют сарацины? Их победа – это пыль на ветру.

– Мне даже неловко находится в таком прекрасном и возвышенном сообществе воистину святых людей, – улыбнулся Ариэль, взглянув на Жана. – Всё-таки земная жизнь – непостижимая штука. Кто бы видел нас полдня назад – бесчеловечные мясники, ожесточённые убийцы, залитые кровью врагов, бездумные машины смерти, несущие только боль и страдания всем, кто встал на их пути. Мы ставили перед собой высокие цели, но ведь грешили-то мы гораздо больше других людей. Мы буквально купались во зле, как в родной для нас стихии. Почему же именно мы оказались сейчас ближе всех к Небу? Как так вышло, что именно для нас Христос стал дороже всего на свете? Иной торговец за всю свою жизнь никого не убьёт и боли никому не причинит, он занимается безобиднейшим делом, с милой улыбкой пересчитывает монеты, а в душе у него – помойка, и Христос для него ничего не значит. А мы всю жизнь купаемся в грязи, и наша греховность просто бьёт в нос своим мерзким запахом. Каким непостижимым образом наши души оказываются чище, чем души торгашей? Почему самые высокие идеалы находят свою обитель в среде именно тех людей, для которых зло – повседневность? Почему подлинное благородство души рождается именно среди тех, кто вынужден убивать? Почему Бог дарит мир носителям самого немирного ремесла?

– Потому, что они всегда готовы жертвовать собой, дорогой Ариэль. Наверное, поэтому.

Тут они неожиданно услышали звучный глубокий голос: «Прекрасные братья, прошу послушать меня». Рослый седой командор с лицом, иссечённым шрамами, встал перед всеми, видимо, желая сказать что-то очень важное:

– Не сомневаюсь, что все здесь готовы умереть за Христа. Не для того мы прошли через боль и страдания, чтобы отречься. Но не будьте слишком самонадеянными, братья. Мы ещё пока не на Небе. Мы только на пороге Неба. В последний момент душа может дрогнуть, ослабеть и уста помимо воли произнесут слова отречения. Так случается с гордецами, которые слишком уверены в своей твёрдости. Не думайте сейчас, что Господь даровал вам хорошую смерть. Этого ещё не произошло. Думайте о том, что Господь может вам её даровать, если вы будете всецело уповать на Него, не полагаясь на собственную твёрдость и храбрость. И не думайте, что мы заслужили хорошую смерть. Никто из нас, грешных рыцарей, хорошей смерти не заслужил. Но Господь всё жеможет нам её даровать, несмотря на наше недостоинство. Поэтому, братья, давайте все вместе дружно помолимся о том, чтобы Господь укрепил наши души.

Командор встал на колени лицом к востоку, все братья дружно с военной слаженностью последовали его примеру. Командор громко и отчётливо читал молитвы, братья шёпотом их повторяли. Командор называл грехи, которые могли быть свойственны храмовникам, и все вместе в них каялись, при этом каждый вспоминал что-то своё. Ариэль вспомнил своё самоуверенное «ну щас» и покаялся перед Богом в грехе гордыни.

Совместная предсмертная молитва храмовников была прекрасна – мужественная и бесхитростная, без тени фальши, она помогла всему боевому монастырю слиться в единую душу. Не сказать, что всем было одинаково легко. Рыцари вполне осознавали, что предстоит последний, самый важный шаг, и этот шаг будет трудным. Когда молитва закончилась, и все разошлись по своим местам, Ариэль заметил, что на лице одного совсем юного рыцаря отражается мучительная тревога. Он решил поддержать мальчишку, подсел к нему и просто спросил:

– Не хочется умирать?

– Совсем не хочется. Я ведь ещё и жить не начал, – честно ответил юноша, потупясь.

– Понимаю, – Ариэль постарался сказать это как можно доброжелательнее. – Жизнь – хорошая штука, и расставаться с ней трудно. Переход в другой мир – это так ответственно, что тут невозможно не боятся. Совсем не чувствуют страха смерти разве что святые, а мы ведь не святые. Но, поверь мне, в том, чтобы прожить на этой земле как можно дольше, нет никакой цели и никакого счастья. Господь всех нас послал в этот мир с заданием. Одни долго не могут его выполнить, поэтому и живут долго, может они не очень хорошо справляются, или задание у них большое и сложное. А другие выполняют своё задание ещё молодыми и уходят. Что тут плохого? Мне не хотелось бы жить долго, хотя, конечно, как Господь решит, но сегодня сам Господь предлагает всем нам переход в мир иной. Лично я этому рад.

– Извини, брат, но поверить в это трудно.

– Я скажу тебе то, во что будет ещё труднее поверить. Некоторое время назад мне предложили испить из чудесного источника. Тот, кто выпьет той воды, не умрёт в течение трёхсот лет. Я отказался.

– Кто ты, брат? – юноша с изумлением посмотрел на Ариэля.

– Рыцарь пресвитера Иоанна. Слышал про наше царство?

– Конечно, слышал, – изумление совершенно вытеснило из души юноши тревогу и страх. – Расскажи, как там всё у вас?

– В нашем царстве есть много такого, что показалось бы вам поразительным. Например, у подножия горы Олимп есть роща, где бьёт прозрачный ключ, вода которого источает ароматы всех специй на свете. Запах этой воды меняется каждый час. Если кто в течение трёх недель, соблюдая строгий пост и пребывая в молитве, троекратно отведает из этого источника, то никогда уже не будет страдать никакой болезнью и в течение всей жизни будет выглядеть так, словно ему 33 года.

– Должно быть, все подданные вашего царства испили из этого ключа?

– Некоторые испили, но далеко не все и даже не большинство.

– Но почему?!

– Мы понимаем, что Бог посылает нам болезни во благо, очень часто болеть куда полезнее, чем быть здоровым. Конечно, и лекарства от Бога, и этот источник Бог сотворил для людей, и в том, чтобы воспользоваться этим средством от болезней, нет ничего плохого. Христианин, однако, пытается понять, что будет полезнее для спасения его души – болезнь или исцеление? Это очень тонкий и сложный выбор, и делают его по-разному. Но ведь и вся жизнь человека – это постижение Божьей воли, попытка понять, что хочет Бог лично от меня, а хочет Он всегда того, что мне на благо, а мне, может быть, на благо болеть.

– А у нас к такому источнику ломанулись бы все без исключения люди из самых дальних пределов земли, а потом кто-нибудь захватил бы источник и поставил бы там целое войско для его охраны. И продавали бы эту воду за огромные деньги, и убивали бы друг друга за бутылку этой воды.

– А ты не наговариваешь на свой мир? Может быть и у вас люди по отношению к этому источнику вели бы себя по-разному?

– Может быть. Мы действительно иногда думаем о себе хуже, чем мы есть. Но расскажи ещё что-нибудь.

– В пределах царства, обращённых к югу, есть большой остров, на который Господь проливает дождём манну небесную, которой питаются местные жители, а другой пищи у них нет. Они не обрабатывают землю. Эта манна имеет такой же вкус, что и та, которую собирали сыны Израиля во время исхода. Островитяне не знают ни ненависти, ни зависти, никогда не ссорятся друг с другом. Все жители нашего царства очень дружелюбны по отношению к друг другу, но эти, наверное, самые дружелюбные. Они живут по 500 лет. Каждые 100 лет они омолаживаются, попив из источника, который у них на острове, эта вода освобождает их от бремени лет.

– А они допускают к этому источнику посторонних людей, приезжающих к ним на остров?

– Конечно, допускают. У них нет никаких причин сохранять эту воду только для себя.

– Как хорошо не знать зависти.

– Гораздо лучше, чем жить 500 лет.